Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том третий - Нелли Шульман


Вельяминовы. Время бури

Часть вторая. Том третий


Нелли Шульман

Иллюстратор Анастасия Данилова


© Нелли Шульман, 2017

© Анастасия Данилова, иллюстрации, 2017


Пролог

Бельгия, лето 1942

Брюссель

Желтый трамвай, украшенный плакатами нового фильма, LAssassin habite au 21, остановился на углу авеню Луиза. Ночью прошел дождь. В лужах, на брусчатке, плавал липовый цвет. Вдоль улицы развевались черно-красные флаги, со свастиками. Особенно большое знамя осеняло вход в модернистские, многоэтажные здания, довоенной постройки. Окна забрали решетками, у подъездов комплекса дежурили солдаты, в серо-зеленой форме СС. Рядом, на щитах, брюссельское гестапо вывешивало распоряжения оккупационной администрации.

Высокая девушка, в хорошо сшитом летнем костюме, цвета спелых ягод, сошла с трамвая. Стройные ноги уверенно ступили на мостовую. Черная машина с нацистским флажком на капоте, любезно остановилась. Поправив темные, красиво уложенные волосы, девушка одарила шофера лукавой улыбкой. Немец, немного покраснев, следил за изящной походкой, покачивающимися бедрами. Сзади раздался раздраженный гудок следующей машины.

Остановившись, девушка пробежала глазами сегодняшний выпуск Le Soir. В Атлантическом океане люфтваффе и немецкий военный флот, совместными действиями, рассеяли британский конвой, направлявшийся в СССР. Погибло двадцать четыре корабля. В Северной Африке войска Роммеля сражались в ста километрах от Александрии. На восточном фронте вермахт рвался к Волге, захлопнув котел под Харьковом. Танковая армия Гота вышла к реке Дон:

 Осенью доблестные войска рейха попробуют воды из Волги  на севере, под Ленинградом, попытка прорыва блокады не удалась. Двести тысяч русских солдат и офицеров оказались окруженными, в лесах и болотах:

 Силы Сталина бегут, бросая оружие. Недалек час, когда немцы пройдут торжественным маршем по Красной Площади  на лацкане жакета девушки блестел значок с короной и крестом, символами коллаборационистской партии рексистов. Летний ветер играл локоном на виске.

По соседству с газетой висели два красочных плаката. Юноши в касках, с железными челюстями, похожие друг на друга, как две капли воды, призывали записываться в добровольческие дивизии СС, «Лангемарк», для фламандцев, и «Валлонию», для тех, кто говорил на французском языке. Заметив восхищенный взгляд солдата СС, охранявшего двери брюссельского гестапо, смутившись, девушка поправила скромный, католический крестик, в воротнике шелковой блузки. Она просмотрела майское распоряжение службы безопасности рейха. Все евреи Бельгии обязаны были носить желтую звезду на одежде:

 Нарушение приказа карается заключением в тюрьме  евреев увозили в перевалочный лагерь, в Мехелене. Участники Сопротивления, в администрациях Брюсселя и Антверпена, всячески оттягивали выдачу желтых звезд. Каждую неделю из городов выводили несколько десятков человек. Взрослых отправляли на провинциальные фермы и в монастыри, детей прятали в католических приютах.

Темные, большие глаза девушки рассматривали фото стойкого борца, истинного арийца, верного сына рейха, обергруппенфюрера Рейнхардта Гейдриха, убитого из-за угла, подлой пулей, оплаченной грязными деньгами британцев. Газета утверждала, что все диверсанты найдены и уничтожены.

Вскинув на плечо хорошенькую сумочку, мягкой, пурпурной кожи, девушка миновала парадный подъезд гестапо, еще раз улыбнувшись эсэсовцу. Проводив тоскливым взглядом узкие бедра, тонкую талию, юноша вдохнул аромат цветущих лип:

 Красавица. Здесь девушки строгие, католического воспитания. Можно и жениться. Скоро мы разгромим русских, война закончится  он посмотрел вслед хорошенькой мадемуазель, однако девушка скрылась за углом.

На тихой улице, застроенной, в начале века, особняками в стиле ар нуво, стоял дом серого кирпича, с витыми окнами и причудливыми решетками. Отдельный вход, с лестницей, вел в бельэтаж. Над окнами помещалась вывеска:

 Ателье мадам Мадлен, моды Парижа. Прием по записи  дальше шел номер телефона. На подоконнике, в горшке, цвели розы.

Мягко открыв дверь, мадемуазель Савиньи прислушалась. Большая, нижняя комната ателье была пуста. Вдоль стены, на манекенах и вешалках, струился шелк платьев и жакетов. На полках аккуратно сложили отрезы тканей. В углу, в старинном, аптекарском шкафчике, хранились запасы пуговиц, ниток и тесьмы. Подойдя к столу для раскроя, девушка повертела мелок. Клиенток мадемуазель записывала в конторскую книгу, рядом с ножной швейной машинкой, «Зингер». Пахло сладкими, кружащими голову пряностями, кофе и табаком.

