Ил. 3.3. Молодая женщина получает химиотерапию
Но в большинстве случаев добровольное удаление волос имеет менее драматичный характер. За закрытой дверью ванной комнаты, в кресле парикмахера или в процедурных кабинетах салона красоты регулярные практики ухода за собой поддерживают самооценку, а не резко ее понижают. Депиляция в этих случаях включает в себя сложные компромиссы между личными предпочтениями, социальными нормами и материальными условиями, хотя результаты примирения подобных противоречий кажутся настолько «естественными», что редко вызывают вопросы. В оставшейся части главы мы обратимся к истории удаления волос с лица и тела, рассматривая сначала мужчин, а затем женщин.
Ухоженные мужчины17 сентября 1666 года Сэмюэль Пипс (ил. 3.4) описал в своем дневнике чувство облегчения, которое он испытал, избавившись от своей щетины: «Поднялся рано утром и побрил свою недельную поросль; Господь всемогущий, как уродлив я был вчера и как прекрасен сегодня»[213]. Простая дневниковая запись Пипса служит нам напоминанием о значимости бритья: как единичного действия, способного изменить самоощущение индивида, так и накапливаемых эффектов этой практики, формирующей нормативное понимание того, как человек должен выглядеть и вести себя. В отличие от XVI и начала XVII века, когда бороды считались признаком зрелой мужественности, к 1660м годам, когда Пипс вел свой дневник, нормой для мужчин стал гладко выбритый подбородок[214]. Этот идеал оказался весьма живучим, прерывавшимся только отступив в тень лишь на отрезке Викторианской эпохи с середины XIX века, когда усы и бороды на лицах мужчин были яркой приметой времени. Поэтому, по словам исследователя Дина Октобера, в течение последних трехсот лет «повторение ритуала бритья делает его важной площадкой для культурного производства мужественности»[215].
Хотя удаление волос на лице было и остается важной частью заботы мужчин о своем внешнем виде, исторически трудности, связанные с этой практикой, означали, что она представляла собой непреходящую и не разрешимую до конца проблему. Начнем с Пипса: в его дневнике мы находим упоминание о трудностях, с которыми он столкнулся, пытаясь справиться с щетиной. Первоначально он пользовался услугами цирюльника, но затем, в мае 1662 года, он начал использовать пемзу, чтобы соскоблить отрастающие усы. Он счел этот способ удаления волос «очень легким, быстрым и аккуратным» оценка, которая предполагает, что ему было с чем сравнивать и что процесс бритья для него порой оказывался трудным, медленным и неопрятным. Он решил продолжать использовать пемзу[216]. Этот способ депиляции с помощью абразива имеет долгую историю, его применяли еще древние греки и римляне, и в 1956 году он по-прежнему рекомендовался авторами сборника «Фармацевтические рецепты» (Pharmaceutical Formulas), который в то время был стандартным справочником для фармацевтов и аптекарей[217]. Описание этой техники заимствовано из руководства по удалению волос XIX века, написанного хирургом и специалистом по коже, который советует сначала смазывать кожу, чтобы смягчить ее, а затем, используя небольшие кусочки пемзы, слегка растянуть кожу и «легкой рукой» продвигаться возвратно-поступательными движениями против направления роста волос. Однако он предупреждает, что следует остановиться, как только волосы сотрутся достаточно коротко, и что на нежной коже вокруг рта пемза «способна вызвать ссадины»[218].
Ил. 3.4. Портрет Сэмюэля Пипса. 1666
У Пипса не было подобного руководства для самостоятельного обучения; вместо этого пользоваться пемзой для удаления волос на лице его научил старший товарищ, мистер Марш, кладовщик артиллерийского склада, с которым Пипс общался по долгу службы. Сотрудник администрации военно-морского флота, Пипс находился в Портсмуте по делам Адмиралтейства, когда Марш показал ему, что делать: вероятно, Пипс искал цирюльника или они болтали о том, как нелегко удачно побриться. Тот факт, что Пипс был впечатлен методом пемзы, не вызывает сомнений, и он, должно быть, решил опробовать его самостоятельно. Он был настолько поражен легкостью и скоростью бритья пемзой, что импульсивно сбрил усы: «Теперь своей пемзой я могу обработать все лицо так, как раньше я брил подбородок, и таким образом сэкономить время я нахожу этот способ очень простым и утонченным»[219]. Несмотря на столь многообещающее начало, пемза не стала окончательным решением проблемы. Возможно, Пипс слишком усердствовал при использовании пемзы или обнаружил, что она действительно раздражает чувствительную кожу вокруг рта, как впоследствии предупреждало руководство XIX века. По какой бы то ни было причине, через четыре месяца Пипс снова обратился к услугам цирюльника, хотя, по-видимому, он был готов вновь воспользоваться пемзой «там, где я не смогу найти цирюльника»[220].
