Я больше чем уверен, что у сил вермахта не доходят руки, до поисков евреев, в лагерях. Шваль, Петр Арсеньевич поморщился, надо безжалостно уничтожать, согласно урокам фюрера. Если бы ни жиды, в России не случилось бы революции. Они прячутся, выдают себя за других людей Макс, с интересом, выслушал историю о так называемом Горском:
Доктор Горовиц, его родственница, фон Рабе помнил сведения из энциклопедии, вот откуда у нее подобные замашки. И у ее брата, мистера О» Малли. Надеюсь, что он сдох, где-нибудь на азиатском фронте Петра Арсеньевич рассказал и о раввине Горовице. Макс отмахнулся:
Американских евреев ждет одна участь, с европейскими соплеменниками. Жидовской семье недолго осталось жить по возвращении в Берлин им с Мухой предстояло много работы. Петр Арсеньевич обещал выдать сведения о русских разведчиках, в Германии, завербованных до войны, и о тех, кто работал в Японии.
Макс хмыкнул:
Группенфюрер Мюллер обрадуется, и рейхсфюрер тоже. Нам важно поддерживать хорошие отношения с японскими коллегами Петр хотел рассказать герру Максимилиану о Кукушке, и ее кузене, Пауке, но махнул рукой:
Для чего? Кукушка мертва, Япония скоро разгромит США. Никому подобное больше не интересно Петр ожидал, что Рождество немецкая армия отпразднует на берегах Волги:
Большевики побегут на восток думал он, надо успеть забрать Володю, из Куйбышева осенью Петр намеревался тайно отправиться за линию фронта.
Максимилиан знал, как умеют скрываться евреи, но усмехнулся:
Он хочет доказать свою преданность, пусть доказывает в Луге Петра Арсеньевича и Власова привели в порядок. Для генерала, с его огромным ростом, спешно сшили особую форму. Воронцов-Вельяминов носил полевой мундир вермахта.
Они, неторопливо, обходили ряды военнопленных. Петр смотрел в худые, безучастные лица:
Ребята обмануты, большевиками. Мы предложим русским людям достойную, честную жизнь, борьбу за освобождение России. После войны крестьяне получат землю, рабочие вернутся на фабрики. Мы разрешим частную торговлю. Андрей Андреевич рассказывал, как жили люди до переворота. Никто не голодал, Россия кормила всю Европу понимая, что большевики сделали с его страной, Петр хотел, лично расстрелять бывших начальников и сослуживцев:
Отца тоже одурманили евреи, сказал он себе, он был студентом, юношей. Наверняка, его сбили с пути, Горский, и Ленин, еще один еврей Петра раздражали бесконечные большевистские клички. В Луге он написал листовку, для обращения к солдатам Красной Армии. Петр передал текст фон Рабе:
На будущее, герр Максимилиан. Ребята опомнятся, прочитав о преступлениях коммунистов против русского народа к удивлению штандартенфюрера, Муха обладал бойким пером.
И выступает он хорошо Максимилиан слышал рассуждения Петра Арсеньевича на беседах с Власовым, полезное приобретение в рядах пленных царила тишина. Фон Рабе услышал легкий шепот Мухи:
Еврей, можно не сомневаться, ваша светлость лицо юноши напомнило Максу мертвого шахтера, в Мон-Сен-Мартене:
Они животные, они не способны на восстание в закатном небе порхали ласточки, Глобочник говорил, что они покорно идут на расстрел. Да я и сам видел, в Белоруссии штандартенфюрер ожидал, что темноглазый парень, с перевязанной тряпкой головой, выйдет из строя.
Шаг вперед сделал высокий, широкоплечий солдат, в порванной, грязной гимнастерке, с испачканными подсохшей кровью белокурыми волосами. Глаза у парня были ярко-голубые, спокойные, словно летнее, высокое небо:
Он похож на викинга, подумал Макс, настоящая арийская внешность в расстегнутом воротнике поблескивал стальной крестик:
Он, наверное, тоже еврея заметил, решил штандартенфюрер, хочет донести. Русские, украинцы, белорусы, ненавидят евреев. У нас много добровольных помощников, на оккупированных территориях. Айнзацкомандам не надо самим ликвидировать жидов в бывшей Брянской области все было сделано руками тамошних коллаборационистских соединений:
Он верующий Макс покосился на Муху, и Петр Арсеньевич у нас крестился, в Луге Казанский собор, превращенный большевиками в склад, восстанавливали. Протоиерей крестил Воронцова-Вельяминова в готовом приделе. Восприемником стал генерал Власов.
Он верующий Макс покосился на Муху, и Петр Арсеньевич у нас крестился, в Луге Казанский собор, превращенный большевиками в склад, восстанавливали. Протоиерей крестил Воронцова-Вельяминова в готовом приделе. Восприемником стал генерал Власов.
