О. Да, этого довольно, может быть, чтобы не попасть на каторгу, но не достаточно, чтобы достигнуть неба. Да, может быть, этого довольно в отношении к людям, но не достаточно в отношении к Богу, верховному Судии нашему.
Ты говоришь, что «достаточно быть честным человеком». Положим, что так. Но надо объясниться: скажи, пожалуйста, что ты понимаешь под словами честный человек ? Это выражение мне кажется слишком гибким, оно удобно подделывается ко всем вкусам.
Спроси, например, у этого молодого человека, можно ли с его испорченным нравом и беспорядочным поведением называться честным человеком? Он, конечно, ответит тебе, что шалости молодости не мешают нисколько быть честным человеком. А между тем оскорбленный муж, у которого он отнял семейное счастье, бедная мать, у которой погибла дочь, соблазненная им, думают, конечно, иначе.
Спроси у того алчного торговца, который подделывает свой товар, чтобы продавать его, как лучший. Спроси у ремесленника, который работает вдвое меньше, когда его начинают нанимать поденно, а не на заказ. Спроси у того хозяина, который пользуется бедностью своих работников, чтобы заставлять их трудиться выше сил и за самую малую плату. Спроси у них всех, могут ли они, при таких неправых действиях, считать себя честными людьми? И они ответят, что эти уловки доказывают только их умение соблюдать свою выгоду.
Спроси у растратчика, у пьяницы честные ли они люди? И от всех получишь утвердительный ответ.
Итак, по мнению всех этих людей, развратник, обманщик, ростовщик и тот, кто разорил свое семейство, может считаться честным человеком, если он не осужден законом, как осуждают воров и убийц.
Не находишь ли ты эти правила весьма удобными? Следовательно, тот, кто не подвергся уголовному суду, не даст отчет Богу за свои дела, которые причинили много бед ближнему?
Так вот какова религия честного человека! И это ты называешь лучшей и достаточной религией? Скажи, это ли ты имел в виду, утверждая свое мнение?
«Нет! возражаешь ты. Под словами «честный человек» я понимаю более, чем обычно полагают. Я называю честным человеком того, кто исполняет хорошо все свои обязанности, который делает добро и избегает зла ».
На это я отвечаю тебе утвердительно, что если ты считаешь себя таким, как объяснил, и достиг этого без помощи религии, то ты должен быть восьмым чудом света. Но не сердись, если скажу, что ты не таков, как говоришь.
Действительно, могу ли я поверить, чтобы у тебя не было страстей и худых наклонностей? Каждый человек имеет их, и очень много. Если ты, например, склонен к своеволию, к невоздержанности, к чувственным удовольствиям, кто же тебя удержит в пределах умеренности? Если ты расположен к жестокости, к лености, к гордости, кто тебя укротит? Кто удержит твою руку, обуздает твой язык? Голос рассудка, что ли? Но мы знаем, что может этот восхваляемый рассудок, когда он в борьбе с сильной страстью! Итак, что же, кроме страха Божия, может дать тебе силу побеждать самого себя? Мы видим, что всех человеческих законов и казней недостаточно, чтобы удержать человека от преступления; а сколько же сверх того есть зла, недоступного правосудию человеческому?
Одна Православная вера может обуздать порывы наших страстей. Без ее могущественной помощи мы не можем быть постоянно верны всем трудным обязанностям, исполнение которых и составляет отличительное свойство истинно честного человека. Без веры Православной мы не можем исполнять долг с тем прямодушием, которое есть признак высокого нравственного достоинства.
Если даже христиане самые добродетельные, несмотря на большую силу, которую черпают в вере, нарушают иногда свои обязанности так велика слабость человеческая! то как же ты, лишенный этой благодатной помощи, этой крепкой узды, ты, оставленный на произвол естественных наклонностей, подверженный бесчисленным соблазнам мирской жизни, как можешь надеяться, что останешься всегда верен долгу?
Итак, смело утверждаю, что тот, кто, не будучи христианином, считает себя честным человеком в обширном смысле, нами указанном, тот грубо обманывает себя или говорит недобросовестно.
Но я иду еще далее. Если бы даже я видел, что ты исполняешь в точности свои обязанности гражданина, отца, супруга, сына, друга, одним словом, весь долг честного, по мнению общества, человека, я и тогда сказал бы тебе, что этого недостаточно!
Нет, этого не достаточно! А почему? Потому, что есть Бог, живущий на небесах, который создал тебя, хранит тебя, призывает к Себе, Который дал тебе Закон. Потому, что ты имеешь по отношению к Богу обязанности поклоняться Ему, благодарить Его, молиться Ему, и эти обязанности столь же неоспоримы и еще необходимее, чем обязанности к ближнему.
Может ли неблагодарный сказать тебе по совести: «Я добр, мне не в чем упрекнуть себя»? Конечно нет! А ты неблагодарный, если забываешь Бога, хотя бы мир признавал тебя честным человеком! Бог есть Отец твой Небесный, ты от Него получил бытие, разум, нравственное достоинство, здоровье, все блага. Он создал мир для тебя, для твоей пользы и удовольствия. Он готовит тебе на небе неизреченное блаженство. Он твой Господь и Владыка. Он благословляет тебя, прощает, любит, Он ждет тебя!
А ты, чем воздаешь ему за все? Какой любовью, каким благоговением? Ты хладнокровно усваиваешь себе все предлоги, изобретенные Его врагами, чтобы освободить себя от служения Ему! Ты осыпаешь насмешками, презрением, ругательствами все, что относится к богослужению! Ты не молишься Ему, не поклоняешься Ему, не благодаришь Его! Ты издеваешься над верой в слово Его, над исполнением Его священного Закона!
Неблагодарный! И ты говоришь, что тебе не в чем упрекнуть себя? Что ты исполняешь все свои обязанности?
Перестань обольщаться! К чему обманывать себя? К чему скрывать свою виновность?
Сознаемся лучше, что подвиг христианской веры, то есть истинного долга, устрашил нас, и, чтобы не утруждать себя, мы придумали эту религию честного человека. Она изобретена для того, чтобы и в глазах общества, и в наших собственных, прикрывать наши слабости.
Глава 8
В. Есть много умных и ученых людей, которые не верят христианской религии.
О. Что же из этого заключить можно, как не то, что недостаточно одной светской учености и остроты ума, чтобы получить от Бога дар веры, но что надо, сверх того, иметь сердце правое, чистое, смиренное, готовое на все жертвы, которых потребует познание истины.
А этого-то и недостает тем немногим ученым, которые не признают христианской религии: потому что они, первое либо холодны и не сведущи в Законе Божием и, погруженные в свои изыскания математические, физические и прочие, не думают о Боге и спасении души своей. В таком случае не удивительно, что они ничего не смыслят в религии, потому что в отношении к ней они невежды, почему и суждения их о предмете, неизученном ими, не имеют никакого веса. Либо второе, что случается чаще, они люди горделивые, которые позволяют себе высокомерно судить о делах Божиих, дерзают препираться как бы на правах совершенного равенства с Ним, измерять Его премудрое слово мерилом слабого человеческого разума. Гордость есть самое глубокое и гибельное зло! Потому-то они праведно отвергнуты, как дерзновенные, преданы на волю ослепленного разума своего и лишены познания истины, которая открывается сердцам смиренным, ищущим ее в правоте. Господь не любит, чтобы возмущались против Его непреложной истины!
Либо третье эти высокомерные мудрецы одержимы преступными страстями, от которых не хотят освободиться, а зная, что эти страсти несовместимы с христианской верой, они отвергают ее, как укор их безнравственности.
Впрочем, надо бы заметить, что число неверующих ученых очень мало́ в сравнении с великими гениями, которые славились истинной мудростью и благочестием, и если взять труд взвесить силу и число свидетельств с той и другой стороны, то всякое сомнение исчезнет.
Можно утвердительно сказать, что в течение 20 веков, среди знаменитых ученых людей каждого столетия, едва придется один неверующий на двадцать верующих.
И из этого малого числа неверующих, можно смело утверждать, большая часть была неискренна в своем неверии, что доказывают все те, которые в час опасности или смерти укрывались под кровом той религии, которую они так долго хулили. Таких было много из Вольтеровой5 школы, и между прочими: Монтескье, Бюффон, Лагарп и другие.
Да и сам Вольтер, заболев в Париже, призывал священника за месяц до своей смерти, но, когда опасность миновала, в нем исчез и страх Божий. Когда же наступил последний час болезни, друзья нечестивца сбежались к его смертному одру Врач его, как очевидец, свидетельствует, что Вольтер просил причастия, но на этот раз напрасно. Ученики не допустили священника к умирающему, который кончил свою жизнь в страшном отчаянии!6