Поехали; въехали в лес, стали подниматься в гору. Подъем был крутой, ехать было трудно. Долго ехали так. Вот показалось впереди несколько разбойников. Люди испугались и бросились назад, а Иоанн пошел им навстречу. Разбойники схватили его. Удивились они, что он и не защищается, и пощады не просит.
Ведите меня к вашему атаману, сказал им Иоанн.
Разбойники повели старца к своему стану. Увидел атаман, что возвращаются товарищи, вышел к ним навстречу. Только взглянул на связанного человека, сейчас узнал Иоанна: побледнел, задрожал и бросился бежать. Иоанн стал его звать:
Сын мой, остановись, выслушай меня!
Но разбойник не оборачивался и уходил все дальше и дальше в лес. Разбойники отступили от Иоанна, перестали его держать и понять не могли, чем мог этот слабый, безоружный старик так испугать их атамана.
Иоанн пошел за разбойником. Старик апостол так уморился от долгого пути, что едва мог идти, а молодой разбойник не останавливался. От усталости и тревоги стали у Иоанна подкашиваться ноги. Он остановился, собрался с силами и в последний раз дрожащим голосом закричал разбойнику:
Пожалей меня, сын мой! дальше не могу идти за тобой, приди ты ко мне. Зачем боишься меня, зачем перестал верить мне? Я Иоанн; вспомни, как ты прежде любил и слушал меня!
Разбойник остановился, обернулся к Иоанну и стал его ждать. Иоанн подходил к нему, с трудом передвигая ноги, а разбойник стоял, ожидая его, и смотрел в землю. Вот подошел Иоанн, а разбойник все стоял, опустив голову.
Апостол молча положил ему руку на плечо. Задрожал разбойник, выронил из рук оружие и, рыдая, обнял учителя, прижался лицом к его груди.
Я пришел за тобой, сын мой, тихо сказал ему Иоанн. Пойдем со мной в город к братьям.
Не пойду, отвечал разбойник, оставь меня; я пропащий человек. Проклят я и богом, и людьми; некуда мне идти. Жить дольше, как жил не могу; только и остается руки на себя наложить.
Сын мой, не делай этого, не говори так! Жизнь наша во плоти есть воля бога; убить свою плоть значит идти против воли бога искушать его. А помнишь, я рассказывал тебе о разбойнике, покаявшемся на кресте? В последнюю минуту жизни он получил блаженство.
Люди не простят меня, не поверят, что я покаялся, и не примут меня.
Не бойся, сын мой, люди простят, когда бог простил, я умолю их не делать тебе никакого вреда, ты снова начнешь честную, трудовую жизнь и любовью к ним искупишь прежние преступления. Не медли, решайся скорее!
Так уговаривал Иоанн своего ученика, и поверил разбойник, и смягчилась душа его.
Пойдем, учитель! воскликнул он. С тобою не страшна мне самая лютая казнь; веди меня куда хочешь, успокой мою измученную душу!
Оперся усталый старец на руку молодого разбойника, и пошли они к стану.
Простился атаман со своими товарищами, рассказал им о своей прошлой жизни, об Иоанне, уговаривал и их оставить разбой.
Возвратился Иоанн в город с разбойником и повел его в церковь. Поставил его апостол рядом с собой и сказал:
Братья, вот тот, кого вы считали погибшим. Радуйтесь: брат наш вернулся к нам.
И убеждал Иоанн братию принять покаявшегося, и заключил свою речь словами притчи, сказанной спасителем: «Приведите откормленного теленка и заколите; станем есть и веселиться, ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся!» (Лук. 15: 23, 24)
Бродяжка непутевый
Из города донесся по воде гул и медное дрожание большого охотницкого колокола. Стоявший подле Нехлюдова ямщик и все подводчики одни за другими сняли шапки и перекрестились. Ближе же всех стоявший у перил невысокий лохматый старик, которого Нехлюдов сначала не заметил, не перекрестился, а, подняв голову, уставился на Нехлюдова. Старик этот был одет в заплатанный озям, суконные штаны и разношенные, заплатанные бродни. За плечами была небольшая сумка, на голове высокая меховая вытертая шапка.
Ты что же, старый, не молишься? сказал нехлюдовский ямщик, надев и оправив шапку. Аль некрещеный?
Кому молиться-то? решительно, наступающе и быстро выговаривая слог за слогом, сказал лохматый старик.
Известно кому, Богу, иронически проговорил ямщик.
А ты покажи мне, игде он? Бог-то?
Что-то было такое серьезное и твердое в выражении старика, что ямщик, почувствовав, что он имеет дело с сильным человеком, несколько смутился, но не показывал этого и, стараясь не замолчать и не осрамиться перед прислушивающейся публикой, быстро отвечал:
Игде? Известно на небе.
А ты был там?
Был не был, а все знают, что богу молиться надо.
Бога никто же не видел нигде же. Единородный сын, сущий в недре отчем, он явил, строго хмурясь, той же скороговоркой сказал старик.
Ты, видно, нехрист, дырник. Дыре молишься, сказал ямщик, засовывая кнутовище за пояс и оправляя шлею на пристяжной.
Кто-то засмеялся.
А ты какой, дедушка, веры? спросил немолодой уже человек, с возом стоявший у края парома.
Никакой веры у меня нет. Потому никому я, никому не верю, окроме себе, так же быстро и решительно ответил старик.
Да как же себе верить? сказал Нехлюдов, вступая в разговор. Можно ошибиться.
Ни в жизнь, тряхнув головой, решительно отвечал старик.
Так отчего же разные веры есть? спросил Нехлюдов.
Оттого и разные веры, что людям верят, а себе не верят. И я людям верил и блудил, как в тайге; так заплутался, что не чаял выбраться. И староверы, и нововеры, и субботники, и хлысты, и поповцы, и беспоповцы, и австрияки, и молокане, и скопцы. Всякая вера себя одна восхваляет. Вот все и расползлись, как кутята слепые. Вер много, а дух один. И в тебе, и во мне, и в нем. Значит, верь всяк своему духу, и вот будут все соединены. Будь всяк сам себе, и все будут заедино.
Старик говорил громко и все оглядывался, очевидно желая, чтобы как можно больше людей слышали его.
Что же, вы давно так исповедуете? спросил его Нехлюдов.
Я-то? Давно уж. Уж они меня двадцать третий год гонят.
Как гонят?
Как Христа гнали, так и меня гонят. Хватают да по судам, по попам по книжникам, по фарисеям и водят; в сумасшедший дом сажали. Да ничего мне сделать нельзя, потому я слободен. «Как, говорят, тебя зовут?» Думают, я звание какое приму на себя. Да я не принимаю никакого. Я от всего отрекся: нет у меня ни имени, ни места, ни отечества, ничего нет. Я сам себе. Зовут как? Человеком. «А годов сколько?» Я, говорю, не считаю, да и счесть нельзя, потому что я всегда был, всегда и буду. «Какого, говорят, ты отца, матери?» Нет, говорю, у меня ни отца, ни матери, окроме Бога и Земли. Бог отец, Земля мать. «А царя, говорят, признаешь?» Отчего не признавать? Он себе царь, а я себе царь. «Ну, говорят, с тобой разговаривать». Я говорю: я и не прошу тебя со мной разговаривать. Так и мучают.
А куда же вы идете теперь? спросил Нехлюдов.
А куда Бог приведет. Работаю, а нет работы прошу, закончил старик, заметив, что паром подходит к тому берегу, и победоносно оглянулся на всех слушавших его.
Нехлюдов достал кошелек и предложил старику денег. Старик отказался.
Я этого не беру. Хлеб беру, сказал он.
Ну, прощай.
Нечего прощать. Ты меня не обидел. А и обидеть меня нельзя, сказал старик и стал на плечо надевать снятую сумку.
И охота вам, барин, разговаривать, сказал ямщик Нехлюдову, когда он, дав на чай могучим паромщикам, влез на телегу. Так, бродяжка непутевый.
В одной из камер ссыльных Нехлюдов, к удивлению своему, увидал того самого странного старика, которого он утром видел на пароме. Старик этот, лохматый и весь в морщинах, в одной грязной, пепельного цвета, прорванной на плече рубахе, таких же штанах, босой, сидел на полу подле нар и строго-вопросительно смотрел на вошедших. Изможденное тело его, видневшееся в дыры грязной рубахи, было жалко и слабо, но лицо его было еще больше сосредоточенно и серьезно оживленно, чем на пароме. Все арестанты, как и в других камерах, вскочили и вытянулись при входе начальства: старик же продолжал сидеть. Глаза его блестели, и брови гневно хмурились.
Встать! крикнул на него смотритель.
Старик не пошевелился и только презрительно улыбнулся.
Перед тобой твои слуги стоят. А я не твой слуга. На тебе печать проговорил старик, указывая смотрителю на его лоб.
Что-о-о? угрожающе проговорил смотритель, надвигаясь на него.
Я знаю этого человека, поспешил сказать Нехлюдов смотрителю. За что его взяли?
Полиция прислала за бесписьменность. Мы просим не присылать, а они все шлют, сказал смотритель, сердито косясь на старика.
А ты, видно, тоже антихристова войска? обратился старик к Нехлюдову.
Нет, я посетитель, сказал Нехлюдов.
Что ж, пришли подивиться, как антихрист людей мучает? На вот, гляди. Забрал людей, запер в клетку войско целое. Люди должны в поте лица хлеб есть, а он их запер; как свиней, кормит без работы, чтоб они озверели.