Петр Арсеньевич заметил:
Я в тюрьме на свет появился. Даже если меня и крестили, то сведений не сохранилось. Я русский человек, православный. Мне важно, чтобы все было, по правилам святой церкви Петр, с удовольствием думал, что Володя тоже крещен:
С Тонечкой мы обвенчаемся, когда я ее найду Петру хотелось, чтобы это случилось, как можно скорее:
А если она мертва, если ее убили Петр, ночью, ворочался в кровати, Тонечка, моя Тонечка. Володя без матери вырастет, как и я в прорехах гимнастерки неизвестного солдата виднелись синие татуировки. Опустив глаза, Воронцов-Вельяминов наткнулся взглядом на голову волка, с оскаленными зубами, на крепком запястье парня.
Уголовник, понял Петр, они все большевиков ненавидят еврей, с перевязанной головой стоял прямо, но темные глаза, в длинных ресницах, смотрели испуганно.
Волк напомнил себе:
Нельзя показывать, что я знаю немецкий язык. Зачем ему Гриша, если он здесь, как разведчик? А если нет Максим вскинул голову:
Что от моего бойца требуется? Я командир отделения, обращайтесь ко мне Петр, почти, ласково, сказал: «Очень хорошо. Как зовут вашего солдата?»
Григор Ованесян, хмыкнул Волк, а зачем вам знать, господин хороший? на красивых, сухих губах появилась и пропала издевательская улыбка:
Он из Еревана, добавил Волк, искренне надеясь, что в лагере больше нет армян:
Даже если есть, вздохнул Максим, никто Гришу не выдаст. Никто не согласится прислуживать нацистам он смотрел в лазоревые глаза Петра Семеновича. Воронов, внимательно, изучал лицо Волка:
А вас как зовут? поинтересовался он.
Иванов, почти весело отозвался Максим, Иванов, Иван Иванович незаметный смешок, прокатился по рядам. Сзади закричали:
Ты еще кто такой, боец выматерился, и зачем ты сюда в гитлеровской форме явился? Эмигрант, задницу фашистам лижешь Волк, облегченно, подумал:
Очень хорошо. Ребята не сломаются, никогда. Но что ему здесь надо он вздрогнул. В лоб Максиму глядело дуло вальтера.
Вернись в строй, приказал Воронов. Обернувшись, он добавил, по-немецки:
Берите жида, стащите с него штаны! Сейчас все увидят, кто он такой, на самом деле Максим застыл:
Он мой солдат, повторил он, армянин схватившись за щеку, Максим вытер кровь. Эсэсовец, рядом с Вороновым, брезгливо отряхнул стек:
Взять его, распорядился фон Рабе, держите бандитов под прицелом, им нельзя доверять Максим раздул ноздри:
Нет, подобного я не позволю он обернулся к Грише:
Беги, что встал было поздно. Двое охранников повалили Максима на землю. Ряды пленных сомкнулись, эсэсовец приказал: «Огонь!». Поверх толпы захлестали пули, кто-то жалобно вскрикнул. Люди бросались к баракам, закрыв головы руками. Гришу вытащили в центр плаца, поставив на колени. Юноша жалобно плакал:
Пожалуйста, не надо, я армянин, из Еревана, поверьте мне Максим велел себе не закрывать глаза:
Ты запомнишь, и все расскажешь. Он здесь не как разведчик, он немецкий ефрейтор, заломив Максиму руки за спину, надел на него наручники, уперев в спину автомат.
Запахло мочой, Волк услышал наставительный голос Воронова:
Посмотрите все, он жид. Жиды скрываются, притворяются русскими, армянами, грузинами. Мы их уничтожим, очистим Россию Волк приказал себе не отворачиваться:
Ты должен все видеть. Ты должен выжить, свидетельствовать против него. Он переметнулся к немцам отступив, Воронов выстрелил Грише в затылок. Мальчик, покачнувшись, уткнулся лицом в утоптанную землю.
Волк услышал скрип сапог, Воронов наклонился к нему. Голос был шелестящим, ласковым:
Он вас обманывал, Иван Иванович, выдавал себя за другого человека солдат повел широкими плечами, Петр махнул охранникам. Немцы отошли:
Вы русский, Иван Иванович, я видел у вас крестик. Я тоже русский, православный Петр не успел отстраниться. Плевок попал в глаз и потек по щеке:
Гори в аду, мразь, грубо сказал солдат, исчадие дьявола. Я приду посмотреть, как тебя повесят у Петра была сильная рука. Солдат согнулся, выплевывая кровь изо рта. Вспомнив допросы, на Лубянке, Петр ударил его сапогом по ребрам: