Фирс
А я остался седым одуванчиком,
Долгих лет мне своих не считать,
И на плюшевом старом диванчике
Мне осталось сидеть да лежать
Ох, прилягу, свернусь я калачиком,
Плед накину я ветхий и рваненький
Да припомню, как прежде я мальчиком
Убегал из дому я раненько.
Я на речку бегу, а за речкой той,
Что не помню, как называется,
Там, за лёгкой волной, за холодной водой,
Солнце дымное поднимается.
Холодна вода, неуютно мне,
Старый плед дырявый не будет греть,
Да и к солнцу мне в том последнем сне
Нет подняться сил, да всё не взлететь.
Вот и жизнь прошла, как мелькнула тень,
Словно вовсе я и не жил.
Это, верно, сон, что я в жаркий день
Молоко холодное пил?
Российское
Сидит мужик на берегу
В российском размышлении,
А я в реке и не могу
Я справиться с течением.
Вот он зевнул и отхлебнул
Глоток хмельного зелия,
А я уже почти тонул,
Держался еле-еле я.
Кричу, хватая воздух ртом,
Хрипя от безнадежности.
Но, осеня себя крестом,
Сидит он в безмятежности.
И смотрит на меня в упор
Детина обалдуева.
А я плыву, как тот топор
Из города Кукуева.
О себе
А прикинусь я грязным пляжиком
С туристическим мусорком,
С жирно-скомканными бумажками,
С покосившимся старым грибком.
И пускай меня топчут пятками,
Мой заплёванный жёсткий песок
Покрывают цветастыми тряпками
Те, кто в Сочи поехать не смог.
Это странное ощущение
В мире радостном, поднебесном,
В своём пляжном оцепенении
Быть сыпучим и бессловесным
Сон
Как мучают меня
Эти лестничные пролёты,
Обрывающиеся внезапно
И ведущие в никуда
И обломанные перила,
И странные двери,
За которыми нету квартир,
И такая же прочая, казалось бы, ерунда.
Но бывает и хуже лишь след на стене,
А лестницы нету,
Так, иногда,
Оставшиеся две-три ступеньки
На арматуре железной висят.
И куда, неизвестно,
Опять-таки двери.
Однако же надо пройти,
Хотелось бы также понять:
Зачем такое сосущее чувство утраты
И откуда
Такое безмерное чувство потери?
Лэти
Там, где ветер на Карповке встречный,
Мне так весело снова идти.
Я опять молодой и беспечный,
И опять я шагаю в ЛЭТИ.
Там, где бродит технический гений,
Где науки высокий полёт,
Череда молодых поколений
Рвётся творческой мыслью вперёд.
Там во мраке пустых коридоров
Ночью ходит профессор Попов,
Отголоскам студенческих споров
Он внимает с улыбкой, без слов
Теорвер изучая и ТОЭ,
Напрягая и зренье, и слух,
Мы росли, узнавая ТАКОЕ,
Что возвысились разум и дух.
Там, где юность моя пролетела,
Снова молодость чья-то летит,
Потому что хорошее дело,
Если жизнь начинаешь с ЛЭТИ!
Татьяна Захарченко
Учится в СПбГЭТУ «ЛЭТИ». Победитель конкурса «Заветная лира». Публиковала стихи в изданиях ЛИТО ЛЭТИ. Автор книги стихов «Утро внутри» (2011).
* * *Как спят ночные города
На лужах капельки бензина,
Им так легко невыносимо,
Что не подумать никогда.
На окнах шторы: в темноте
Как будто дышится иначе
И каждый шорох что-то значит,
И знаки видятся везде.
Как спят ночные города?
Надвинув треуголки лета,
Тревожат путников-поэтов,
Их манят вечно. Но куда?
Как спит холодная вода
С рассветным самым первым блеском
Наивно, будто бы по-детски,
С лукавой складочкой у рта.
Как спят летящие мосты
И не боятся окунуться
Ни в отраженье этих улиц,
Ни в отзвук синей темноты.
Как спят ночные города?
Коленки подтянув соборов,
Дыша ветрами родом с моря
И смотрят сказки про себя.
В первом абзаце какой-то старинной повести,
Где герой пропал без вести, новости
Неутешительны во всех отношениях,
Сокрушительны, как перелом со смещением.
Дама, закрыв лицо руками, роняет
Письмо, бледнеет. И никакая
Из сил уже не может привести ее
В состояние равновесия.
Она за время безвестия
Была уже почти готова к новости,
Которая обрушилась в первом абзаце повести
На плечи ей. Ведь герой пропал без вести
Где-то на юге, возле той крепости
Вы о ней слышали Что-то восточное.
Новости сыплются, как многоточия,
Но для кого-то они как точка,
Как выстрел,
Японская капля,
Последняя. За каждой строчкой
Такого послания
Немое прощание.
И чей-то вскрик.
Причастие сродни расстрелу:
Когда ты один перед всеми,
Глаза в глаза.
Подставивший сердце, подставивший темя
Для пули или креста.
И дрогнет безвольно тело
От выстрела или слов.
К причастию, как к расстрелу,
Готов.
Снится, будто я могу тебе написать.
Абонент доступен, полет нормальный.
