После смерти мадемуазель Элизы Макс вообще не доверял тамошним девушкам:
Любая тихоня с четками может оказаться партизанской радисткой хмыкнул он, я уверен, они даже в рясах монахинь разгуливают после нового года и церемонии в рейхсканцелярии, Макс возвращался во Францию, в Лион. Барбье пока не сумел найти следов мальчишки и его кузена, месье Корнеля. Макс намеревался лично обыскать весь юг Франции:
Я из-под земли достану мерзавцев, клянусь штандартенфюреру подали бразильский кофе, фарфоровую тарелку со свежим хлебом, белоснежным маслом, икрой, и копченым лососем, даже если мне потребуется переворошить Лион и весь Центральный Массив из Парижа, регулярно, уходили поезда с картинами и статуями, для музея фюрера, но Макс не мог успокоиться. «Джоконду», Диану-охотницу, и бриллианты Лувра спрятали где-то во Франции.
Кроме того, месье Корнель владел, синим алмазом, безукоризненной огранки, размером с кофейное зерно.
Штандартенфюрер считал, что другого подарка будущей жене искать не стоит:
К черту партийную скромность, весело подумал Макс, пусть Генрих щеголяет приверженностью идеалам умеренности. Моя жена достойна самого лучшего Макс не сомневался, что рано или поздно дуче, и адмирал Хорти поддадутся на давление фюрера и начнут депортацию евреев:
Тогда я и поеду в Милан, в Рим, в Будапешт. Найду аристократку, красавицу Драматург и Маляр, по мнению Макса, даже не подпадали под распоряжение «Мрак и Туман».
Нечего с ними церемониться, отправлять в концлагеря решил Макс, допрос с применением особых средств и расстрел на месте. Женщин надо вешать, причем публично. Казни хорошо устрашают местное население. И вообще, партизанская шваль недостойна концлагерей, как англичане, которых мы в Осло расстреляли Макс настоял на увольнении с завода Норск Гидро всех норвежцев:
Я здесь никому не доверяю, холодно сказал он начальнику норвежского гестапо, любой мерзавец со значком партии Квислинга может, на самом деле, работать на Сопротивление. Пусть привозят рабочих из рейха. Не след экономить на мелочах, когда идет речь о стратегической продукции Макс запретил перевозить тяжелую воду поездами, или морскими судами:
Только самолеты, распорядился он, воздушное пространство рейха непроницаемо. Мы убедились в неприкосновенности наших рубежей, после неудачи второго рейда англичан первый рейд взорвал только гидростанцию. Завод временно не работал, прекратилась подача электричества в Рьюкан. Вшивая норвежская дыра Макса не интересовала:
Посидят при свечах, сказал он в Осло, они только в начале века электричество увидели, горные тролли. Завод является приоритетом, нечего больше обсуждать второй рейд не удался из-за нелетной погоды.
Желая развить успех, англичане поторопились. Они отправили самолет в Норвегию, не дожидаясь улучшения метеосводки. Береговая артиллерия не сделала ни одного залпа. Самолеты, несущие планеры с диверсантами, должны были приземлиться на лед озера Мьесен, на плато Телемарк. Одна машина, потеряв управление в густом тумане, врезалась в склон горы. Погибли все диверсанты, на борту. Пилоты второго самолета решили, судя по всему, вернуться в Британию, но потеряли планер, в снежной буре. После первого взрыва гестапо оцепило район диверсии. Эсэсовцы оказались на месте аварийного приземления планера первыми, до норвежских бандитов.
В тех краях и нет партизан Макс, задумчиво, намазывал на хлеб масло, они пропали, после первой диверсии. Мы ни одного норвежца не поймали. Мы даже не знаем, кто их возглавляет в норвежских горах и лесах можно было прятаться вечно. Англичане, даже тяжело, раненые, на допросах молчали, несмотря на все средства, испытанные Максом. Штандартенфюрер был рад упорству диверсантов. Он боялся услышать имя герра Питера Кроу:
Он сдох, повторял себе Макс, утонул в пражской канализации. И вообще, кроме меня и Генриха, никто не знает, что он был в Праге. Генрих меня не выдаст. Он понимает долг перед семьей партия, правда, учила, что долг перед фюрером и НСДАП важнее. В глубине души, Максимилиан, все равно, ставил семью во главе угла:
Невозможно жить без родственных связей, без лояльности крови, происхождению. Разумеется, если член семьи предаст фюрера, надо его наказать, однако мы не большевики. Коммунисты не помнят родства Макс покосился через проход.
Невозможно жить без родственных связей, без лояльности крови, происхождению. Разумеется, если член семьи предаст фюрера, надо его наказать, однако мы не большевики. Коммунисты не помнят родства Макс покосился через проход.
