Она подразумевала отказ от воровства, лжи и алчности.
С этим бы он как-нибудь справился, но в том же ряду было и насилие. Редин прибегал к нему нечасто, но случалось сломанная челюсть Станислава Зинявина, нерегулярные избиения нагадивших ему в душу ди-джеев насилие, а главное, секс.
Красивого юношу Гермафродита полюбила нимфа Салмакис.
И что, Редин, что?
Нимфа затащила юношу под воду и, беспрепятственно изнасиловав, вымолила у богов сделать их одним двуполым существом пересказывая своими словами рассказ Овидия, Редин не испытывал никакого желания предстать перед очередной нетрезвой принцессой «цветущим молодым человеком с женской грудью, по-женски пышными ягодицами и мужскими гениталиями»: Редина привлекал секс не как нечто происходящее между двумя, десятью, двенадцатью людьми: его интересовала в нем лишь роль мужчины.
Роль второго плана.
Его роль.
Я, нараспев сказал он, читаю свою роль с древнейших скрижалей; они намного старее, чем в Ковчеге Завета, и я очень плохо разбираю буквы. Мне предстоит играть ее без согласования с предначертанным нам в помощь сценарием
Что за роль? перебил его Зинявин.
Не важно. Помолчи. Скрась для меня сегодняшнюю ночь этой малостью придержи свое скрытое дарование представать перед всеми нами настырным ублюдком ты перед Ильиным хотя бы извинился? Или открыл рот, но передумал?
Я не ворона с куском сыра, чтобы с открытым ртом передумывать, проворчал Зинявин. Ишь ты, догадки какие А извиняться я к нему на той неделе приходил. С поллитрой и апельсинами.
С апельсинами? нахмурился Редин. Почему с ними? Отчего как к больному? Что еще случилось?
Ильин, на мой взгляд, однажды сказал гениальную фразу: прошлым летом мы делали шашлык в Битцевском парке, и он кадрил каких-то плоских женщин, а я сжег весь лук и разозлил громким произношением некой мантры двух легавых. Стержневой звук мантры где-то походил на «Ёеее-б», и нас с Ильиным замели. Но он отнесся к этому, как мужчина.
Сцепился с легавыми? потирая руки, спросил Редин.
Ни слова им не сказал. Но мне сказал как верному другу. Рассеянно усмехнувшись. «Когда мне будет нечего есть, я буду есть одни апельсины» вот что он мне сказал.
И правда, красиво, уважительно пробормотал Редин.
По существу! Что существенней!
Явная тавтология, но бывает: Редин видел скульптуру «Женщина, укушенная змеей», и, если бы он умел обращаться с гипсом, он бы изваял «Змею, укушенную женщиной». Это бы смотрелось намного ужасней.
Будь, титанида, благой, и не глумись над моим внутренним зовом; ядом не утолишь жажды жизни, свиные шашлыки временами готовят в гаражах на запах мяса сбегается кодла бродячих собак, и испуганные люди бросают им не лезущие в горло куски, но этим уже не откупишься, спровоцированные на безумие собаки начнут атаковать с минуты на минуту, действуя не зависимо от сигналов отступающего разума Редин бы им мяса не кидал. Сам бы съел.
Если его мясо все равно окажется у них в зубах, то мясо выкормленной для смерти свиньи побудет в его. Бежит Редин.
Бежал бы в случае необходимости.
Я пришел к Ильину с апельсинами, продолжал рассказывать Зинявин, но его не было. Ни комнате, ни в прохожей, ни на спине, ни подбородком на подоконнике. И я прождал его до позднего вечера. С его женой.
Ух ты.
Да-да! воскликнул Зинявин.
Она не сопротивлялась?
Мы ждали его не в одной кровати. Даже спали в разных: заночевать у них она меня уговорила. Станислав Зинявин порядком оживился. Тебе это странно?
Мне? пожалуйста. Странно? сколько скажешь ты затмеваешь собой ночь, что очень просто, если б знала, кого любить, кому помочь. Упасть к тебе под одеяло.
Насколько я в курсе, сказал Редин, Наталья неплохая женщина. Симпатичная. Не затворяющаюся в ущербном сарказме.
А мне можно доверять, как мужчине: она в своей комнате, я не с ней, и мне не спалось по телевизору показывали вполне эротический фильм, и я не сдержался: лежу и слегка мастурбирую. Вспомнив, как все это было, Станислав Зинявин издал нездоровое сопение. И тут входит она.
Вау, пробормотал Редин.
Наташа сразу догадалась, чем я занимаюсь. По глазам, наверное. Да что там, конечно, по ним Сделав надлежащие выводы, она сказала: «Поверишь ли ты мне или нет, но я, Стасик, сейчас удовлетворяю себя под тот же фильм». Так и было И я ей поверил.
Вау, пробормотал Редин.
Наташа сразу догадалась, чем я занимаюсь. По глазам, наверное. Да что там, конечно, по ним Сделав надлежащие выводы, она сказала: «Поверишь ли ты мне или нет, но я, Стасик, сейчас удовлетворяю себя под тот же фильм». Так и было И я ей поверил.
Не мудрено, хмыкнул Редин. Но Ганг, нисходя на землю, течет к нам, утекает с небес объедини в одно все, что ты знаешь, все, что ты помнишь
Знаю я немного. А вот помню до хрена ракетой в сон, скорей бы уснуть неприятная улыбка. Наталья не уходит, мои щеки рдеют от затянувшейся лихоманки: уединения я не дождусь и в загробном мире.
И Наталья
И она, кивнул Зинявин.
Она, разумеется, предложила тебе залезть в их постель, и без помощи этого фильма
Не говори глупостей, резко осек его Станислав. Она не такая. Определенное предложение она мне сделала, но Диме она изменять не собиралась. Стас Зинявин не сделал даже слабой попытки перебороть внезапно навалившуюся грусть. Во всяком случае, со мной.
И что за предложение? спросил Редин.
Смотреть этот фильм и совместно мастурбировать. В одной комнате, но друг к другу, само собой, не прикасаясь. А сама лишь в тапочках Ну, и как ты думаешь, пошел у нее на поводу? Подумай, перед тем, как ответить. От твоего ответа будет зависеть твое ко мне отношение. Надеюсь, не пренебрежительное. Но решай сам.
Начинай же думать, я начинаю, особого душевного подъема, слыша в московской подземке, что на работу в метрополитене срочно требуется аккумуляторщик, не испытываю; голуби, попрошайки за изношенность вашего оптимизма я не ответственнен; расставшись с напряжением души, я не пришел к благоденствию тела: могла ли Наталья доставить ему удовольствие быстрее, чем он сам себе? не одеть ли Бита Китано, выпуская его на корриду с танком Т-72А, в отделанный кроликом ропон и оранжевые ласты? не начать ли снаряжать экспедицию на тот свет?
Вероятно, еще рано апрель, невроз, сам по себе крутящийся штурвал, элегантные дамы с усами, негромкий смех в дикой выси, в едущем по Югорскому проезду автобусе Редин водил взглядом по невнятному старику, на груди у которого краснел значок «Пятьдесят пять лет.». Чему пятьдесят пять лет, Редин не рассмотрел это было написано очень маленькими буквами, а самую нижнюю строчку у окулиста Редин не видел уже давно.
Заметив его интерес, старик спросил: «Вам хочется знать с чем связана эта надпись про пятьдесят пять лет? С каким-нибудь заводом или воинской частью? Нет, молодой человек, там написано другое Там написано «Пятьдесят пять лет в полной жопе!».
Старик, конечно, врал, но вкупе с принимающими в штыки концепцию пансексуализма кочегарами и бодрящимися любителями морковного сока, он принадлежал к тому поколению, чьи люди с радостью научились отвергать эффективный синтез между собой и Господом. Он их крестил, они выкручивали ему руки: этого старика легко вывести из себя. Но еще легче убить застав его в том состоянии, в каком он общался со снисходительно усмехнувшимся Рединым.
«Не кричите, отец а вы слушайте!слушайте! слушайте слова конченого человека!».
Машина с открытыми дверьми, сказал Редин, похожа на кого-то ушастого, а если у нее поднят багажник багажник, как хвост, то она похожа на готового к драке
Ты мне еще не ответил, глухо проворчал Стас Зинявин.
Принял ли ты ее предложение? не сразу откликнулся Редин. Я думаю, нет.
Правильно думаешь! Но когда я ей отказал
Отказал? Звучит как-то не по месту.
Но я ей все-таки отказал, сказал Зинявин. Она приняла это, как сильная выдержанная женщина и обрисовала мне ситуацию, при которой я узнал бы вкус своего семени: Наташа заставила меня представить, что я иду по Кызылкумской пустыне, умираю от жажды и вижу ее. Возбуждаюсь Она согласна принять в себя мое семя. Но оно тоже жидкость, а мне, как ты понял, страшно хочется пить, и я использую свое возбуждение вручную я спросил у нее, нельзя ли мне сначала потрахать ее, и только затем извлечь и спасаться от жажды, но Наташа без раздумий ответила
Ты должен идти непременно по Кызылкуму? крепко опираясь на бильярдный стол, спросил Редин.
По-моему, это не было обязательным условием. Но разве в Гоби или Регистане я бы меньше страдал?
Едва ли, сдержанно пробормотал Редин. Регистан вроде бы на юге Афганистана?