Мой брат погиб в Афганистане
Мой брат погиб в Афганистане
Где он и не был никогда.
С аванса в водочном дурмане
Он вновь и вновь летал туда
На оглушительной вертушке,
Сжимая жаркий автомат,
И спирту был из мятой кружки,
Из алюминиевой, рад.
Мой брат погиб в Афганистане
В жару и гибельный мороз
Он явь в отчаянном обмане
Сшивал струями мутных слёз
И врал о небе Кандагара
И тайной миссии своей,
О вкусе горького угара
На веках раненых друзей.
От света выцветшею бровью
Он боль к закату прижимал
И рисовал текущей кровью
На горизонте контур скал.
Мой брат погиб в Афганистане
Я не сумел его спасти
Ни на такси к жене Татьяне
Кривого насмерть увезти,
Ни в Пасху на богослуженье,
Ни в воскресенья летний лес,
Какое, на фиг, тут спасенье,
Ведь он в такую даль залез!
Сквозит по дому
Сквозит по дому дмухановский
И шепчет в правое плечо
По-русски, польски и литовски:
«Ничё-ничё, ничё-ничё»
А мы себе простого просим
Жилья, одежды и еды,
И чтоб зима сменила осень
Огнём небесной череды,
И чтобы мама не болела,
И чтобы папа в Небесах
А то на что дано нам тело,
Душе внушающее страх?
И вся затея, вся природа?
Зачем так трудно сведены
Частицы в атом водорода,
Часы в годину старины?
Что станет ужасу затвором
И смыслу нижнею плитой,
Когда не Бог за разговором
И не твердыня под пятой?
Шестидесятые
Девчонок выносят со сцены,
А Леннон поёт и поёт.
На сцене же обыкновенный
В утробе столетия год,
Какой-нибудь, скажем, четвёртый,
Лет двадцать, как нету войны,
И воздух, зловонием спёртый,
Снесло в океан тишины.
Девчонок выносят со сцены,
И падают туфельки с ног
Мадрида, Парижа и Вены
В кочующий Лондонский смог,
Орут и визжат не от боли,
И слёзы текут по щекам
По собственной влюбчивой воле
И прочим таким пустякам
Ни Сталина нет, ни нацистов,
Европа взошла из трущоб;
По-клоунски как-то неистов,
Не так уж и страшен Хрущёв.
Всё больше летит легковушек
По бархатным лентам шоссе,
Всё чаще красивых старушек
На взлётной видать полосе.
Грядут и грядут перемены,
Бикини, болонья вразлёт
Девчонок выносят со сцены,
А Леннон поёт и поёт.
Предчувствие снега
Предчувствие снега и ночи другiя,
Дрожащая влага на чёрных ветвях
Под утро зубами в плечо невралгия.
Спасибо, не в сердце. Добро, хоть не в пах.
Предчувствием снега до ласковой дрожи,
До смертного страха в слабеющий стон
Сегодня, как пить дать, любой изнеможен
И за руку в варежке ватной сведён.
Предчувствию снега, которым состарен
До грязно-серебряной всяк седины,
Я даже наверно во сне благодарен
За лету конец и забвенье весны
За холод сухой и разборчивый иней,
За изморозь в каждом изгибе листа,
За свет ослепительно краткий и линий
Железную твёрдость на вые моста.
За всё, что стремительно, всё, что преложно,
Сводимо, вращаясь, до тоненьких йот,
За всё, что вчера ещё было возможно,
И вот неизбежно, и ясно вот-вот.
Красный, оранжевый, жёлтый
Мне нравится вид из окна
Под снегом плетёные ветки,
И улица утром видна,
Как птица в нечищеной клетке.
Огонь заявила зима,
Собака согрелась не лает,
И каждый охотник желает
В чужие проникнуть дома.
И кто не охотник вперять
За стёкла нескромные взоры?
Не все ли мы робкие воры?
Всё тащим, не в силах понять
Иметь бы, вживить бы под дых
Без платы, без спросу и права!
Пускай нам и воздух отрава,
И снег-то смертелен и тих.
Вся наша страна сторона,
Где брызги поминки прибою
И ладно! Пока я с тобою,
Мне нравится вид из окна.
Воды небесной
тихие осколки
Воды небесной тихие осколки
В окне моей бессонницы кружат,
А за окном торжественные ёлки,
Раскачиваясь, воздух сторожат.
Зима идёт, и днём уже не тают
Земля в ногах и в градуснике нуль.
И всё быстрей недели свет листают,
И веры нет в какой-нибудь июль
И веры нет. Хотя наверняка
Известно мне, что лето существует,
И пусть надолго временно, пока,
Не навсегда безмолвно торжествует
Ближайший космос выевшая тьма,
И сказка-смерть кончается началом,
И величины, спрятанные в малом,
Не паче познающего ума.
Зима идёт, отбеливая путь,
Прямой, кривой не надобно иного.
И кажется, что мне уж не уснуть
Отныне и до Рождества Христова.
Город
Воды небесной
тихие осколки
Воды небесной тихие осколки
В окне моей бессонницы кружат,
А за окном торжественные ёлки,
Раскачиваясь, воздух сторожат.
Зима идёт, и днём уже не тают
Земля в ногах и в градуснике нуль.
И всё быстрей недели свет листают,
И веры нет в какой-нибудь июль
И веры нет. Хотя наверняка
Известно мне, что лето существует,
И пусть надолго временно, пока,
Не навсегда безмолвно торжествует
Ближайший космос выевшая тьма,
И сказка-смерть кончается началом,
И величины, спрятанные в малом,
Не паче познающего ума.
Зима идёт, отбеливая путь,
Прямой, кривой не надобно иного.
И кажется, что мне уж не уснуть
Отныне и до Рождества Христова.
Город
с большой высоты
Иногда, пробудившись, откроешь:
За стеклом леденеет крыло,
И, снижаясь, ты мысленно строишь
Всё, что будет ещё и прошло.
Между тем, переводят пилоты
На ручное несмелый рассвет.
Не впервой им во тьме повороты,
Где ни звёздочки, в сущности, нет.
Если спросишь их, «Это нетрудно!
Уверяют они невпопад.
Над Атлантикой небо безлюдно
Да и брызги в лицо не летят»
Объявлений заученной мессой
С нами за полночь явь говорит,