Как вас зовут, кто вы по профессии, где живете, что с вами стряслось? не стала скромничать я.
Да, точно, на основное настроили. Попробую ответить. Я, Соколов Илья Дмитриевич, семьдесят третьего года рождения, страшно сказать, дитя прошлого века, художник, выставляюсь и продаюсь. Не то чтобы очень. Но успешно халтурю в дизайне, деньги есть. Год назад купил небольшую квартиру во-он там, показал он на дом Косаревых. Время от времени запиваю на пару недель, заметьте, благодетельница, сознательно.
Пожалуйста, Илья Дмитриевич, не называйте меня благодетельницей.
Давайте без отчества. А как прикажете вас называть?
Полиной.
Полина, вы позволите еще булочку? Одна осталась. Наверное, в семью несли.
Хотите, верьте, хотите, не верьте, но предназначала я их все себе. Размечталась обожраться и помереть молодой. Вы меня спасли. Берите, берите. Вот последний апельсиновый сок. Может, еще чего-нибудь купить? Сыра, колбасы, минералки?
Нет, благодарю. Дома у меня полон холодильник. На чем мы остановились?
На сознательных запоях.
Именно! Понимаете, месяца за три четыре все так осточертевает. А поквасишь несколько дней до одурения, потом кротко примешь похмельные страдания и, будто вчера родился. Никаких претензий к року. Уже то, что не трясет, что ванну принимаешь, что ешь блаженство. Даже телевизор доставляет удовольствие. А как пишется! Но после воскресного эксперимента я, пожалуй, закодируюсь и передохну годик.
Полироль попробовали?
Будете смеяться, но боком мне вышло дармовое Бордо.
При этих словах Илья показался мне невероятно симпатичным типом. Начал он мне нравиться, так, на всякий свидетельский случай, когда небрежно показал пальцем в сторону своего дома. Но упоминание Бордо расположило меня к этому одутловатому творцу совершенно.
Неужели и французские вина подделывают?
Наверняка. Но тут, Полина, я сам виноват. Потянуло работать. Решил выбираться из запоя, день продержался на рассоле, но в половине второго ночи или около того смалодушничал и выполз опохмеляться. На улице понял, что переоценил свои силы, ноги дрожат, лоб в испарине, руки ходуном ходят. Завернул за угол, хотел дойти дворами до круглосуточной лавки с пивом. Была оттепель, и такой мерзкий ветер продувал до души. А в душе хаос. Смотрю, какой-то мужик ставит в мусоросборник бутылку. Не кладет, подчеркиваю, не бросает, а ставит. Потом садится в машину и уезжает. Я, Полина, верю в милосердие Неба по отношению к художникам. Ну, от кого нам еще добра ждать? И пьяный не брезглив. С кем только из горла не пил, за кем только не докуривал. Тоже, знаете, чтобы заставить себя ценить проклятые материальные блага. Злоупотребишь, отойдешь немного, и собственный дом, качественное спиртное, дорогие сигареты уже не кажутся отвратительной помехой творчеству. Потому что выстрадал все Я съем булочку и выпью сок.
Пауза вам не повредит.
Вы все тонко понимаете. Многие нашего брата, за которого профессию выбирает диагноз, осуждают, пожаловался Илья.
И принялся за остатки выпечки. Я же впала в редчайшее для себя состояние экономии интеллектуальной энергии. Ни о чем не размышляла, ничего не загадывала и не просчитывала. Просто сидела и всем тленным и бессмертным в себе понимала: я раскрыла убийство Вали и Саши Косаревых. Случайно и легко. Сейчас Илья доест, опишет мужика, расставшегося с отравленным огромной дозой снотворного вином, его машину, и полковнику Измайлову со товарищи нечего будет делать.
Вы курите? спросил Илья. Простите, надоел я вам. То хлеба дай, то таблеток, то сигарету. Может, пойдем ко мне? Там тепло, еда, водка, будь она неладна. Вспомнил, куда бутылку спрятал. Представляете? В воскресенье все перевернул и не нашел. А сейчас осенило под матрасом должна лежать.
Лучше останемся на свежем воздухе. По-моему, вы в нем оживаете. Вот сигареты.
Мы закурили. Я неожиданно нервно, Илья со стоном облегчения. Сказал смущенно:
Я уж дорасскажу, даже если вам скучно. Повторить эту повесть наверняка не смогу, но сейчас распирает.
Конечно, конечно, по возможности весело сказала я и мрачно подумала: «Попробуй не дорасскажи. Еще и на ряд вопросов ответишь».
В общем, я кинулся к контейнеру. Нащупал рукой бутылку, аккуратно приподнял больше чем наполовину полная. Понюхал вино. Возблагодарил Небеса и поволок добычу под фонарь, с той стороны дома, где мусорка, темновато. Разглядел этикетку Бордо. Бог меня не просто выручал, а баловал. Сколько всякого чудесного во мне восстало и заплясало, Полина! И как благословение нового замысла я это событие расценил, и как примету грядущих больших денег воспринял. Расчувствовался, поклялся не ходить за добавкой, допить дарованное и завязать. Сделал два полноценных глотка, закурил. Еще раз приложился. И, представляете, оступился. До сих пор помню, нет, ощущаю, как бутылка выскальзывает из пальцев и летит, гадина, не на снег, а на бетонное основание фонаря. Как брызжет в разные стороны стекло и, блестя, разлетаются осколки. Кино, словом. Крупный план. А у меня по щекам в буквальном смысле обильно льются слезы. Через минуту я сообразил, что это не слезы. Дождь зарядил и сильный. Мне же отчего-то на невосполнимую утрату плевать, и в сон потянуло неимоверно. И снова я обрадовался похмельная бессонница и кошмары замучили. Поволокся домой. Вроде, открыл дверь подъезда. Почему-то в квартиру на второй этаж пришлось не подниматься, а спускаться. И тахта стала жесткой-прежесткой Недавно меня растолкал слесарь. Выматерил. Оказывается, в подвальной двери замок сломался. Он ее проволокой как-то хитро замотал. Так я мало того, что распутал все узлы, так еще, войдя, изнутри умудрился закрутить. Мое счастье, что заснул в тепле.