На одно мгновение лишь присядь,
Поболтай со мной не о страшных тайнах
О котах, о мальчиках, обо всем,
Что всегда любила и так же любишь
Посиди немножко со мной вдвоем
Здесь, среди живых, не сносивших рубищ,
Не узнавших, как это умирать,
Когда тебе двадцать и ты, влюбленный,
Обречен на капельницы, кровать,
И вовеки каменные только клены.
Ксения Буржская
Ксения Буржская
Родилась в Ленинграде, живет в Москве. Окончила СПбГЭТУ «ЛЭТИ». Ей всегда будет 19; для нее самое красивое в городе башенные краны; утро самое удивительное время, но она обычно спит; коллекция, которую она собирает, книги; в работе она верхняя-верхняя; исповедует культ клоуна и декламирует «Письмо генералу Z»; качественно любит.
Октябрь
Октябрь и вещи уже на балконе совсем не сохнут;
время кольцует, смеется, делает нас большими,
и снова такая осень, что проще сдохнуть,
чем отпустить со словами «но ты пиши мне».
Но ты пиши мне.
Я буду фоток твоих охранником или вором,
маячить по холоду нашей любимой Бронной
и пальцами помнить пульс в углубленье горла
и то, что деревья ночные становятся морем.
Становятся морем
на стенах, подушке и тихих спинах,
Мосгаз с Мосэнерго дадут нам угля согреться,
какая холодная будет зима, мне уже противно,
какая дурацкая будет весна, мне уже не спеться,
не спеться
ни с кем, как с тобой. И приходит нежить,
«останься со мной» это тоже совсем из тех
романов, где по страницам немым кортежем
шатаются фразы вроде бабочек в животе.
Бабочек в животах
не бывает. Там бьются вены, качаются лейкоциты,
стучит наковальня желудка, скрипит напалмом.
Я знала: мои ладони полны магнитом,
а ты железом. И нас срывает, и прямо на пол.
И прямо на пол
все падает с гулким грохотом, скрипом, лостом.
Проверь меня временем, медными трубами, долгим стажем,
на прочность и верность, на соответствие разным ГОСТам,
поверь мне, что так еще не было. Так же страшно.
Во Франции говорят, у каждой женщины должно быть
опасное черное платье,
узкие запястья, выгоревшие волосы.
Говорят, у каждой должен быть муж, чтобы врать ему,
в руках платина, и бронза в голосе.
Во Франции говорят: у тебя что, нет любовника?
(следует переводить: ты что, никого не любишь?)
Во Франции женщины челку стригут так ровно,
чтобы она равнялась с линией железных крыш.
Во Франции говорят: ври, пока есть о чем,
оставляй чаевые, гони на последние в Ниццу.
Они улыбаются, щурятся до морщин и солнце тут
ни при чем,
просто им нравится чувствовать мышцы.
Имя твое впечаталось в губы
Фатально.
Шепчу его даже во сне
В два удара по нёбу.
Сжимаю и пальцы, и зубы,
Чтобы не плакать.
Когда ты навстречу,
Сердце ломает рёбра.
Но чувствую прочно:
Я не имею права
Врываться в твоё сознание.
В кожу. В график.
Как только признаюсь
Ты подаришь мне барабан,
Чтобы я колонну возглавила
Идущих на фиг.
Вечера в театральных пабах.
Швыряю грог в больное горло,
Словно это люголь.
Французский мужчина
С манерами изящной фабулы
Для киноромана
Поправляет гольфы.
Мальчишка дышит руками,
Извлекая из мехов аккордеонных
Всю соль и сладость.
Я люблю тебя за ночь до встречи,
Потому что она-таки будет.
Такая радость:
Твоим «рядом» измучить зрачки
До потери билета на поезд.
Я не хочу уезжать,
К вечеру потеплело и снежило.
После
Французский бармен учтиво предложит
Все самолеты, маршрутки и корабли,
А я промолчу мои губы свело восторгом
От мысли, что знаю цвет твоего шабли
что в твоих руках такое, чего нет в других,
чему подчиняются пуговицы и рули,
чем ты таким ворочаешь в моей груди
черные несгораемые угли?
что в твоем взгляде, откуда искры летят,
и как мое сердце закрыто тобой в блокпост,
и как ты внутри меня поместилась вся
во весь человеческий рост?
что ты там делаешь, мне проще с ума сойти,
что все перепонки зажало между костями,
не иначе, как хочешь вон из меня уйти,
путь прокладывая локтями.
что ты сказала, или не было ничего,
почему мой врач не пришел за меня болеть,
под глазами протерлось розовое сукно,
а могло бы и заржаветь.
я не вижу полной картины, одни мазки,
все расстроено и разрушено, коротит,
просто приди, подуй на мои виски,
там уже горит.
а любовь оказалась не опухоль, но киста
умереть от нее не решилась, лечить достало.
по каким-то однако неведомым мне местам
время чего-то по-своему здесь расставило.
и не видно края этому небытью, и мрак
окружает меня, раскалывает до бела,
но, увы, я собака, меня натаскали так,
и я за косяк цепляюсь, чтобы не прогнала.
и мои вторженья подобны насилию и грабежу,
так и живу по инерции рядом и не по средствам,
а что до соитий так я ежедневно в нее вхожу
каждым своим идиотским текстом.