Вельяминовы. Время бури
Книга вторая. Часть седьмая
Нелли Шульман
Художник Анастасия Данилова
© Нелли Шульман, 2017
Часть восемнадцатая
Средняя Азия, ноябрь 1943
Ашхабад
В предрассветной тьме, у служебных ворот Русского Рынка, в тусклом свете фонарей, рычали грузовики. Несмотря на ранний час, во дворе было шумно. Завтра, в годовщину великой революции, рынок не работал, но сегодня ожидалась большая торговля. Горожане и эвакуированные, пусть и по комм-ерческим ценам, но купили бы и мясо, и рис, и поздние, сладкие янтарные дыни.
Из глиняных очагов, устроенных у рыночной чайханы, тянуло свежевыпеченными лепешками. На старомодной, чугунной плите, кипел медный казан с маслом. Заведующий чайханой жарил туркменские пышки, пишме. Выпечку посыпали сахаром, и приносили к чаю. На низких столах поблескивали алюминиевые чайники, в пиалы насыпали орехи и урюк.
Здесь делали хороший плов, но его подавали к обеду. Дехкане, привозившие рис, баранину, и фрукты, обходились горячим чуреком с катыком. Днем в чайхане готовили шурпу, варили манты, и продавали румяную самсу, пирожки с мясом и луком. Заведение считалось коммерческим, карточки не принимало, но цены, в отличие от других столовых Ашхабадского торга, были невысокими.
Чайхана занимала пристройку, в углу двора, рядом с белеными колоннами возведенного до революции здания рынка. На деревянной террасе хозяин разложил потрепанные ковры. Мерцали огоньки папирос. Прохладный, ночной ветер шелестел плакатом, на фанерном щите: «Живи в веках, страна социализма!». Советский воин, с решительным подбородком, осененный красным знаменем, крепко держал винтовку.
К празднику рынок украсили кумачовыми лозунгами. Над входом повесили портреты Ленина и Сталина, с транспарантом: «Труженики тыла, в честь годовщины Великого Октября, повысьте темпы производства! Все для фронта, все для победы!». Ашхабад было не сравнить с наполненным под завязку эвакуированными людьми Ташкентом, но и в сонном, до войны, городке, работали заводы и фабрики.
Столица Туркмении считалась приграничной зоной. Иран лежал в тридцати километрах к югу. Улицы усеивали предупреждения о бдительности. Красная Армия два года назад вошла в Иран. В стране находился советский гарнизон и войска союзников, однако не мешало быть настороже. Через Ашхабад шла стратегическая, железнодорожная ветка, на побережье Каспийского моря. По дороге на фронты гнали продукцию ташкентских военных заводов.
Милиционеров в городе было много, но на базаре патрули появлялись только с открытием торговли, в девять утра. Они проверяли документы, ловили карманников, и следили, чтобы инвалиды не докучали гражданам, делающим покупки. В рыночной толпе было невозможно за всем усмотреть. Мальчишки, из эвакуированных детских домов, шарили по карманам. На галерее, где продавали вещи с рук, кто-то растягивал меха аккордеона. Над рынком несся хриплый голос:
Синенький скромный платочек, падал с опущенных плеч, в чайхане, официально, водкой не торговали, но у хозяина всегда можно было получить алюминиевый чайник, со стаканами. Надежные люди знали, что в заведении снабжают и адресами квартир, куда пускали переночевать, не задавая вопросов. Детдомовцы не только шарили по карманам. Хозяин чайханы обеспечивал нужных гостей девочками, забирая свой процент. За Русским Рынком, в путанице глинобитных дувалов, и старинных, прошлого века, саманных домиков, у хозяина имелось несколько безопасных пристанищ.
Грузчик, таскавший мешки с рисом, с колхозного грузовика, пришел на базар именно оттуда. Он проснулся незадолго до четырех утра. Умывшись у дворового колодца, постукивая зубами от осеннего холодка, он быстро выпил пиалу остывшего, вчерашнего чая. Грузчик выскользнул в кромешную тьму неприметной, узкой улицы. Все мечети в городе давно закрыли, но в здешнем квартале остались подпольные молельные дома. К пяти утра на улице появлялись старики, ковыляющие на утренний намаз.
Хозяин, вернее, заведующий чайханой, товарищ Ахметов, член партии, тоже молился, только у себя в кабинете. После намаза он вышел на террасу, с пиалой чая. Заведующий грыз орешки, насыпанные в карман пиджака, прикрытого холщовым, испачканным фартуком. Покуривая папиросу, он следил за высоким, мощным инвалидом, в потрепанном халате, и разбитых сапогах. Товарищ Ахметов, в общем, привык к его лицу. Он иногда думал, что инвалид может больше заработать среди нищих:
У него кистей нет, одни культи. Если он протезы снимет, будет очень жалостно. Тем более, он почти, немой, заведующий не знал, как зовут инвалида. Ни туркменом, ни узбеком он, ни был. Единственный, оставшийся глаз, мутный, голубой, видел хорошо. Инвалид отменно слышал. Товарищ Ахметов подозревал, что и говорит грузчик бойко. Он пожимал плечами:
Мне какая разница. Скорее всего, вор, без документов, от милиции прячется. Вряд ли он немецкий шпион, никто бы не стал забрасывать в тыл врага разведчика, вслед которому оборачивались на улице. Как бы ни хотел товарищ Ахметов посадить инвалида на галерею, с другими калеками, но такое было опасно. Человек без документов сразу бы привлек внимание милиции. Ахметов видел, что люди отводят глаза от инвалида:
Интересно, как его жена справляется? хмыкнул заведующий:
Хотя она сама почти лица не показывает. Однако она не правоверная, девушка носила старый, вытертый узбекский наряд, надвигала платок на лицо, но товарищ Ахметов заметил ее серо-голубые глаза. Жена инвалида кого-то ему напоминала:
Не актриса, нет. Где я ее встречал, он отмахивался: «Почудилось».
Имени девушки он тоже не знал. Она приходила после завтрака и до вечера скребла и отмывала посуду.
Сегодня чайхана работала только до обеда. Заведующего, на неделе, вызвали в торг. Товарищ Ахметов считался лучшим мастером плова в городе. Днем за ним приходила машина. Заведующего везли в дом отдыха центрального комитета партии, в горах Копетдаг. В особняке, окруженном парком, где разгуливали павлины, готовился торжественный обед, по случаю праздника. Начальник торга указал пальцем в потолок:
Московские гости приезжают, надо не ударить лицом в грязь. Фазаны, каспийский осетр, икра, твой плов знаменитый, заведующий чайханой лично выбирал мясо для будущего торжества.
Можно им сегодня ужин не давать, решил заведующий, они половину дня отдыхать будут. Наверняка, у них какие-то объедки есть. Не проголодаются, товарищ Ахметов денег паре не платил. Работали они за еду и крышу над головой. Заведующий поселил их в одном из домов, оформленных на одного из тестей, как смешливо говорил хозяин. У него имелось три жены, но только первую, официальную, отметили в паспорте. Двум старшим сыновьям он устроил броню от армии, двое младших учились в школе.
Судя по сводкам с фронтов, причин волноваться за мальчиков не было. Красная Армия уверенно шла вперед. К годовщине великой революции, все ожидали взятия Киева. Советские войска выбили немцев из Смоленска и освободили Донбасс. Эвакуированные стремились домой, в родные края, но до конца войны такое вряд ли было возможно:
Пока здесь рабочие руки требуются, товарищ Ахметов рассматривал афиши новых фильмов, на галерее, а потом придется их родные края восстанавливать. Фашисты камня на камне от народного хозяйства не оставили, грузчик тоже, краем глаза, глядел на афиши.
Они с Лизой впервые сходили в кино в Ашхабаде. Прибившись весной к кочевым казахам, они провели лето, двигаясь на юг, в пустыне у Аральского моря. Никто не спрашивал их имен и документов. Сэр Стивен Кроу вырос в Банбери, рядом с арабскими скакунами покойного дяди Джона. Он отлично управлялся с лошадьми:
Отец тоже кочевал, в Западном Китае, вспомнил Ворон, когда Гималаи исследовал. Господи, я совсем ничего не знаю. Что с семьей? Где Джон, где Питер, что с американскими кузенами? Лаура, Мишель и Теодор в подполье. Их могли арестовать, расстрелять, арестовать и расстрелять могли и Стивена, и Лизу.
Полковник Кроу, вернее, герой Советского Союза Воронов, был братом изменника родины, перебежавшего на сторону фашистов. Они с Лизой понятия не имели, что случилось с женой Петра Воронова и его сыном. Лиза, грустно, сказала:
Я их не встречала никогда, милый. Даже фото они не присылали. Антонина Ивановна, наверное, тоже в НКВД работала. Ее расстреляли, а мальчика в детдом отправили, искать пятилетнего ребенка, в огромном Советском Союзе, было невозможно.
Он Уильяма ровесник, мимолетно подумал Стивен, впрочем, Уильям тоже пропал, с Тони. Хотя, может быть, они объявились, британских газет в пустыне не водилось.
В конце лета Стивен с Лизой оказались в Ашхабаде. В тридцати километрах от границы надо было быть особенно осторожными. Они почти не выходили из старого квартала, где их поселил заведующий рыночной чайханой, прожженный, по мнению Стивена, мошенник. Однако работа у них имелась, а Лиза еще и брала на дом шитье. Они откладывали кое-какие деньги. В кинотеатр ходить было опасно, но Стивен решил побаловать жену: