Они решили, что Питеру тоже не надо знать о кузене:
Для чего? пожал плечами Генрих:
Мерзавца повесят, с остальной бандой. Его брат, скорее всего, давно расстрелян, как жена отвернулась, он обругал себя.
Как и моя мать, хмуро отозвалась Марта. Больше они о таком не говорили.
Марта прислушалась:
Не Габи поет. Голос низкий, а у нее, ты говорил, было сопрано Генрих покачал головой:
От Габи ни записей, ни пластинок не осталось. Геббельс ее приглашал на радио, но она не могла Генрих повел рукой, понимаешь, почему. Даже если бы сохранились записи, то все бы уничтожили, после Генрих, старательно, отгонял мысли о теле, лежавшем на булыжнике Митте, рядом с колесом гестаповской машины, об испачканных кровью, золотистых волосах.
Все случилось быстро говорил он себе, Габи не страдала. Я бы тоже так хотел. Но я христианин, так нельзя поступать приехав в Берлин, Генрих встретился с пастором. После исповеди Генрих признался в своих мыслях. Бонхоффер, тяжело, вздохнул:
Что я тебе могу сказать? Христианин не имеет права искать легкого выхода, особенно сейчас. Ты понимаешь, что в случае он помолчал, пострадает, прежде всего, твоя семья, Генрих. Марту и малыша не пощадят. Твою жену отправят в концлагерь, ребенок попадет в приют. Ему изменят фамилию, он никогда не узнает, ни отца, ни матери некоторые члены группы посетили их дантиста, Франца. Генрих тоже съездил к зубному врачу. Осматривая его, приятель заметил:
У меня половина Принц-Альбрехтштрассе лечится, благодаря рекомендации твоего брата Франц, невесело, улыбнулся:
У Гиммлера свой врач, конечно, но ко мне Шелленберг приезжает, другие бонзы сняв перчатки, он открыл ключом ящик рабочего стола:
Мы с Дитрихом разработали одну вещь Дитрих трудился в лабораториях «ИГ-Фарбениндустри», в общем, ничего нового, но конструкция очень удобна Франц показал ему запаянную капсулу, размером с кофейное зернышко:
Я несколько таких установил, ребятам, помялся дантист, ложная коронка, все просто. В случае непредвиденных обстоятельств все не займет и пяти минут в капсуле находился порошок цианистого калия. Генрих посмотрел на друга, Франц усмехнулся:
Сапожник без сапог. Сам я себе такого не установлю он кивнул на капсулу, а просить мне некого. Но я вне подозрений все они были вне подозрений, но Генрих, по приезду из Варшавы, заметил отцу:
Может быть, стоит, перенести документы из сейфа в тайник? Мы с ребятами съездим в Груневальд, найдем подходящее место граф Теодор отозвался:
Милый мой, шифра от сейфа даже ты не знаешь, а я не собираюсь его выдавать обычно добрые глаза отца похолодели, что бы они со мной ни делали. Если что-то случится, им останется только подорвать гранатами дверцу, но в таком случае все содержимое будет уничтожено граф Теодор подумал:
И письмо, для Эммы и Генриха, тоже. Я не позволю Эмме и Марте, с малышом, остаться в Берлине, в случае неудачи путча. Надо их обезопасить пока граф не знал, как это сделать. Достав письмо из сейфа, он сунул конверт в портмоне:
Потом отдам Эмме, решил он, так лучше. Но не случится никакой неудачи. Германия ненавидит бесноватого, люди перейдут на нашу сторону отказавшись от капсулы, Генрих не стал ничего говорить ни отцу, ни Марте.
Ясные, зеленые глаза жены блестели. Они погуляли в Груневальде, на щеках Марты появился свежий румянец.
Они не обсуждали новоиспеченного гауптштурмфюрера. Марта только заметила:
Даже если им удастся привлечь на свою сторону кого-то из военнопленных, Генрих, то нельзя обвинять людей, измученных голодом, сидящих в лагерях она помолчала:
Не забывай, что сделал Сталин с Советским Союзом. Многие из тех, кто сейчас сражается с вермахтом, потеряли родных, в чистках, в коллективизации. Хотя, конечно, добавила Марта, нельзя воевать со злом, перейдя на сторону зла держа мужа под руку, Марта смотрела на темную воду Хафеля:
Летчик Воронов никогда бы так не сделал, и Лиза Князева тоже не стала бы так поступать. И мой отец, хотя на гражданской войне он сражался против большевиков Марта твердо решила, после войны, рассказать Генриху обо всем и найти своего отца:
Он должен знать, что я есть на свете, что он стал дедушкой Марта даже улыбнулась:
Папе всего сорок два сейчас, а он дедушка ребенок заворочался, она подтолкнула мужа: «Новый фон Рабе проголодался, милый мой».
