Мальчик. Мне акушерка, в Банбери, предрекала мальчика. Я тоже так носила она вспомнила, как впервые взяла Уильяма на руки:
Он родился сероглазым, мой хороший. Крупным, почти десять фунтов и Марта, и ее муж были невысокими:
Однако его братья выше шести футов дверь кафе хлопнула.
Почувствовав сильные пальцы на своем запястье, Тони вздрогнула. Фрейлейн Рихтер была почти на голову ниже ее, но рука девушки оказалась железной. Круглый подбородок отвердел, глаза блеснули холодом:
Вставайте, сеньора Эрнандес. Нам надо поговорить на рукаве собольей шубки фрейлейн висела легкомысленная сумочка, крокодиловой кожи, с золотой застежкой. Ничего, кроме носового платка и пудреницы, туда бы не поместилось. Фрейлейн Рихтер помахала ридикюлем: «Я жду».
Тони, послушно, пошла вслед. Похлопав себя по карманам шинели, она вытащила папиросы. Тони купила пачку в Оберенхайме, отстав от товарок по увольнительной. Едва чиркнув спичкой, она услышала ледяной голос:
Потушите папиросу. Вы в форме, вас могут увидеть посторонние бесцеремонно вынув у Тони окурок, Марта выбросила его в урну. Невысокие каблуки сапожек стучали по гранитным плитам дорожки. Выходя из кафе, Марта насадила шляпку на бронзовые волосы:
Я была неправа, Тони смотрела на жесткий очерк скулы, они мать и дочь. Сейчас она похожа на фрау Рихтер. Она чувствует опасность, она собралась Тони хотела спросить, где мать девушки:
Она мне все равно не ответит. Наверное, в Москве. Воронов мне ничего о ней не говорил, но Воронов мне не все рассказывал Марта могла сегодня выйти на связь с Лубянкой и доложить о присутствии Тони в Берлине:
Ей велят переправить меня в нейтральную страну, поняла Тони, в Швейцарию, в Швецию. За мной приедет Воронов Тони передернулась:
Никогда такого не случится. Я здесь, чтобы спасти Виллема, я не отступлюсь от своего.
Расскажите мне все, потребовала Марта Рихтер, цепко держа Тони за запястье:
У нее пальцы хуже наручников Тони, впрочем, о наручниках только слышала, и никогда не видела их собственными глазами. Она попыталась вырвать руку:
Почему я должна что-то твердое уперлось ей в бок. Тони скосила глаза вниз:
Откуда у нее табличка с пистолета Питера? Но это кольт, у Питера была другая модель Тони много раз видела семейную реликвию:
А если я ошибаюсь? Питер мог воевать, попасть в плен, оказаться в руках Максимилиана. Фрау Рихтер могла играть, быть двойным агентом Марта пошевелила пистолетом:
Ну! И кстати, где ваш сын она требовательно взглянула на Тони, если Уильям был вашим сыном, конечно. Я жду сообщила фрейлейн Рихтер.
В безопасности, пробурчала Тони. Марта была ее младше, но под твердым взглядом зеленых глаз Тони почувствовала себя девчонкой:
Хорошо, Марта убрала пистолет, а теперь рассказывайте Тони предпочла не спрашивать, откуда графиня фон Рабе взяла старинную, времен королевы Елизаветы, реликвию семьи Кроу:
Питер мог продолжать работать на разведку, поняла Тони, до войны он притворялся поклонником Мосли. Может быть, он и сейчас здесь, тайно Тони почти ожидала увидеть, за поворотом аллеи, знакомую фигуру несостоявшегося жениха. Под облетевшим платаном оказалась только пустая скамейка, с надписью: «Для арийцев».
Опустившись на нее, графиня фон Рабе похлопала рядом узкой ладонью, в замшевой перчатке:
Я предполагаю, что вы в Оберенхайме по испанским документам учитесь она окинула Тони долгим взглядом, или вы здесь, как фольксдойче, прибалтийская немка Тони присела:
Я сеньора Эрнандес она не сказала Марте ни о Максимилиане, ни о Воронове:
Она не знает, кто я такая, на самом деле, и ее мать не знала. Но могла узнать, оказавшись в Москве. Воронов говорил, что его начальство в курсе, как меня зовут если Марта что-то и знала, то по спокойному лицу девушки, Тони, ничего бы не поняла. Она объяснила, что приехала в Москву, после разгрома республиканцев, в Испании, и работала журналистом:
Я случайно прочла она помолчала, что отец Уильяма, человек, которого я любила в Испании, отправлен в концлагерь, по подозрению в связях с Сопротивлением. Городок, где он жил, сожгло СС Марта кивнула: «Мон-Сен-Мартен». Она повернулась к девушке: «Он сейчас священник? Отец Виллем де ла Марк?».
