Второй гроб мы аккуратно положили на первый одна стенка готова.
Каждый гроб был тяжелее предыдущего. Наверное, это я уставал. Или все-таки внутри гробов что-то было. И каждый раз тяжелее. Когда мы клали десятый гроб, он сорвался у меня из рук, упал и крышка соскочила. Внутри лежала мумия крысы.
Я боялся крыс. И не мог оторвать взгляд. Обтянутая кожей, с оголенными клыками, угловатая серая мордочка, сморщенная в ехидной улыбке, смотрела на меня.
Мы закрыли крышку и опустили гроб на землю. Кому, интересно, предназначался этот гроб?
Они вырастут, и ты будешь ими любоваться. Это очень хорошо. Спасибо тебе, Пражка ушел.
Я взял секатор, лопату, и мы втроем пошли бороться с ровой.
Что это было вообще? Все вокруг сходят с ума или я схожу с ума? Как можно было догадаться ограждать несуществующий огород гробами? Кто такая Марианна?
МариАнна это вымысел Пражки, всегда, когда не ждешь, появляется Маунти.
Я не любил Маунти, так же как Маунти не любил Пражку. Но я старался этого не показывать. А Маунти мог интонацией одного предложения выразить все свое неуважение и нелюбовь к Пражке. Мне казалось, Маунти не говорил слова он их лепил и бросал. Я боялся его. Боялся, что если он начнет говорить про меня то эти слова будут слеплены из моей плоти. И всю мою плоть он изрыгнет в издевке и ненависти.
Нет такой, продолжал он. Есть Анна это его мать. Вернее, была. Она умерла давно, когда он был маленьким. А есть Мария его бывшая жена. Она есть. Но не здесь. Здесь она не смогла жить. Она хотела здесь завести красоту, Маунти засмеялся. Красоту Эх, красота-глупота. А там, где вы поставили этот забор, там действительно были розы. Она их посадила до того, как ушла. Но их съели бараны, которых завел Пражка. А МариАнны нет, и никогда не было.
Я подошел к стене из Ровы. День еще не начался, а я уже устал.
Мне всегда казалось, что Рова должна быть с большой буквы, потому что она живая.
Зачем Пражка завел баранов? Я воткнул острие лопаты в сердце Ровы, провернул ее и выдрал корень. С корешков, словно капли крови, падали кусочки земли.
36-й день
Я смотрел на руки. Мазь опять сделала свое дело руки готовы к борьбе. Вчерашние раны остались в памяти, там же спряталась боль притупленная действием времени. Но остался ужас выбора: идти добровольно на адскую десятиминутную боль или нет. Каждый вечер после действия мази я был уверен, что никогда-никогда, никогда больше этого не повторю. Утром начинал сомневаться. Ближе к вечеру я смотрел на искалеченные руки и понимал, что, скорее всего, повторю процедуру. Нет, не скорее всего точно повторю. И с этого момента, с момента принятия решения я начинал бояться. Боялся и ждал. И это боязненное время мне казалось хуже болезненного. Ожидание боли становилось хуже самой боли.
Вчера Маунти посмотрел на мои руки и ехидно сказал, что это не самое страшное. Интересно, что может быть страшней? Чего мне еще ждать?
Я готов работать.
Я не готов работать.
Лопаты и секатора нет.
Я дошел до участка с ровой, но там их тоже не оказалось, да и не могло оказаться. У меня был ежевечерний ритуал: все собрать, неспешно вернуться, положить инструмент у внешней стены дома. Маленькие ритуалы, разбросанные по дню, казалось, они спасают меня от сумасшествия, и я не пропускал ни один из них.
Я вернулся к дому инструменты не появились. Взять их мог кто-то из трех. Начну с самого безопасного.
Я обошел дом. Романо сидел на своем месте, прислонившись к стене и в окружении бутылок. Как пес на цепи. Интересно, где он сидит, когда идет дождь? У него есть здесь своя комната?
Я смотрел на Романо, Романо смотрел на меня.
Романо, ты брал секатор и лопату? я чувствовал себя глупо.
Романо улыбнулся и протянул мне бутылку.
Нет. Я не буду. Ты же не брал лопату, да? Тебе же она и не нужна. Тебе вообще ничего не нужно. Только бутылки. Откуда ты их берешь? Кто тебе их приносит? Как давно ты здесь? Что ты здесь делаешь? Кто ты вообще такой, Романо? Зачем я к тебе пришел?
Это было очень глупо. Я задавал эти вопросы себе, будучи уже далеко от Романо, и искал Пражку. Пражка не всегда был на ферме. Вообще неизвестно, кто здесь был всегда, кроме меня. Но я был уверен: сегодня Пражка здесь.
Пражка, ты брал лопату и секатор?
Пражка кормил барана. Я вспомнил свой вопрос про барана. Но сейчас мне надо было выяснить, где лопата.
Зачем они мне?
Значит, остается Маунти. Пражка, ты знаешь, как мне найти Маунти?
Пражка недоуменно посмотрел на меня, помолчал.
Я думаю думаю, ты можешь найти его у себя.
Где у себя?
Пражка продолжал испытующе смотреть на меня и держать раздражающе длинные паузы.
Ну там же, где ты нашел его, когда приехал, опять пауза. Комната рядом с кухней. Она открыта. Ты проходишь ее каждый день.
Я пошел обратно. Открытая комната? Почему я не помню? И почему Пражка так смотрел? Может, я должен что-то знать? Я зашел в дом. Мимо кухни по коридору, справа проем, потом двери в комнаты, и в самом конце коридора стоп! Проем? Я развернулся. Действительно, всегда проходил мимо. Всегда казалось, что здесь какой-то чулан или техническая комната там было так темно, грязно и пыльно. Я заглянул. Не может же здесь кто-то жить?
На грязной большой низкой кровати лежало помятое покрывало, на котором лежал голый Маунти. Бледно-белый на грязно-темном.
Я первый раз видел Маунти. Но я всегда его видел.
Сейчас я старался не смотреть туда, куда не надо было смотреть. Куда люди обычно смотрят, если человек одетый, они бросают туда взгляд или нет? В лицо я тоже старался не смотреть. Почему-то мне было страшно встретить его взгляд, и, поискав глазами точку опоры, я стал смотреть сквозь лицо. Мне казалось это неестественным, но так лучше.
Маунти, ты брал мои секатор и лопату?
Кто тебе сказал, что они твои?
Пражка мне их дал, чтобы я корчевал рову. Мне они нужны. Если ты их брал верни, пожалуйста.
Кто тебе сказал, что они твои?
Я не говорил, что они мои. Я говорю, мне их дал Пражка.
Они не твои. Они мои! Маунти смотрел в потолок. А я не удержался и бросил взгляд туда, куда не надо было смотреть. Что я там ожидал увидеть? Чудо? Маунти поймал мой взгляд, победно улыбнулся, и я почувствовал себя виноватым, мне стало досадно. Как будто он поймал меня за чем-то неприличным. Как странно человек ведет себя аморально, но вдруг твой единственный брошенный взгляд или слово заслоняют всю его аморальность и забирают ее себе. И теперь ты главный виноватый.
Это я их купил, заявил Маунти, и дал Романо, когда он боролся с ровой. Он не справился. Пражка их забрал у него. Но это не делает инструменты Пражкиными. Они мои. Если тебе нужны лопата и секатор иди и купи.
Я смотрел на Маунти и хотел его убить. Его голос был приторно-заботливым. Казалось, он действительно дает тебе дельный совет и хочет помочь.
Если бы не нагота я бы его убил. Я просто не могу убить голого человека.
Маунти повернулся ко мне спиной и тем, что ниже спины. Мне больше некуда было смотреть. Лица не было. И я не знал, о чем говорить. Я был уверен, что Маунти не отдаст инструмент.
Я повернулся и пошел к Рове. Я освободил десять деревьев. Шел по графику. Впритык. Еще тридцать шесть дней и девяносто деревьев. Десять деревьев на каждые четыре дня. Я не мог пропустить сегодняшний день. Я схватился за ствол ровы и постарался вырвать его, не подкапывая. Это бесполезно.
Я сел на землю, обнял себя за колени.
Потом встал на колени и обнял Бога за плечи. Или он меня обнял. Я успокоился.
Сзади кто-то подошел. Я ждал слащавый голос Маунти. Но стояла тишина. И тот, кто молчал тишину, тоже стоял. Я повернулся. Романо держал в одной руке секатор, в другой лопату, протягивал мне и улыбался.
Спасибо, Романо.
Я взял лопату. Она превратилась в моей руке в бутылку. Я боялся этого. Нет, показалось. Лопата осталась лопатой. Я взял секатор и принялся за работу. Тишина исчезла, Романо ушел.
С треском умирала Рова. Я складывал растения в кучи позади себя и продвигался вперед.
Романо тоже выдирал Рову втыкаю лопату. Надо убить Маунти вырываю корень.
Романо тоже выдирал Рову хватаюсь за ствол. Или не убивать выдергиваю Рову из стены братьев и сестер.
Романо тоже выдирал Рову.
Почему у него не получилось?
Или не убивать?
35-й день
Нас было двое. И оба мы решили убить то существо, которое издевалось над другими. Я думал, убивать будет больше второй, а я только помогать. Но мне пришлось тоже убивать. А существо не умирало. Я бил его палкой, я не хотел, мне просто необходимо, чтобы оно умерло и все, но оно продолжало жить. Настойчиво продолжало жить. Я не мог перенести этот кошмар. И проснулся в ужасе.