Очень хорошо. Сможешь жить в Нью-Йорке, папа обрадуется он хотел добавить, что отец ждет внуков, но смолчал:
Дебора с Аароном редко видятся. Понятно, что тяжело детей завести, когда он в плавании. И неизвестно, куда новый эсминец пошлют, в Атлантику, или на Тихий океан.
Дебора ушла переодеваться в праздничное платье. Меир сложил ей сумку для госпиталя. Она накрыла на стол. Невестка приготовила цыпленка на гриле, с рисом и салатом из зеленой папайи. Вынеся из кухни кокосовый торт, Дебора улыбнулась:
Аарон научил меня куриц резать. Здесь птицы много, рыба свежая, фрукты круглый год она немного, пополнела с прошлой весны. Меир подумал:
Может быть, она ребенка ждет. Не принято о подобном говорить. Госпиталь здесь хороший, все пройдет отлично перед больницей Дебора навещала вдову капеллана Крэйга. Девушка грустно сказала:
Он раньше с Аароном служил, на западе, где мы познакомились. Очень хороший человек. Тоже во флот перешел. У него двое детей сиротами остались епископальный священник погиб при бомбардировке гавани.
Девушка подхватила сумку:
Я миссис Крэйг тоже обед приготовила. Ей не до кухни сейчас, у нее дети на руках Дебора надела темно-зеленое, шелковое платье, прикрыв голову легкой соломенной шляпкой. Меир, отчего-то подумал:
На пляж ей нельзя ходить. Но, наверное, они с Аароном купаются вдвоем. Это разрешено, если в уединенном месте платье опускалось, ниже смуглых колен. Чулки невестка не носила, на Гавайях круглый год стояло лето. Рукава закрывали локоть, скромный стальной хронометр блестел на тонком запястье. Темная прядь падала из-под шляпки на плечо. В ложбинке, ниже шеи, переливалась, на золотой цепочке маленькая звезда Давида. Перехватив его взгляд, Дебора смутилась:
Аарон подарил, в Сан-Франциско. Когда нас переводили с базы на Гавайи от нее пахло чем-то горьковатым, тревожным. Меир мучительно велел себе:
Хватит. Она жена брата, прекрати думать о подобном он узнал запах горечавки, цветка Монтаны. Он вспомнил лиловые лепестки в букете невесты, аметистовое ожерелье на стройной шее. Дебора спустилась по ступенькам:
Хорошей тебе субботы. У Аарона отдельная палата она опять покраснела, завтра в синагоге встретимся брат вел службы в госпитальной часовне, вернее, палате, очищенной от коек.
Выйдя на крыльцо коттеджа, Меир помахал невестке. На огромном небе виднелись первые звезды, шумел океан. Она, немного покачивала узкими бедрами, каблуки цокали по выложенной камнем дорожке. Ветер играл темными локонами на спине. Зеленый шелк пропал за поворотом, стих звук ее шагов. Меир закрыл глаза:
Любовь моя, цвет зеленый, зеленого ветра всплески Не смей, не смей в сердцах захлопнув дверь, он вернулся в дом.
Часть четвертая
Бельгия, февраль 1942
Мон-Сен-Мартен
В чисто вымытые, покрытые изморозью окна, било яркое утреннее солнце. В беленой столовой, с распятием на стене, и фотографией Его Святейшества, вкусно пахло свежими гречневыми блинами. В кладовой приюта стояли ровными рядами банки с льежским сиропом.
Прошлая осень выдалась теплой. В садах шахтеров ветви яблонь и груш склонялись от тяжести плодов. Почти каждый день в приюте появлялись плетеные корзины с фруктами. Мадам Дельпи, экономка, со старшими девочками, закатывала банки с джемами, варила сироп и делала пастилу. Старший священник, отец Андре, отправил коменданту Барбье, подарки, присовокупив свежего меда с пасеки месье Верне. В приюте жили куры, на заднем дворе мадам Дельпи успела разбить небольшой огород.
Завтрак экономка готовила с воспитанницами, поднимаясь в семь утра. Мальчики с отцом Виллемом разжигали плиту и котел в подвале.
Мон-Сен-Мартен стоял на богатейшей угольной жиле в стране, но, по распоряжению коменданта Барбье, церкви и приюту выдавали не сортовой уголь, всего несколько раз за зиму. Гауптштурмфюрер во всеуслышание заявлял:
Чем холоднее в церкви, тем меньше там болтается людей. Бесконечные мессы отвлекают от работы с «Луизы», самой крупной шахты бывшей «Компании де ла Марков», убрали наемный персонал. «Луизу» окружили колючей проволокой, с вышками для автоматчиков. Туда гоняли заключенных евреев из концентрационного лагеря. Бараки располагались за окраиной Мон-Сен-Мартена, тоже обнесенные колючей проволокой. Жены шахтеров знали, когда колонну поведут, в сопровождении собак, на «Луизу». Женщины выстраивались вдоль обочины. Иногда им удавалось передать кому-то из заключенных хлеб или вареную картошку.
Местным жителям в лагерь хода не было, охрану привезли из Германии. Доктор Лануа, из рудничной больницы, попытался предложить коменданту осмотреть людей в лагере. Смерив врача долгим взглядом, эсэсовец отчеканил:
Совершенно незачем. У нас свои медики каждую неделю из ворот лагеря выезжал грузовик с прикрытым брезентом кузовом. Отец Андре мягко попросил коменданта:
Может быть, стоит обеспечить несчастным христианское погребение, господин Барбье семья коменданта происходила из Саара. Эсэсовец отлично говорил по-французски. Холодные глаза сузились:
Они евреи, ваше преподобие, усмехнулся Барбье, скот, неполноценные люди. Не вмешивайтесь в дела администрации, занимайтесь проповедями Барбье не был католиком, и вообще не верил в Бога, но в церковь заходил. Пока что оба священника в проповедях ничего крамольного не говорили, но, по мнению коменданта, за проклятыми попами требовалось следить.
Народ в Мон-Сен-Мартене издавна славился тем, что смотрел в рот прелатам:
Непьющие, работящие люди, зло сказал Барбье, на совещании, саркофаги святых от поцелуев блестят, а недели не проходит без диверсии или побега. Они все здесь себе на уме технические неполадки на шахтах случались мелкие, но неприятные.
Из лагеря бежать было невозможно, но проклятые евреи ухитрялись исчезнуть с «Луизы». Барбье приказал перестроить бывшие комнаты отдыха для шахтеров. Место бильярдов, душевых и радиоприемников заняли нары не оструганного дерева. По расчетам коменданта, было безопаснее оставлять заключенных на «Луизе», нежели водить их на обед через поселок. Барбье не доверял угрюмым, молчаливым шахтерам. Он с большим удовольствием сбросил бы весь Мон-Сен-Мартен, во главе со священниками, в одну из отработанных шахт, куда отправлялись трупы умерших заключенных.
Когда в поселок вернулся бывший наследник титула и производств, а ныне отец Виллем, Барбье насторожился. В распоряжении из Берлина, от оберштурмбанфюрера фон Рабе, предписывалось строго следить за священником. Впрочем, отец Виллем вел себя тихо. Он ездил на требы на телеге, занимался с детьми в приходской школе, и навестил развалины бывшего замка.
Барбье знал, что под разрушенными стенами сохранились подвалы, по слухам, средневековые, но пробраться вниз было невозможно. Остатки стен держались на честном слове. Любого, кто попытался бы спуститься в подвалы, могло завалить.
С холма, где раньше возвышался замок, был хорошо виден плац концентрационного лагеря, с виселицей. Солдаты из патруля донесли Барбье, что отец Виллем только побродил между камнями. Комендант решил, что Максимилиан проявляет осторожность. После взрыва в льежском гестапо, когда погибло пять работников, Барбье жалел, что не может арестовать весь поселок и выбить из шахтеров сведения о проклятом Монахе.
На мессах он смотрел в сторону высокого, широкоплечего, коротко стриженого священника. Золотисто-рыжие волосы поблескивали в огоньках свечей:
Он бывший инженер, разбирается в технике. Подвизался в Конго, в джунглях. Внук святых Барбье откровенно заявлял, что Елизавета и Виллем Бельгийские обыкновенные сумасшедшие:
Они отказались по доброй воле от естественного поведения человека коменданта раздражал бесконечный поток паломников, навещавший церковь. Он даже хотел закрыть поселок для посещения и устроить пропускные пункты, но начальник брюссельского гестапо заметил:
Не стоит обострять отношения с католиками, Клаус.
Барбье смотрел на карту оккупированной Европы над рабочим столом:
Куда ни плюнь, одни святыни. Мон-Сен-Мартен, Лизье, Лурд, Ченстохов в Польше, путь Святого Иакова Барбье подозревал, что среди паломников, под монашескими рясами, кроется немало евреев. Сантьяго-де-Компостела лежал на границе с нейтральной Португалией. Барбье мрачно думал:
Жидов в Испании через границу переводят, здесь в Швейцарию отправляют отец Виллем, конечно, не мог быть Монахом. Последние годы священник провел в Риме. Барбье решил:
Будем за ним следить. Он здесь вырос, он все знает. Или Монах его приятель гестаповцы несколько раз прочесывали окрестные горы, за осень произошла пара стычек, но в лесах оставались одни трупы, а они, как известно, сказать ничего не могли.
Барбье хотел затребовать в бывшем рудничном управлении карту старых шахт. Инженеры хмыкнули: