На ловца и зверь бежит! вскрикнула Вера.
В обеих руках, как арбузы, Олег держал плотно набитые бумажные пакеты. Они пошли к машине.
А его так долго? спросила Вера.
Заболтался.
С кем это? опять Вера.
С одной женщиной.
Ах, женщиной, сказала Вера и только что пальцем не погрозила.
Она тут живет. Сама из Испании, но тут живет. У нее дочь в Париже.
Она показала тебе, как танцевать фламенко? спросила Рита.
Ей девяносто два года, сказал Олег.
Вера присвистнула:
Дожила же.
Каждый день она занимается гимнастикой. До замужества работала в цирке.
А ты спросил, какого у нее цвета панталоны? спросила Рита.
Нет.
Почему ты не спросил? Я, может, всю жизнь мечтала узнать, какого цвета панталоны у девяностодвухлетних француженок.
Она испанка.
Ага, и дочь в Париже, повторила Вера, Ну, что? возле машины она огляделась, Какие будут предложения?
Можно съездить в Авиньон, сказал Олег.
Это далеко? Вера.
Тут все недалеко, Рита.
И они сели и, не без труда преодолев лабиринт домов, выпали на волю в поля.
А давайте разденемся догола и попляшем! открыв окно, закричала Рита.
Уйми свою сожительницу! закричала Вера в притворном испуге, А то нас посадят в тюрьму за непристойное поведение.
Они пооткрывали все окна, включили музыку погромче. У них был отдых, и все они все трое это вдруг почувствовали. Ничего не держит и не тяготит, прочее нигде; Боже, храни законы о труде, дарующие людям законный отпуск.
Четверг
Вера опять была с телефоном аппарат будто прикленный лежал у нее в ладони, когда она поздним утром вышла к столу, неодетой, в длинной спальной футболке c побледневшими от стирок розовыми молниями.
Халата на ней было, из чего Рита немедленно заключила, что Вера слышала, как уезжал Олег. Они были только вдвоем, можно ходить какой угодно, немытой, неодетой, злой.
А Рита сидела с книгой на террасе, взгромоздив свои бесконечные голые ноги на подлокотник соседнего стула.
Они с Олегом уже позавтракали; еда все еще стояла на столе, а Рита нечаянно увлеклась детективом историей вины и покаяния.
Один уехал? Вера плюхнулась на стул и дернула за кончик белую накрахмаленную салфетку.
Ага. Велел кланяться.
Рита наткнулась в доме на салфетки, старинные, льняные, а накрывая, вспомнила вдруг, как их складывать, чтобы торчали треугольниками, в виде условных корабликов. Утренний стол получился торжественным, как месса, однако ж Вера смотрела на него без интереса так, словно всю жизнь жрала во французских садах, и все надоело ей, боже, как же это все надоело.
А ты чего не поехала? спросила Вера.
А что я на этих рынках не видела?
Поехала бы в Авиньон, Вера ухмыльнулась.
Вчера они добрались до того средневекового города и дружно остались разочарованы: Авиньон был изумителен только на картинках, представляя хмурые серые башни на фоне жарко-синего неба, а на деле был был тих, мал и скучен.
Так им показалось, и даже Олег, внимательный к камням с историей, согласился долго не задерживаться. Куда интересней был путь назад и лотки под навесом у дороги, с овощами и фруктами, собранными где-то рядом. Рита любовалась огромными помидорами породы «бычье сердце», а Вера купила у заспанной толстой торговки инжир двух сортов черный и зеленый. Они съели его там же, сразу, помыв водой из бутылки, Рита, веселясь, вслух молилась, чтобы сладость этого фрукта была чем-то исключительно полезна, имела вещества, крайне необходимые организму. И так было смешно им вчера, такой был вчера день.
И что? Хорошая книга? сказала Вера, она все никак не могла приступить к завтраку.
Так себе, зачем-то соврала Рита, Кота и то интересней гладить.
Опять приходил?
Ага, тебя спрашивал.
А больше никто не приходил?
Ты кого-то ждешь?
Нет, сказала Вера, а сама держала свой телефон уже обеими руками, будто желая от него согреться. На экран его, Рита видела, как цветы из донной мути, всплывали сообщения.
Ты опять в интернете? Учти, будет дорого. Я однажды так наговорила, потом чуть не поседела от ужаса, когда увидела счет.
Счет? Ты?
Нет, ты, огрызнулась Рита.
Ты опять в интернете? Учти, будет дорого. Я однажды так наговорила, потом чуть не поседела от ужаса, когда увидела счет.
Счет? Ты?
Нет, ты, огрызнулась Рита.
НАТ. САД УТРО
ДРУГАЯ
Можно подумать, ты сама по счетам платишь.
ОНА
Я плачу за них своей жизнью.
ДРУГАЯ
Это не считается.
ОНА
А у меня ничего больше нет.
Не страшно, сказала Вера, Телефон служебный, но, подумав, положила его на стол и даже перевернула экраном вниз.
Ешь, приказала Рита.
Ем, и Вера потянулась за хлебом, а следом за чем-то еще, без мысли, без явного желания.
А на столе был и нежно-коричневый, усыпанный белой мукой багет, и пахучие сыры, и колбаса разная, в ломтиках пергаментно тонких, и дольки местных разноцветных помидоров, и пупырчатый огурец, и сахарно-желтые дынные дольки. И только черный хлеб, который привезла Вера, был тут нездешним, он и выглядел привозным, неуместным, его никто не ел. Вера тоже не прикоснулась к нему, нарезанному на ломти и уложенному отдельно в плетеную корзинку.
Вера напрасно привезла черный хлеб. Она и сама напрасно приехала, так подумала Рита, чувствуя как подкатывает к горлу ненужное раздражение.
Как спала? Рита сглотнула ком, Хорошо?
Теперь да. Я же таблетки пью.
А я пью, сказала Рита.
Она хотела продолжить, но Вера не переспросила, как не переспрашивал никто, как никого никогда не интересовало, что же хочет сказать Рита на самом деле, как, наверно, и самой ей не нужно было знать в полной мере, чего на самом деле