Новоиспеченный аристократ, Петр Арсеньевич Воронцов-Вельяминов, с аппетитом ел бутерброд с икрой. Холеное лицо дышало здоровьем. При розыске партизан Петр Арсеньевич получил легкое ранение. Он отлежался в санатории «Лебенсборн», в Осло. Макс отправил реляцию в Берлин. Рейхсфюрер Гиммлер, после возвращения из Норвегии, обещал русскому нашивки гауптштурмфюрера. Петр Арсеньевич рвался участвовать в допросах англичан, но Максу подобного было не нужно:
Он рвется похвастаться умениями, полученными в НКВД, усмехнулся штандартенфюрер, доказать преданность Макс не хотел, чтобы русский слышал о герре Питере Кроу:
А если герр Питер выжил? Макс, задумчиво, повертел на длинном пальце серебряное кольцо, с мертвой головой:
Нет, я правильно поступил. Незачем рисковать Макс понятия не имел, что именно Муха услышал в Белграде, от русских эмигрантов. Хватало и уверенности Петра Арсеньевича, что его парижский родственник, месье Корнель, тоже встал на путь борьбы с большевистской заразой.
Макс узнал новости, навещая Муху в санатории.
Петр Арсеньевич проводил время за созданием бесконечной поэмы о храбрых арийских воинах, сражающихся с коммунистами и евреями. Рассчитывая на публикацию, Муха переводил стихи на немецкий язык. За кофе, на террасе, он читал свои творения. Макс, тоскливо, смотрел на белые облака, в ярком, голубом небе:
Какая бездарь, какое ничтожество он вспоминал глаза месье Корнеля:
Надо Муху взять во Францию. Пусть поработает с тамошней эмиграцией, встретится на допросе с кузеном, если он так стремится допрашивать по мнению Макса, свидание родственников стало бы даже забавным. Муха, монотонно, жужжал о рунах и крови, о четком шаге сапог арийских воинов. Максимилиан думал о себе, двадцатилетнем студенте, о прокуренном подвальчике ночного клуба, в Митте:
Мы смотрели «Трехгрошовую оперу», в театре на Шиффбауэрдамм, а потом пошли танцевать. И Брехт отправился в кабаре, с актерами
Макс услышал хриплый, низкий голос:
Юбка из ситца, жёлтый платок,
Глаза, как омут озёрный,
Без денег, таланта, на лбу завиток,
И волосы чёрные целый поток
Рождественские каникулы, тридцатого года. Дитрих еще жила в Берлине. Она тоже пришла в кабаре Макс помнил жесткое контральто, тонкую, изящную фигуру, в мужском костюме. Дитрих пела зонги, из «Голубого ангела».
Мы всех лишились, понял Макс, всего, что было великого в Германии по слухам, фюрер, в одиночестве, любил смотреть фильмы Дитрих:
Геббельс предлагал Марлен большие деньги, за возвращение в рейх Максимилиан смотрел на быструю воду реки, она отказалась. Подумать только, я тогда, в кабаре, мог пригласить Дитрих на танец. Но побоялся, я был студент, мальчишка, а она звезда. Но я, хотя бы, видел Брехта Максу захотелось зажать уши руками. Он заставил себя, одобрительно, сказать:
Отличное произведение, оберштурмфюрер. Я уверен, что ваша поэма обретет успех. Я поговорю с приятелями, в министерстве рейхспропаганды Муха зарделся от удовольствия.
Принесли булочки, с черничным джемом. Макс промокнул губы шелковым платком:
Ладно. Он выздоровел, возьму его на допросы, в Моабит. Может быть, проклятые русские агенты что-то скажут пока и Харнак, и Шульце-Бойзен молчали. Макс напомнил себе, что надо отправить распоряжение в Грецию о немедленных расстрелах всех, подозреваемых в связи с партизанами.
После взрыва моста на реке Горгопотамос Макс выслушал немало нелестного от рейхсфюрера. Он обещал Гиммлеру, что к бандитам будут приняты самые строгие меры:
Пора начинать депортации из Салоник, заметил Макс, хватит церемониться с евреями в Осло, Макс поехал в местный концентрационный лагерь, на окраине города:
Развели курорт, гневно сказал он, на совещании, передачи, семейные визиты, и почему вы пускаете сюда пасторов! Макс грохнул кулаком по столу:
Христианское милосердие, держите карман шире! Они устраивают побеги евреям Макс приказал арестовать всех женщин и детей еврейского происхождения, в Осло. Пора было организовывать отправку местных жидов в польские лагеря.