Какой-нибудь братушка? осведомился Редин.
Батюшка. Я его неплохо разглядел он в прошлый вторник благословлял меня в том храме, что на Полянке. Мы с ним тогда еще поспорили по поводу служебной просфоры для проскомидии я предложил ему некоторые добавления в ее состав, чтобы было удобней вырезать агнца, а он ответил мне, как какой-то дзэнский мастер: «За окном дожди, на стекле паук». Ну, а сегодня он попал в меня обглоданной куриной ногой: не целился, конечно, но рубашку испортил. Гад, конечно
Конечно, усмехнулся Редин.
Рядом с ним сидела грудастая блондинка.
Женщине мало одного мужчины, мужчине много даже одной женщины; в бесконечных мифах об Исиде и Осирисе в тех из них, где их матерью считается небесная богиня Нут, Исида с завидным постоянством пыталась воскресить мумию своего возлюбленного: у них общая мать, но она хотела от него ребенка, ее мозг кокетничал и не подпускал к себе кровь; возводя критичность в ранг абсолюта, Редин помнит, как в четырехкомнатной квартире на Беговой его попросили продегустировать несколько сортов вина, налив в каждый бокал по чуть-чуть.
Размышляя о даосском ощущении неба, о том, что небо это великая сеть, Редин слил все вино в большую кружку: «Чтобы нормальный глоток получился». Так он сказал. Окинул собравшуюся публику долгим взглядом и не посоветовав им искать утешения в религиозной литературе.
«Я приблизительно предполагаю, Олег Сергеевич, кем ты останешься в памяти потомков».
«Только не надо, Редин, переходить на личности!».
Придет конец. Уже пришел. Когда за свечкой отошел: сделав нормальный глоток, Редин в тысячный раз убедился в своей неготовности окосеть от столь слабой дозы. Неназойливо владея ситуацией, усваивая Марину Егорову под «Bridge over troubled water», пикируясь с ней по поводу Человека каким он должен быть, с кем ему следует спать, на что ему позволено положить.
Сейчас у него дома лежит нормальная рыба, и утром он будет ее есть; на его знаменах траурный крап не теперь, но тоже будет. Пока еще ночь сияй же жемчужная река, подступай рвота, прыгай по натянутым кривым моего взора расхристанный дрозд. Как по проводам.
Словно бы по линейкам нотной тетради узнавшего о переизбытке невесомости алеута.
Батюшка с грудастой блондинкой? поинтересовался Редин у вновь проигравшего Стаса Зинявина. Пускай Ради бога. Я не вижу в этом никакой патологии. Какая у него была машина?
Вроде «десятка».
«Десятка» ему по карману. Да и блондинка, если и не по карману, то чем-то он ее все-таки привлек модернизируется, Стас, наша православная церква. Оставаясь верной постановлениям семи первых вселенских соборов, идет себе
Они, нехотя вмешался Зинявин, не очень не признают слово «модернизируется».
А что признают?
Им нравится, когда говорят «актуализируется».
Станислав Зинявин говорит с таким уклоном, чтобы в голову Редина даже на секунду не пришла мысль его избить. Взвешивая каждый издаваемый звук тем же тоном, который выбирает уже уволенный тренер для беседы с психованным звездным форвардом: «Ты снова ничего не забил, но не кори себя, Саша, поверь на слово стрелянному воробью: сегодня ты хорошо не забивал»; Зинявин запарывает сложнейший удар от трех бортов, Станислав бы с удовольствием принял приглашение женщины, услышав от нее: «Добро пожаловать в меня» у Станислава прекрасный шанс занять призовое место на конкурсе «Кто тише всех занимается любовью».
Он бы пришел на него в фланелевой ночной рубашке, она бы распустила свои чувства, как волосы: Зинявин и она. Он и мрак в свете же нет тайны. И в дневном, и в электрическом.
Станислав включает сюда и Вышний.
Включает, выключая.
Батюшка, сказал Зинявин, мог привлечь ту блондинку не только деньгами. По собственному опыту знаю, что не только. Я про старика и морковный сок не рассказывал?
Вслух еще нет.
Ну, и пусть
Ладно, ладно, сказал Редин.
Два года назад у меня была охочая до этого дела женщина; я ее как же я ее, рьяно, в натяг, не зная предела, ну так приблизительно когда она от меня ушла, старик в моей кровати ее не сменил. Тут будь спокоен. Даже мысленно не представляй обратного. Зинявин нарочито угрожающе замахнулся кием. Пробелы в памяти у меня случаются, но не в упомянутом мною случае. Не в нем.
Ладно, ладно, сказал Редин.
Два года назад у меня была охочая до этого дела женщина; я ее как же я ее, рьяно, в натяг, не зная предела, ну так приблизительно когда она от меня ушла, старик в моей кровати ее не сменил. Тут будь спокоен. Даже мысленно не представляй обратного. Зинявин нарочито угрожающе замахнулся кием. Пробелы в памяти у меня случаются, но не в упомянутом мною случае. Не в нем.
Слово?
Честное, благородное, сказал Зинявин.
Продолжай, промолвил Редин.
С данной милашкой я придерживался своего обычного принципа, имеющего существенные различия с обычными для остальных я закоренело полагаю, что мужская сила состоит не в том, чтобы причинять женщине как можно больше проникновений. Как можно больше и как можно дольше: я исхожу из того, что лично мне надо совсем немного раз, два и доволен. А она не довольна. В этом и есть мужская сила. Подтверждение характера, если угодно.
Харизмы, кивнул Редин.
Не знающей предела
И характера.
Непреклонного характера, сказал Зинявин. Но несмотря на всю мощь моего характера, она от меня ушла. К гнусному старику по материальным соображениям я пытался играть со стеной в китайский безик, набивал брюхо фаршированной брюквой, занимал себя преображением: в начале марта мы встретились с ней в одной компании. Эта женщина, старик, потом подошел и я. Пил горный дубняк
Сорок градусов? уточнил Редин. Калгановый корень, дубовая стружка?
Имбирь, можжевеловая ягода помимо перечисленного тобой. Я, закипая, злюсь, пью вяжущую дрянь, старик что-то шамкает о мятеже Веницелоса и лакает исключительно морковный сок: в его возрасте все уже обычно пропиты до полной бесполости, однако он держит себя в форме одет бедно, живет явно на одну пенсию, но еще мужик. А у меня вполне серьезная зарплата, иномарка и золотой гвоздь в подошве. Но она с ним.
Получается, сказал Редин, она ушла от тебя не из-за материальных соображений.
Когда я это понял, Ильин уже поставил «Don «t worry, be happy» старик попросил. Я эту песню и так ненавижу, а тут еще и понимание причины ее ухода Тяжко.
Но не более тяжко, чем когда ты пробуешь уснуть, а за окном скрипят качели. Они тебя бесят.
Ты еще терпишь. Впрочем, той же ночью идешь к ним с ножовкой по металлу. Пилишь опору всего одну, но силы кончаются, ее ты не допилил, за подозрения в вызывании бури сейчас уже никого не казнят это сон вешайтесь, любите это нет: с утра тебя будит страшный крик.
Кто-то качался на качелях, опора рухнула, и он убился. Он или она, по крику не определишь; ты этого не хотел, и что бы ни говорили не обладающие собственным стилем или наигрывающие его наличие сделанным из соболиного меха шлемом, опора качелей была тобой не подпилена.
Недопилена.
Только лишь.
Я, сказал Редин, не видел Ильина уже несколько лет. Как он там? По-прежнему разгадывает предысторию огня? Все так же не разгибается со своей йогой?
Да. Немалого достиг у него даже собака может свою заднюю лапу за голову закинуть.
Ха! усмехнулся Редин. Жива еще?
Старается.
Прошлое всмятку, пробормотал Редин.
Сам Ильин старается подкрасться поближе к смерти я к нему как-то зашел. Принес в голове недавно переведенные легенды гуронов дверь открыта, Ильина в прихожей не видно: задержав дыхание, он лежал в комнате. На спине. Я его и кипятком облил, и стоящую под столом коробку с колокольчиками ниже пояса сбросил поднял и сбросил, колокольчики зазвенели, забрякали, но Ильин не шелохнулся. Потрясающий мужик! И я сорвал с мясом штору, накинул ему на лицо, навалился сверху всем весом
Вес у тебя небольшой, поморщился Редин.
Но Ильин вскоре очнулся. Отпихнул меня в сторону и минут десять продышаться не мог.
В зубы не дал? спросил Редин.
Размахнулся, но видимо вспомнил, что челюсть у меня еще после предыдущего перелома не срослась. Станислав Зинявин слегка насупился. Когда ты мне ее сломал.
По делу, Стас, строго заметил Редин.
Возможно. Ну, а Дима Ильин меня не бил он даже избавил меня от занудной проповеди, касающейся его способа освобождения Пуруша от оков Практити. Просто сказал, что со шторой я все же перегнул палку. Взвалил на себе несколько лишнее.
Редин не ходит к женщине взяв с собой хлороформ и не взмывает в прогулочном темпе к Молочному Холму; он никак не думал, что Дмитрий Ильин так быстро дойдет до упражнений по контролю дыхательного ритма это уже пранаяма, четвертая стадия, всего в йоге подобных стадий восемь, и сам Редин не пошел дальше первой.