Однако шестнадцать месяцев спустя, в январе 1664 года, Пипс снова отважился на эксперимент. На этот раз он перестал пользоваться услугами цирюльника и вместо этого начал бриться сам. «Этим утром я начал практику, которую, как мне кажется, судя по той легкости, с которой я это делаю, я продолжу, что сэкономит мне деньги и время, а именно приведение себя в порядок посредством бритвы, что очень меня радует»[221]. Пипс описал преимущества своего нового метода депиляции, оперируя теми же идеями простоты, удобства и экономии времени, а также прибавил соображения о стоимости. Однако, и у этого способа быстро обнаружились недостатки, и через несколько дней он написал, что дважды порезался, в чем он винил притупленность бритвы[222]. Это напоминает нам о том, что для бритья требовался набор специальных навыков и дополнительного оборудования. Во-первых, бритва должна была быть острой: за ней ухаживали как с помощью регулярного использования ремня для правки бритв (полоски кожи, по которой водили бритвой, чтобы заточить ее край), так и изредка затачивая или перетачивая лезвие[223]. Также для этого требовалось мыло, помазок, полотенца (которые, в свою очередь, необходимо было регулярно стирать), зеркало и горячая вода. Потребность в горячей воде означала, что и летом, и зимой нужно было не только принести воды, но также сложить, запалить и поддерживать огонь в очаге, чтобы ее подогреть. Таким образом, бритье было практикой, требовавшей активного поддержания принадлежностей и инструментов в рабочем состоянии, а также пополнения запасов расходных материалов. Меньше чем через два года Пипс снова стал регулярно прибегать к услугам цирюльника.
Джеймс Вудфорд (17401803), сельский пастор, писавший свои дневники в течение второй половины XVIII века, подобно Пипсу то брился сам, то пользовался услугами профессионального мастера. Он описывал, как покупал новые бритвы, а также приобретал такие расходные материалы, как мыло, помазки, пудру после бритья и оселок (точильный камень для заточки лезвий). Хотя периодически он делал записи о том, что отдавал свои старые бритвы на заточку и правку точильщику или ножовщику, а в перерывах использовал ремень для правки бритв. В дневниковой записи-напоминании от 17 марта 1769 года он отмечал: «Сегодня утром, когда я собирался побриться как обычно по воскресеньям, моя бритва сломалась у меня в руках, пока я точил ее с помощью ремня без всякого нажима». Он добавлял, и в этом заключался весь смысл напоминания: «Пусть это навсегда останется мне уроком, чтобы я не брился в день Господень и не совершал никакой другой работы, чтобы не осквернять его pro futuro [в будущем]»[224]. Здесь Вудфорд отсылает к продолжительному запрету на бритье по воскресеньям, которому неоднократно пытались придать законную силу государственные власти, гильдии и приходы. Впрочем, этот запрет в большей мере известен случаями его нарушения, чем соблюдения. Неудивительно, что, будучи священнослужителем, Вудфорд чувствовал себя обязанным добросовестно его придерживаться. Для нас важным аспектом запрета на бритье и неспокойной совести Вудфорда является то, что бритье действительно считалось работой: оно требовало времени и усилий. Уход за мужским телом это труд.
Ил. 3.5. Портрет Джонатана Свифта. 17091710
Нашим наблюдениям над тем, как Пипс и Вудфорд делают все возможное, чтобы облегчить себе неприятную рутинную процедуру, вторят заметки писателя и священнослужителя Джонатана Свифта (16671745; ил. 3.5), сделанные им в 1710х годах. В «дни бритья», как он их называл, Свифт неоднократно упоминал, как много времени требует это занятие и что ему приходится учитывать это, чтобы вписать бритье в свой утренний график, иначе он рисковал опоздать в этот день по делам[225]. Так же как Пипс, он был знаком с проблемой некачественного лезвия бритвы. «Эти бритвы будут для меня настоящим сокровищем», писал Свифт с признательностью своему другу Чарльзу Форду. Он прибавлял: «Из-за недостатка хороших лезвий один час из сорока восьми я провожу из рук вон плохо»[226]. Эта простая ремарка указывает сразу на несколько фактов. Во-первых, она показывает, что Свифт брился раз в двое суток; во-вторых, она сообщает время, которое уходило на выполнение этой задачи; в-третьих, она подтверждает предположение, что уход за собой среди мужчин мог становиться основой дружеских отношений, подразумевая обмен предметами, советами и байками. Схожим образом и Джеймс Вудфорд участвовал в неформальной экономике обмена со своими сверстниками во время учебы в Оксфордском университете. Однажды он обменял тесьму со своей шляпы на «очень аккуратную бритву»[227].