Достав платок из шинели, Тони высморкалась:
Да. Поймите, Марта девушку могли звать вовсе не Мартой, я не могла оставаться в СССР. Наш мальчик живет у надежных людей. Я не могла сидеть и ждать, пока моего любимого человека убьют. Я поехала в действующую армию, перешла линию фронта, с испанскими документами по мнению Тони, Волков давно гнил где-то в новгородских болотах. Причины упоминать о нем не было. Тонкие губы девушки сжались в еще более тонкую линию: «Отец Виллем принял сан».
Его решение ничего не значит, горячо сказала Тони, он просто разочаровался в идеях коммунизма. Он из набожной семьи, его бабушка и дедушка Марта прервала ее:
Я знаю. Меньше слов, больше дела. Удобно, что сейчас рождественские каникулы. Я вам принесу гражданскую одежду Эммы, вы почти одного роста, и снабжу вас деньгами. Я лично в нежном сопрано загремел металл, лично довезу вас до Киля или Ростока. Оттуда вы, с испанским паспортом, отправитесь в Швецию, и больше не покажете носа в Берлине ребенок, недовольно, заворочался. Марта подытожила:
Отца Виллема сейчас ищут и найдут, с детьми из его приюта. Я обещаю, что мы о нем позаботимся, до конца войны. Потом мы сообщим ему, где вы находитесь. Я вам оставлю свой адрес. Напишите мне, как устроитесь в Стокгольме ни в какой Стокгольм Тони не собиралась. Она, упрямо, сказала:
Вы не понимаете. Я должна сама вытащить Виллема из концлагеря Марта встала, оправив шубку:
Если вы надеетесь, что он снимет сан, и вернется к вам, потому что посчитает себя обязанным вас отблагодарить, то вы делаете большую ошибку, сеньора Эрнандес. Вы не были в концлагере, а я была Марта помолчала, в офицерских коттеджах, конечно Тони тоже вскочила:
Не смейте рассуждать о человеке, которого вы не знаете. Виллем меня любит, он Тони сжала руки в кулаки, он совершил необдуманный поступок. Вы жена Генриха. Разве вы бы не остались с ним до последнего, если бы ему грозила опасность?
Я бы не пожертвовала жизнью нашего ребенка Марта положила руку на живот, ради того, чтобы спасти Генриха. Он это знает девушка запнулась, иногда, сеньора Эрнандес, человек должен сделать тяжелый выбор. Вы мать. Вы не имеете права лишать сына родительской заботы в зеленых глазах промелькнула мимолетная тоска, он еще маленький
Никуда я не поеду, Тони сжала зубы, я здесь, чтобы спасти Виллема. Если вы мне помешаете, я расскажу, кто вы такая, на самом деле бронзовая бровь изогнулась:
Марта Рихтер, из Швейцарии девушка издевательски усмехнулась, или вы что-то еще можете рассказать? Мою покойную мать звали Анной, да хранят ее Иисус и святые, на небесах Марта, набожно, перекрестилась. Тони заметила старый крестик, с тусклыми изумрудами, на белой шее девушки:
Фрау Рихтер драгоценность носила, в Цюрихе. Я тогда подумала, что крестик похож на реликвию, пару к крестику Питера. Но кузен Теодор вещь потерял, на гражданской войне. Откуда бы крестику оказаться у фрау Рихтер? Просто одинаковые безделушки. Она права, растерянно поняла Тони, мне никто не поверит. НКВД, наверняка, снабдило ее железной легендой девушка посмотрела на изящные часики:
Пойдемте, иначе будет подозрительно. Я беременна, но я не могу двигаться со скоростью улитки она топнула маленькой ногой:
Пошевеливайтесь. Ваша экскурсия заканчивается на следующей неделе. Я вам позвоню, привезу одежду, и отправимся на север. Оставите записку, что не чувствуете в себе сил продолжать обучение они медленно пошли к санаторию. Марта поинтересовалась:
Вас абвер направил в Оберенхайм? Потому что вы русский язык знаете? Тони кивнула, отчаянно добавив:
За мной ухаживает брат вашего мужа. Он мог бы мне рассказать сведения об Аушвице, которых вы не услышите. Если Виллем в лагере, Марта, если с ним дети, надо узнать где они, как можно скорее дети Тони не интересовали. Она хотела разжалобить фрейлейн Рихтер.
Такую разжалобишь впереди показались белые стены санатория, ее подбородком можно резать железо. Фон Рабе мне не поверит. Я могу хоть наизнанку вывернуться, доказывая, что она советский агент. Но я не покину Германию, я должна увидеть Виллема
Марта остановилась:
Эмма могла ее пригласить на рождественский обед. Или Отто ее позовет. Нельзя ее пускать на виллу. Мерзавец, Марта не хотела называть гауптштурмфюрера по фамилии, мог видеть ее в Москве, если она по линии НКВД туда приехала. Максимилиан мог встретить ее в Испании. Пусть сидит здесь, так безопаснее она услышала жалобный голос девушки: