«Кабан» в беседке отмачивал своё волосатое тело баночным пивом. У ног лежали два рыжих бультерьера, которым он совал куски козлятины, а те отворачивались. Когда Валентин Иванович приблизился, собаки-убийцы встали, направили на него противно вытянутые, как бы припухшие морды и фиксировали немигающими, злобными глазами каждое его движение. Поэтому он и не решился подняться вслед за хозяйкой в беседку, остался внизу.
Вот он предлагает посадить у нас сад, сообщила она. «Кабан» глотнул пива, захватил нижней губой верхнюю, а потом, помедлив, уставился на Валентина Ивановича и наконец спросил:.
Так ты не только «дятел», но ещё и Мичурин? Ботаник, значит? «Ботаник здесь, оказывается, это презрительная кличка, я и не знал», подумал Валентин Иванович и не торопился с ответом.
И кого предлагаешь посадить? спросил «кабан», вкладывая в последнее слово явно не садово-огородный смысл.
Плодовые деревья, кустарники. У вас суглинок, высокое место, небольшой наклон к югу как раз то, что для сада надо.
И яблоки?
И яблони.
И груши?
И груши.
И даже такие, как дули?
И такие, как дули.
Неожиданно «кабан» запрокинул голову назад и, выпятив острый кадык, захохотал, громко, в крик, так оглушительно, что собаки дернулись, по их короткой шерсти волнами пошла дрожь, они не понимали: бросаться им на незнакомца сразу или же дожидаться более чёткой команды от хозяина. У Валентина Ивановича по спине побежали холодные мурашки, однако «друзья человека» немного успокоились, терпеливо дожидались конца веселья их повелителя. Наконец «кабан» устал от хохота, смахнул пятернёй набежавшие слёзы, запил пивом и сказал жене, не скрывая своего презрения и к ней:
Ну ладно, он Мичурин, а ты Ты думаешь, что я доживу до дуль на грушах?!
И опять захохотал, теперь нервно, истерично, и Валентин Иванович вернулся в подвал.
В тот день, когда ему осталось пробить несколько последних злополучных дырок, к хозяевам нагрянуло особенно много гостей. Возле столба блеяло три козлёнка. Обычно один, два, а тут сразу три. «Быстрей бы закончить да убраться отсюда», думал Валентин Иванович, со всего размаха нанося удары молотком по шлямбуру.
Однако закончить работу ему не позволили. В подвал спустилась хозяйка и заявила:
Мы считаем, что сегодня тебе работать не надо.
Почему? удивился он. Мне осталось повесить всего три кронштейна. Тут на два часа работы.
Я повторять не намерена. У нас дважды не повторяют. Ты мешаешь нашим гостям. Приходи завтра после обеда. В середине дня мы уедем
Извините, а когда я получу деньги за работу? Нельзя ли сегодня?
Нет. Ты не закончил работу.
Вы мне не доверяете, не верите, что я закончу работу?
Сейчас никто никому не доверяет и никто никому не верит.
Как же это получается: вы уедете в середине дня, а мне предлагаете приходить после обеда?
Здесь будут племянницы. Получишь у них конверт.
Она удалилась. Нехорошее предчувствие овладело Валентином Ивановичем. Она же меня вообще за человека не считает, думал он. Я же для неё куда ничтожней, чем абстрактный «никто», который никому не доверяет и никому не верит. Я ведь поверил им, когда начинал работу, верил, что они всё-таки люди, вкалывая полмесяца в подвале. Если поверил, то, значит, хуже, чем «никто». Выходит, что «никто» для меня это недосягаемая нравственная и социальная высота, мне до неё ещё подниматься, карабкаться Опять сестрёнка Рита права?
Когда он вышел из подвала, то увидел в беседке много гостей. По этому случаю «кабан» надел даже майку, чёрную почему-то, с огромными золотистыми буквами «Made in USA» и хищным орлом. «Это надо понимать, наверное, как свидетельство того, что он уже приобщился к «цивилизации», язвительно подумал Виктор Иванович и направился к выходу.
Однако «кабан» тоже заметил его, окликнул: «Эй, Мичурин! Освежи пасть!» и широким жестом швырнул ему банку пива. В беседке угодливо засмеялись. Банка, катясь по дорожке из красной гранитной крошки обогнала Валентина Ивановича, но он, не оборачиваясь, перешагнул через неё, продолжив путь к калитке. Сзади наступила тишина. Валентин Иванович открыл калитку и с огромным облегчением закрыл за собой: во всяком случае тут он недосягаем для собак-убийц, и стал обходить иномарки, столпившиеся напротив коттеджа.
«Господи, почему же Алексей Алексеевич и такие, как он, остались ни с чем, а вот такие одноклеточные стали хозяевами всей нашей жизни?» воскликнул он в душе, и тут же кто-то грубо схватил его за плечо. Сзади малый с квадратной челюстью, бритые виски, короткий ёжик, бугры мышц под тугой тенниской, в подмышке кобура и из неё торчала рукоять «пушки».
«Господи, почему же Алексей Алексеевич и такие, как он, остались ни с чем, а вот такие одноклеточные стали хозяевами всей нашей жизни?» воскликнул он в душе, и тут же кто-то грубо схватил его за плечо. Сзади малый с квадратной челюстью, бритые виски, короткий ёжик, бугры мышц под тугой тенниской, в подмышке кобура и из неё торчала рукоять «пушки».
Возьми, ткнул он в руки полдюжины пива в полиэтиленовой упаковке и угрожающе предупредил: Попробуй только не взять
Валентин Иванович взял. Через некоторое время до него донесся торжествующий возглас: «Я же говорил: возьмёт! Ему мало показалось» Остальное утонуло в хохоте.
Если бы Валентин Иванович знал, что «кабан» созвал гостей на трёхлетний юбилей своих псов Кусатика и Рватика, что именинникам был приготовлен специальный торт из гусиной печёнки, из говяжьих языков, мелких куриных косточек, и в него уже были воткнуты шесть свечей, и гости вскоре наперебой будут стараться поучаствовать вместе с хозяином в их задувании, что козочки будут разорваны бультерьерами, освежеваны и запечены для них на вертеле
VСледующим днём было первое сентября, и приходилось оно на воскресенье. Если бы не второго, а первого сентября начинались занятия в школе, то Валентин Иванович скорее всего не пошёл бы заканчивать последний стеллаж, до того его оскорбила, покоробила история с пивом. Выбросил бы из головы, пусть это было бы похоже на тот случай, когда покупают билет, а идут пешком, но он заставил бы себя забыть обитателей коттеджа, из презрения к ним забыть и всё.
Валька, милый, от тебя остались кожа да кости, сказала утром Лена. Я тебя почти не вижу. Они там тебя не кормят совсем, что ли?
В горло не лезло, ответил, а сам подумал: «Святая простота! Считает, что я имею дело с людьми. Они за полмесяца мне глотка чаю не предложили! Не считая пива, конечно»
А когда деньги получишь?
Держи карман, подруга, шире, как всегда к разговору подключилась Рита. Сто тысяч задатка принёс скажи: спасибо. Да ещё голландского пива шесть банок. Так что не раскатывай особо губы.
Задатка никакого не было. На одном участке он перетаскал целую машину шестиметровых брусьев, сложил их, чтобы просыхали, заработал сотню, а сказал, что дали задаток. Не хотелось выглядеть в их глазах, что называется, лохом.
Сегодня должен получить, сказал он таким тоном, словно подписал себе приговор.
Отправился в лес. Притащил один чурбак, второй, третий Время как остановилось. Он давно приноровился пилить двуручной пилой один, распилил чурбаки, поколол, сложил поленья в сарае. Наконец-то радио у каких-то соседей пропикало полдень. Он хотел, было тронуться в путь, однако Лена предложила немного подождать и пообедать.
Извини, я забыла даже, когда ты обедал в последний раз дома, сказала она за столом.
Я тоже, ответил он, обжигаясь горячим, наваристым грибным супом.
Куда ты так спешишь? У тебя же язва была, очень горячее тебе вредно.
Не надо за столом о болячках, пришла на помощь Рита.
У меня ещё котлеты с картофельным пюре и грибочками, а также компот, похвасталась Лена.
О котлеты, о компот! торжественно воскликнул Валентин Иванович. Живём, братва, шикуем!
Не шикуем, а просто ва-ля-ем-ся! уточнила Рита и изобразила, каким же образом это у них получается: взмахнула, разбросала руки, наклонила голову, положила её на своё плечо, закрыла от удовольствия глаза словно не в Стюрвищах они, а, по крайней мере, на морском берегу где-нибудь на Канарах.
«Хороша собой, ох, хороша, плутовка!» отметил про себя Валентин Иванович. А Лене, чувствовалось, было приятно кормить его, быть настоящей женой и хозяйкой.
Дорога к коттеджу вела через вековой бор гулкий, светлый, просторный. Где-то далеко-далеко перекликались грибники, Валентин Иванович завалил Лену и Риту белыми, подосиновиками, подберезовиками. «А опят тут вообще кошмар!» предупредила Рита. Не в бору, конечно, где-то в ельниках, березняках.
Крепыши с коричневыми шляпками так и норовили попасться ему на глаза, он отворачивался, не поддавался соблазну, и всякий раз при этом к нему приходила мысль о том, что грешно не брать того, чем лес одаривает. На обратном пути соберёт
Возле коттеджа никаких машин не было, на участке тихо и пустынно. Каким-то козлятам повезло, а ему? Калитка заперта. Да и калиткой называть тяжёлую дубовую дверь, окованную железом, разукрашенную чеканкой, значит грешить против истины. Нажал на кнопку, выждал минуту, нажал ещё. Нехорошее предчувствие, кажется, начало сбываться