6 ЛИТО - Коллектив авторов 8 стр.

Колючий волчец, полынь, лебеда

Она красива?
Нет
Она прекрасна?
Да!
Цветут в её стране
полынь и лебеда.

Там камышовых глаз
качает ветер взор,
где холод, серебрясь,
стоит перед грозой.

Там облетает снег
с деревьев  не листва
Она красива?
Нет
Она прекрасна!
Да!

Она вас любит?
Нет
Она любима?
Да!
Щёк смугловатый снег
краснеет, как листва.

Неяркий тонкий рот
улыбчивее роз.
Как галочье перо,
блестит огонь волос.

Цветут гвоздик нежней
полынь и лебеда.
Она вас любит?
Нет!
Она прекрасна?
Да!

Вы все ещё в седле, мой генерал?
Что скажете? Мы празднуем столетье,
очередное; в вашу честь парад
на площади, фанфары и молебен.

Потом предполагается салют,
в час ночи гром курантов и гулянье.
Мы сбросились всем штабом по рублю,
ну те, кого ещё не расстреляли.

Отметим вашу дату по-людски.
Домой вернёмся датыми со службы.
Да, хорошо бы войску выдать спирт,
мы знаем, что им большего не нужно.

Отечества спаситель и отец,
«разжалованный» мною в генералы
(ха-ха!) мне стоит только захотеть 
на юбилее вовсе вас не станет.

И всё-таки вы всё ещё в седле,
меняете обличия и речи:
то князь, то старец в рясе до колен,
то женщина, то фраер в медном френче.

Что скажете бойцам, мой генерал?
Изволите ли подданных заметить?
Нужны солдаты, чтобы умирать,
вас прославляя криками и смертью.

Что ляпнете? Всё то же, что всегда,
в теченье всей истории планеты,
что слыхивал от Каина Адам,
что повторял не раз великий Ленин?

Династию Рамзесов или Цин
предложите нам в качестве свободы,
Имама, Далай-ламу вознести
прикажете как истинного бога?

Не лучше ли Перуна, генерал?!
Великий Пётр морем не гнушался.
Держава наша  флагманский корабль.
Мой адмирал, ещё вы у штурвала?

Жестокий ветер. Ветер перемен
швыряет градом, твёрдым и холодным,
в прохожих, кто укрыться не сумел
под крыши, транспаранты и полотна.

Ломает ветки, кроны шелушит,
и гонит шквалом старые газеты.
Жестокий ветер, ветер без души.
И люди ищут норки и лазейки.

Коробки, скорлупа и кожура
волной летят, вскипела мостовая.
Стою один под ветром, как дурак,
и заслонить лица не успеваю.

Вокруг шумит, автобусы идут,
гремят по жести градины тугие.
Трещит стекло, стволы скрипят в саду,
стоят безмолвно мёртвые богини.

Жестокий ветер. Ливень. Наворот.
Вокруг на целый мир  ни человека.
Я не решусь  назад идти, вперёд,
правее или, может быть, левее.

Жестокий ветер. Улица. Июнь.
Все запахи густы и ядовиты.
Колокола то плачут, то поют.
Сквозь шторы ливня ничего не видно.

С тобой просыпаться, как в тихом осеннем саду,
зарывшись лицом в краснотала вишнёвую ветвь;
лукаво и нежно на прутики лёгкие дуть,
на веки твои, как на бабочек чутких, смотреть

чтоб крылышки их шевелились и солнечный луч,
как листик упавший, краснел у тебя на щеке,
чтоб бархатный воздух был влажен и сладко тягуч
и ласковый ветер спокойно над нами шумел,

чтоб ты улыбалась, глаза распахнув широко,
и тайна светилась рассветными звёздами в них,
и чтоб, раздвигая туман одеяла рукой,
тебя целовал я, как ветку к губам наклонив,

чтоб сердце щемило от радостной связи с тобой,
от щебета птиц, от журчанья проточной воды,
от крепкого кофе, от найденных ночью стихов,
от мыслей, что надо на время опять уходить,

с тобой просыпаться, как в тихом осеннем саду,
с тобой засыпать под доверчивый шёпот дождя
и знать, что ты рядом, ты будешь, когда я приду,
и знать, что ты будешь, в обыденный мир уходя.

