Наверное, правильнее поставить вопрос так есть ли стопроцентная уверенность в том, что Он был смертельно болен?
Сейчас могу сказать, что уверен. А там, в Храме, я не могу вспомнить, что по этому поводу думал. Повинуясь инстинктам, заложенным в медицинском институте, я просто пытался вылечить Его, ни на секунду не задумываясь о том, заслуживает ли этот Человек моих усилий.
Наверное, впервые за долгие годы я не размышлял о том, надо ли Ему помогать.
Увидев Человека, распятого на кресте, я стал делать то, что умею.
Я иду по тротуару, выложенному плиткой. Два года назад его здесь не было. Разбитый асфальт, бордюр ниже земли и грязь, после каждого дождя стекающая на пешеходную дорожку. Теперь бордюр хорошо ограждает тротуар от участка покрытой травой почвы, на котором растут какие-то цветы.
Двор, в котором мне всё так хорошо знакомо, тих и безлюден. Вечер понедельника. Ветер шелестит листвой берез и боярышника. Запах жареных оладушек. Так было раньше, и так же происходит сейчас. Я сажусь на лавку у дальнего подъезда напротив дома, в котором я жил. По диагонали от подъезда, в хорошей видимости от знакомых окон. Я покинул эту квартиру в далеком две тысячи седьмом, полагая, что больше никогда сюда не вернусь. Меня ждали Тростниковые Поля, так я думал.
Через два года я вернулся, но нашел другой путь к Богине.
Прошло еще два года, и вот я снова здесь.
Она ушла навсегда, и теперь осталось только узаконить это в реальности, похоронив тело.
Прямоугольники освещенных окон стали возникать один за другим. Наступили белые ночи, но тени хотят больше света, чтобы видеть друг друга. Или чтобы не бояться своих сумеречных отражений в оконных стеклах.
В окнах моей бывшей квартиры тоже появился свет. С интересом глядя на них, я жду. Тени, живущие близко к склепу, даже не подозревают, что рядом с ними, за стенкой, находится ванна с формалином, тело мертвой женщины и стеклянные сосуды с жертвенными органами.
В окне появилась женская фигура. Она настежь распахнула створки окна и задернула штору.
Осмотревшись, я убеждаюсь, что во дворе никого нет. Да, я понимаю, что некоторые любопытные глаза могут смотреть во двор из окон, но почему-то мне кажется, что сейчас время ужина и телевизора. И то, и другое отвлекает тени от любопытного созерцания дворовой действительности.
Быстрым шагом я иду через двор, и, пригнувшись, забираюсь в заросли боярышника. Кустарник расположен под окнами интересующей меня квартиры, и через открытое окно я могу слышать всё, что там происходит.
Я думаю, ребенку пора спать.
Мужской голос. Равнодушный и бесцветный.
Пойдем, Лиза, я тебе сказку про Жихарку перед сном расскажу.
Женский голос. Добрые интонации и любовь к дочери.
Я сижу на траве, скрытый кустами боярышника и слушаю.
«Жили, были кот, петух и маленький человечек Жихарка. Кот и петух уходили на работу, а Жихарка один дома оставался, к обеду готовился, стол накрывал, ложки раскладывал. Раскладывает, да приговаривает:
Эта простая ложка Петина, эта простая ложка Котова, а эта не простая, точеная, ручка золоченая, я её себе возьму, сам ей буду кушать.
Прослышала про это хитрая лиса, и захотелось ей жихаркиного мяса попробовать.
Жихарка всегда двери в дом закрывал, а один раз забыл затвор задвинуть. Он только хотел ложку положить, а по лесенке топ, топ, лиса идет! Он быстро ложку бросил и под печку спрятался. Лиса зашла, туда глянет, сюда глянет, нет Жихарки.
Постой же ты у меня, сам скажешь, где ты сидишь, сказала она.
Подошла к столу и стала ложки раскладывать:
Эта простая ложка Петина, эта простая ложка Котова, а эта не простая, точеная, ручка золоченая, я её никому не отдам, с собой унесу, сама ей буду кушать.
А Жихарка из-под печки закричал:
Ай-яй-яй, тетенька Лиса, не берите, это моя ложка.
Ах, вот ты где сидишь, обрадовалась Лиса, вытащила Жихарку из-под печки, закинула себе на плечи и потащила в лес.
Притащила, печку жарко истопила, взяла лопату и говорит:
Садись на лопату, а Жихарка маленький, да удаленький, сел на лопату, ручки, ножки растопырил и в печку не лезет.
Да не так, говорит ему лиса. Он повернулся затылком к печке, ручки, ножки растопырил и не лезет в печку.
Да не так ты, рассердилась Лиса.
А ты мне покажи, тетенька Лиса, я не умею.
Лиса села на лопату, лапки поджала, хвостиком прикрылась, а Жихарка лопату в печку задвинул и прикрыл заслонкой.
А дома кот и петух плачут и приговаривают:
Эта простая ложка Петина, эта простая ложка Котова, нет ложки точеной, ручки золоченой.
А по лесенке топ, топ Жихарка идет, а вот и я! Они стали его обнимать, целовать.
Теперь там Жихарка с котом и петухом живут, и нас в гости ждут.
Вот и сказке конец, кто слушал, тот молодец, а кто не слушал, соленый огурец».
Я улыбаюсь, словно только что мама рассказала мне сказку перед сном. Закрыв глаза, я отпускаю сознание.
Потому что хочу не только слышать.
Потому что хочу помочь.
Или мне кажется, что я могу что-то изменить.
8
Она поцеловала засыпающую Лизу. Поправила одеяло, любуясь своим ребенком. Идти к мужу не хотелось, что, конечно же, ничего не меняло он хотел «прочистить дырки». Единственное, о чем она молилась, пусть Лиза крепко спит, ведь если она проснется, детское любопытство заставит её приоткрыть плотно закрытую дверь.
И посмотреть.
Он уже был в нетерпении. Переключал каналы, равнодушно глядя на экран. Когда она стелила постель, чувствовала спиной его взгляд, он уже явно забыл о телевизоре. Она сбросила тапки с ног, скинула халат с плеч, забралась на постель и встала в позу. Никаких прелюдий и предварительных ласк, никаких слов любви и поцелуев. Коленно-локтевое положение с раздвинутыми бедрами и постараться расслабиться, потому что даже мазь он не любил использовать. Пережить первую боль, а после будет чуть лучше.
Изобразить возбуждение, хотя бы совсем чуть-чуть.
Немного подвигать бедрами.
И ждать, когда все закончится.
Она никак не могла привыкнуть за эти годы к экзекуции. Особенно плохо было первые три месяца (как давно и как недавно это было), почти всегда кровь из трещин, боль до, во время и после и, самое главное, это было унизительно. Она пыталась с ним говорить об этом, но ему так нравилось. Он говорил, что испытывает большой кайф (милая моя, это так классно, у тебя такая упругая попка, а во влагалище у тебя после родов, как в стакане, ну, никакого кайфа, ты ведь хочешь, чтобы мне было приятно, не так ли). Да, после рождения Лизы упругость вагины уже далеко не та, но она полагала, что ему нравилось видеть женщину в унизительном положении, чувствовать свою власть и это доставляло ему больший кайф, чем сам секс.
Она смотрела снизу между раздвинутых ног на его двигающиеся волосатые бедра, на красную каплю, бегущую по своему бедру (одна из первых и далеко не последняя), слушала его нарастающее пыхтение. В последнее время он чаще стал хотеть «прочистить дырки», и в последний месяц на фоне регулярных клизм и частых травм снова кровь и боль стали её спутниками.
Она переместила взгляд на стену, стараясь не слышать легкие чавкающие звуки и хлопки его бедер об ягодицы. Узор на обоях. Монстр, которого она видела на стене, нагло усмехался. В легком полумраке бра видение чуть-чуть менялось то загадочно улыбается, растягивая пухлые губы, то ухмыляется нагло, то угрожающе скалится. Как бы изучает, что она сделает, как поведет себя, и посмеет ли вообще что-то сделать, или будет покорно подвергаться унижению. И, понимая, что сопротивления не будет, что так будет всегда, находясь в полной уверенности и безусловной покорности жертвы, чудище тоже хочет потоптаться на её достоинстве. В его черных зрачках она видит всю дальнейшую жизнь на долгие годы вперед.
Он захрипел, судорожно притягивая её бедра впившимися в кожу пальцами, и она мысленно перекрестилась, слава Богу, быстро кончил.
После этого он хлопнул ладонью по её ягодице (конечно же, это похвала, молодец, крошка, сегодня было классно), упал обессилено на кровать и моментально заснул, впрочем, как всегда.
Она, медленно и осторожно, чтобы не усилить боль, пошла в ванную. Помылась (больно было даже прикасаться намыленной рукой), села на край ванны, взгромоздив ноги на унитаз и на стиральную машину. В круглом зеркальце она увидела вечно приоткрытый задний проход. По его краям старые ранки с темно-коричневыми корочками, большая часть из которых были сорваны. В обнаженных старых ранках и в свежих трещинках копилась сукровица. И, накопившись, она тонкой красноватой каплей стекала по ягодице, и снова медленно набиралась.
Она вздохнула и подумала, что натруженному заду нужен длительный отдых. Очень длительный отдых. Взяла рядом стоящий крем с антисептическими свойствами и стала наносить на раны.
Почувствовав, что не одна, она подняла глаза. Уже зная, что увидит.