Утром, уходя из ателье, мадемуазель Савиньи, не стала выключать радио. Скинув жакет, она уловила низкий голос Пиаф, из Парижа:

 Tu mas dit, voulez-vous danser?

Jai dit «Oui» presque sans y penser

Je sentais contre moi ton bras souple et fort

Et jai tourné longtemps, tout contre ton corps

Выход из комнаты отгораживала японская, деревянная ширма, расписанная летящими журавлями и цветами вишни.

Оставив жакет на спинке стула, засучив рукава блузки, Роза прошла на кухню.

Окно смотрело на заброшенный двор. До войны в доме помещалась автомастерская, с гаражом и просторным подвалом. Разделял дома невысокий забор. В случае необходимости можно было быстро оказаться в соседнем, проходном дворе. В подвале автомеханик устроил отдельный выход, на зады особняка. Все это было чрезвычайно на руку мадемуазель Савиньи и некоторым посетителям ателье.

Роза вернулась с Южного вокзала, проводив Виктора Мартена в Мехелен. В следующем году он ехал в Германию, якобы для встреч с учеными, социологами. По заданию Сопротивления, Виктор собирался выяснить, что происходит в польских лагерях. В Мехелен он отправлялся за тем же самым. Перевалочный лагерь для бельгийских евреев немцы открыли в конце весны. Сопротивлению требовалось узнать условия содержания, режим охраны, и постараться устроить побеги.

Роза и Виктор сидели в неприметном, привокзальном кафе. Мартен, тихо, сказал:

 Может быть, в Польше я что-то выясню, о судьбе отца Виллема и детей  отец Яннсенс, глава иезуитов Бельгии, после расстрела в Мон-Сен-Мартене написал в Ватикан. Канцелярия его святейшества обещала связаться с папским нунцием, в Германии, и настоять на отправке детей в приют.

 Хотя бы детей  Роза зажгла газовую горелку,  ребята из Льежа сообщили, что группу хотели в Аушвиц послать  больше о ребятишках и священнике никто, ничего не знал, как никто понятия не имел, что случилось с маленькой Маргаритой Кардозо.

Кроме шахт и концентрационного лагеря, куда заключили выживших рабочих, от Мон-Сен-Мартена ничего не осталось. Церковь и поселок сгорели, замок давно разрушили. Семьи шахтеров ютились во временных, деревянных бараках, перебиваясь случайными заработками. Доступ на производство для посторонних закрыли. Железнодорожная станция больше не обслуживала пассажирские поезда. Мартен пожал плечами:

 В Арденнах, в наших отрядах мало кто выжил. Люди рассеялись, где их теперь искать  Розе показалось, что Виктор избегает ее настойчивого взгляда. Роза вздохнула:

 Я здесь с Пасхи, а они мне еще полностью не доверяют. Не Сопротивление, а слоеный пирог. Католики, коммунисты, дворяне, сторонники правительства в изгнании  Сопротивление не пыталось объединить разные группы:

 И во Франции то же самое  Роза вспомнила рассказы Драматурга,  они, хотя бы, все согласны, что надо спасать евреев  отряд Маляра и Драматурга считался составной частью Свободных Французских Сил, подчиняясь генералу де Голлю. Роза работала на Armée secrète, силы бельгийского правительства в изгнании. Виктор входил во «Фронт независимости», коммунистическую группу.

 Что не мешает нам сотрудничать  она насыпала молотого кофе в медный, старомодный кувшинчик. На кухонном столе, придавленная пепельницей, лежала открытка с видом Карлова моста. Роза получила весточку в начале июня. Немецкое радио, три дня подряд, передавало траурные марши, и речи Геббельса, оплакивавшие безвременно павшего героя рейха. Роза читала мелкий, изящный почерк:

 Если наш общий друг решит пройти курс лечения в Бельгии, на водах, сообщи новости о его здоровье, мы волнуемся  Роза знала, что капитан Кроу, из Лондона, отправился в Прагу. Из Блетчли-парка сообщили, об убийстве Мадемуазель, в Касабланке. Оставалось непонятным, выдала ли девушка какие-то сведения о французских партизанах, или о ней, Портнихе. Элен, правда, не знала, куда направляется Роза, но Портниха, все равно, вела себя осторожно. Цветок в окне оставался на месте. Горшок означал, что посторонние в ателье могут появляться только в случае крайней необходимости.

 Как, например, сейчас  сварив кофе, она быстро переоделась в простое, хлопковое платье. Девушка взяла из кладовой плетеную корзину. Закурив папиросу, Роза подсвистела Пиаф:

 Sans y penser Я сказала «Да», почти не думая. Прямо как я и Тетанже  она горько усмехнулась: «Сейчас подобной роскоши себе не позволишь».

Розу ждали сегодня на полуденной мессе, в соборе Святых Михаила и Гудулы:

Дальше