У берегов Английского пруда
На бликах солнечных покачивались лодки,
Ласкал портвейн студенческие глотки.
Мы были молоды и счастливы тогда.

На берегах Английского пруда
Теперь дорожки строги и линейны,
Сирень сиренева, а лилия лилейна,
Не рвать, не мять, не заходить туда.

По берегам Английского пруда
Траву равняют аккуратной грядкой,
Так и у нас по строгому порядку
Разложены десятками года.

В каких морях сегодня та вода?
И лодки те в каком уснули месте?
Какая разница, когда мы снова вместе
На берегах Английского пруда.

Заиграло, загуляло Рождество:
Белой скатертью похрустывает стол,
Ель в шарах, как на параде генерал,
В нетерпении подарки: не пора ль?
Загустела синева на небесах,
Опустила я печальные глаза:
Мой любимый на другом краю земли,
И бокал его шампанским не налит,
О его щеке грустит моя щека
В Рождество.
Как тянет холодом в рукав

Вот и лето пролетело,
Проскакало, просвистело,
И песком прошелестело,
И волною протекло.

В сотый день с начала мая
Некто, губы поджимая,
Процедил, часы снимая,
«Ваше лето истекло».

Да. Оно качелью пело,
В небо, ухая, летело,
Кувыркалось, как хотело!
Пролетело  что за дело!
Хорошо  не проползло.

Сергею Степанову, 2007, декабрь

Утро, вечер, понедельник,
Лето, Новый год.
От недели до недели
Стрелки жизни, что поделать,
Ускоряют ход.

Ты еще не стар, конечно,
Что там говорить,
Но уже ведешь поспешно
Счет на декабри.

Щелкнут счеты,
Спросят: «Кто ты?»
Годы у дверей.
Ты ответишь: «Я и рота.
Рота декабрей».

Нарисуй картину 
Чтобы пахло морозом,
Чтобы кололись иголки
Синих еловых лап.
Нарисуй картину,
Чтобы небо беззвёздное
Осветилось тысячью
Маленьких ламп.
Нарисуй картину 
Чтобы в синий вечер
Затаили дыханье
Двое в трепетный час.
Нарисуй картину,
Чтобы верилось в вечность,
Чтобы знать, что счастье 
Это сейчас.

Наступает синий вечер,
Синий-синий,
Но сначала голубой.
Там осина сине стынет,
Так бы стынуть нам с тобой.
Так бы стынуть,
или сгинуть,
иль пропасть 
Чтобы вечер.
Чтобы синий.
Чтобы всласть!

Пролетает над городом спящим
В тихих сумерках Баба-яга,
В своей ступе устало сидящая,
Повидавшая виды карга.

Ступа низко летит  перегружена:
Под скамейкой Брокгауз и Эфрон.
Вот, моторчиком старым разбужена,
Вдруг раскаркалась стая ворон.

И профессор из дома престижного
Пробудился, тот крик услыхав,
И волненье почувствовав книжное,
Устремился проверить свой шкаф.

Ах ты, старый профессор, растяпа!
Ах ты, старый профессор, ворона!
Побывала в шкафу чья-то лапа 
Ни Брокгауза тебе, ни Эфрона.

Из твоей теперь энциклопедии,
Что была так тебе дорога,
Извлекать будет разные сведения
Любопытная Баба-яга.

А я остался седым одуванчиком,
Долгих лет мне своих не считать,
И на плюшевом старом диванчике
Мне осталось сидеть да лежать

Ох, прилягу, свернусь я калачиком,
Плед накину я ветхий и рваненький
Да припомню, как прежде я мальчиком
Убегал из дому я раненько.

Я на речку бегу, а за речкой той,
Что не помню, как называется,
Там, за лёгкой волной, за холодной водой,
Солнце дымное поднимается.

Холодна вода, неуютно мне,
Старый плед дырявый не будет греть,
Да и к солнцу мне в том последнем сне
Нет подняться сил, да всё не взлететь.

Вот и жизнь прошла, как мелькнула тень,
Словно вовсе я и не жил.
Это, верно, сон, что я в жаркий день
Молоко холодное пил?