Ваше счастье, что проснулись, поежившись, добавила я.
Правда. Все-таки фортуна ко мне благосклонна, вновь завелся любимец высших сил.
Я осадила накатившее раздражение своевременной мыслью: «А вдруг он так себя подбадривает. Сам же сказал, что от людей слова доброго не дождешься». И дружелюбно поддержала:
Более чем благосклонна, Илья. Значит, вы полагаете, что отравились вином. Но ведь раньше вы отдали должное другим напиткам. Может, эффект вызван их сочетанием?
Полина, я почти сутки отпивался рассолом. Разве что сочетание с ним организму не понравилось. Нет, в вине что-то было. Оно откровенно горчило, но я в Бордо не разбираюсь, думал, так и надо. Мне повезло, не выхлебал все. Есть, есть Бог. И я, грешный, Ему еще зачем-то нужен.
Я начинала по-черному завидовать его непоколебимой уверенности в собственной значимости для Небес. Они не могли без него обойтись, комплекс неполноценности испытывали. Перебила:
А вы запомнили мужчину, который поставил бутылку в контейнер? Машину, марку, цвет, номер? Он вас чуть не спровадил на тот свет. Думаю, его можно и нужно найти и наказать.
Вряд ли, Полина. Вокруг было темно, мне было очень плохо. Нет, ни мужчину, ни машину я не вспомню. О высоком думал, до деталей ли. Даже не представляю, с какой стороны он появился. Да и не доказать мне, что он оставил это пойло. Скажут, глюк, белая горячка. Ух, ты, а он сам жив? Выпил не меньше, чем я, и за руль. Самоубийца, наверняка.
Интересная мысль, пробормотала я. Убийца, он же самоубийца.
Перестаньте, Полина. Я жив!
В окрепшем голосе Ильи Соколова зазвучало торжество. Но кожа на глазах желтела, взгляд не прояснялся.
А ведь вам необходимо скорую вызвать, вырвалось у меня.
Я бы не отказался от медицинской помощи, понурился он. Мутит сильно. Но боюсь, в психушку упекут.
С какой стати? возмутилась я. Вы не в лучшей форме, спору нет, но вполне адекватны.
Полина, Полина, у нас на пьющих художников врачи однозначно реагируют. Придумайте что-нибудь, выручите.
Я поднапряглась и выдала:
Вызовите нарколога, частника. Получите ту же капельницу с детоксом, но без лишних вопросов и ехидных комментариев.
Это идея идей, Полина! воскликнул Илья. Я ваш должник за все, что вы для меня сделали.
Бросьте. Надеюсь, вы тоже не отказываете в хлебе голодному.
Он извлек из внутреннего кармана дубленки смартфон, ничуть не удивившись, что тот на месте, быстро сориентировался в телефонной книге и сказал кому-то:
Приезжай, выводи из запоя. Только учти, я, кажется, какой-то гадости наглотался. Да не могу я два пальца в рот, я с дамой. Нет, даму выводить не надо. Через полчаса? Тогда я дверь не закрываю.
Я поднялась со скамейки, к которой уже давно чувствительно примерзала. Илья последовал моему примеру, зашатался и зажмурился. Пришлось подставить ему плечо и почти доволочь до кровати. Он жил в крайнем подъезде, где квартиры были поменьше, охрану заменяли домофоны, но все равно веяло покоем и достатком.
Как вас найти? спросил Илья, рухнув в шапке, одежде и обуви на батик светлых тонов.
Я сама поинтересуюсь вашим самочувствием.
Он с трудом свесился к тумбочке, достал «визитку для избранных» со всеми телефонами и адресами.
Спасибо большое, Полина. Дверь зафиксируйте, чтобы не захлопнулась, будьте добры.
Удачи, Илья. Поправляйтесь.
На лестничной площадке я столкнулась с беззаботно насвистывающим наркологом узнала по специфическому чемоданчику и окончательно успокоилась.
Вышла, прогулялась за угол к мусорке, вернулась к ближайшему фонарю. Осколки давно вымели, дождь и снег начисто отмыли гладкое бетонное основание. Я не поленилась, сделала полтора десятка шагов до двери в подвал. На ней красовался новый замок. На секунду мне показалось, что я действительно слушала бред тронувшегося с перепоя художника. Более того, мне хотелось бы убедить себя в этом. Некто выбросил бутылку с какой-то жидкостью, пытаемый похмельем пьяница решил, что это спиртное, нахлебался, двое суток провалялся в подвале, чудом остался жив. Обычная, к сожалению, история. Если бы на бутылке не было этикетки «Бордо». И, если бы в этом же доме той же ночью не заснули вечным сном, отведав красного вина, два очень славных человека.
Сначала я хотела двинуть домой, сварить кофе и обмозговать рассказанное Ильей Соколовым. Потом решила, что раз уж попала в центр, могу сделать несколько звонков. И нанести я быстро прикинула количество не шапочно знакомых со мной и Косаревыми людей четыре-пять визитов. Погода, правда, портилась. Дыры в потемневших тучах были заткнуты пышными белесыми мешками, из которых, по моим соображениям, вскоре должен был начать высыпаться крупный мокрый снег.