На террасе кафе они сидели в одиночестве, но Марта с Генрихом никогда не говорили на подозрительные темы прилюдно. Они слишком хорошо знали, что почти все владельцы заведений сотрудничают с гестапо:
У пастора, в Веддинге, в кафе можно встречаться спокойно, Марта изучала меню, но его хозяин рискует. Христиан мало на свободе осталось. Но где отец Виллем, где дети за кофе и медовым тортом она погладила мужа по щеке:
Хорошо, что ты в отпуске, милый. Тебе не надо ездить туда Марта махнула в сторону города, не надо носить форму Генрих, с облегчением, отправил мундир в самый дальний угол гардеробной:
Если родится мальчик, придется надевать парадный китель, ордена он повертел фуражку:
Хорошо, что я мертвую голову не ношу, как Отто посоветовавшись с Мартой, Генрих решил сделать вид, что не разобрался в папке.
Не надо Максу знать, что я понял, где находится последний плацдарм, угрюмо сказал Генрих жене, хотя у нас нет доказательств Марта покачала головой:
Они не оставят картины в саксонских шахтах, милый мой. Слишком опасно. Когда начнется наступление Красной Армии, союзников, они все отправят на подводных лодках, на юг она подперла рукой подбородок:
Отто едет в Арктику не арийцев искать Марта усмехнулась, Гиммлер не выбросит деньги, на бездумные проекты общества «Аненербе», даже с его интересом к подобной шелухе. Нет, подытожила жена, они изучают способы выживания в высоких широтах. Отто хвастался, что проводил такие эксперименты, в Аушвице Марта помрачнела:
Если бы мы знали, куда отправляется подводная лодка они сообщили в Брюссель о рейсе, но с тем, же успехом союзники могли искать иголку в стоге сена. Арктика была огромной.
Надо Отто расспросить, аккуратно Марта сидела лицом к входу.
Она увидела снежно-белые волосы деверя, девушку, идущую впереди, в форме женского вспомогательного корпуса СС. Марта сразу ее узнала:
Антония Эрнандес. Мальчик, Уильям, ее мамой называл. Я потом сказала, что она не испанка прожив почти десять лет в Буэнос-Айресе, Марта отлично разбиралась в акцентах:
Родной язык у нее английский. Она из Британии, или из США. Мама ее в Москву отправляла, через Будапешт мать не говорила Марте, к кому летит сеньора Эрнандес, но девушка понимала, что гостья работает в НКВД:
Тогда СССР готовил убийство Троцкого. Ее могли внедрить в Мексику, в дом изгнанника. Что она делает в Оберенхайме? Или она агент советской разведки Марта радушно поздоровалась с девушкой. Генрих понял:
Они встречались. Я по глазам вижу, что у той, что у другой. Отто самовлюбленный павлин, и ничего вокруг, кроме себя не замечает. Макс бы насторожился, непременно широко улыбнувшись, Генрих указал на медовый торт:
Мы хотели попросить еще порцию. Но ты, Отто, нас не одобришь брат поджал губы:
Я ограничусь ромашковым чаем, как и фрейлейн Антония девушки не смотрели друг на друга:
Скажу Отто, что хочу навестить Эмму, в санатории, уведу его вперед. Им надо поговорить Генрих махнул кельнеру: «Еще две порции торта, пожалуйста».
Марта Рихтер, как ее, про себя, называла Тони, почти не изменилась. За медовым тортом девушка, безмятежно, щебетала с Тони о школе в Оберенхайме и о санатории «Лебенсборн». Она гордо показала значок общества на кашемировом, дорогом свитере:
Союз Немецких Женщин поддерживает будущих матерей, приносящих фюреру новых солдат красивые губы улыбались. Она взмахнула темными ресницами:
Нашего сына мы назовем Адольфом, в честь дорогого фюрера если бы Тони не знала, кто сидит перед ней, она бы никогда в жизни не догадалась, об истинном лице фрейлейн Рихтер. Рассчитавшись, заплатив и за ромашковый чай, младший фон Рабе поднялся:
Пойдем, Отто. Я повидаюсь с Эммой, Марта и фрейлейн Антония нас догонят. Марте полезны долгие прогулки Тони даже не успела открыть рот. Она посмотрела вслед темному пальто графа фон Рабе:
Он агент русских, несомненно. Но у них не фиктивный брак, Марта ждет ребенка девушка, как и Тони, перед родами, расцвела. Живот сильно выступал, Тони подумала:
Мальчик. Мне акушерка, в Банбери, предрекала мальчика. Я тоже так носила она вспомнила, как впервые взяла Уильяма на руки: