Я английский язык преподаю, объяснил он, местные богачи, в общем, неплохо платят. Я бы в армию вернулся, но британцы нам отказывают. И до Израиля здесь далеко
Меир уверил его:
Еще вернетесь. В Италии воюют еврейские соединения, услышав о сержанте Авербахе, Юлиуш обрадовался:
Значит, жив он. Я до войны на его концерты в Варшаве ходил. Он великий музыкант, у Юлиуша в столице Польши остались родители. Юноша о них не говорил, а Меир с Питером ничего не спрашивали.
В рыночном кафе выяснилось, что человек, похожий по описанию на Воронова, вывел Джона на улицу. Хозяин покачал головой:
Он будто пьяный был. Правоверные не пьют, пророк учит нас, лекцию о пророке они не дослушали. Стало ясно, что Воронов использовал снотворное средство. С помощью Юлиуша они узнали, что русского, поблизости, ждала машина. Некоторые торговцы не спали. Они заметили светловолосого, невысокого мужчину, в западной одежде:
Его в автомобиль уложили, водителя автомобиля никто не видел. Они отвезли Юлиуша в его маленькую комнатку, неподалеку от синагоги. Меир курил, одной рукой держа руль:
Мы имеем дело с русскими, Питер. Кепка мне, на встрече, ничего не сказал. Он глазом не моргнул, когда я заявил, что знаю, где держат Констанцу. Я уверен, он в курсе, где находятся и Констанца, и Стивен, они понятия не имели, сколько безопасных квартир у НКВД в Тегеране. Джона могли отвезти и в посольство. Меир развернул на приборной доске карту:
Вряд ли. Для таких, он замялся, мероприятий, подыскивают заброшенные места, но желательно с доступом к воде и электричеству, Питер поинтересовался: «Почему?».
Кузен отозвался:
Если что-то пойдет не так, если химия подведет, или не справится сам, он помолчал, объект, надо избавиться от тела, не вызывая подозрений, ночью они бы все равно, ничего не нашли. Меир отметил на карте заводские окраины:
Начнем на рассвете. Будем объезжать все такие места, они решили сначала обследовать район башни молчания.
Русские могут наплевать на запреты зороастрийцев, Меир аккуратно открыл дверь форда. Питер сомкнул пальцы на рукояти Энфилда, в кармане:
Семейный пистолет я потерял. Что только не пропало, он коснулся своего крестика, главное, сохранить семью. Мы выручим Джона. После войны я найду Вороновых, обещаю, в золотистом небе кружились птицы. Кузен, блестя пенсне, рассматривал лужу, рядом с колонкой:
Что здесь такое, Питер наклонился. Меир указал на отпечаток подошвы ботинка:
Здесь цементная пыль, мой дорогой. Очень хорошо сохраняет следы, он легонько коснулся отпечатка:
Свежий след, ночью оставили, он прищурился:
Сорок третий размер, в европейской системе. У Джона сорок первый. Жаль, что мы не знаем, какой у Воронова, заброшенное здание чернело провалами окон. Послушав хриплые крики птиц, Питер поинтересовался: «А у Кепки?». Он, почему-то, был уверен, что кузен ему ответит.
Тоже сорок третий, рассеянно ответил Меир, опустившись на колени, рядом с лужей, но перед нами не его следы. Ботинок узкий. Человек высокий, но изящный, а Кепка среднего роста, плотный, Меир вздохнул:
Окурков нет. Но профессионал их бы и не оставил. Он торопился и не подумал о цементе. Он воду набирал, майор Горовиц вынул кольт: «Пошли».
Джон никогда не пил такой сладкой воды.
Лицо обжигал ледяной ветер, но щеки пылали. Ноги скользили, подкашивались, они брели по колено в снегу. Под легкой, меховой паркой, под кашемировым свитером, теплое белье промокло от пота. Джон застучал зубами:
Надо устроить привал, поставить палатку, переодеться. Мы можем простыть, начнется воспаление легких. Хорошо, что я по-русски говорю. У нас есть рация, мы позовем на помощь, связываться здесь, на безлюдной, темной равнине, покрытой бесконечным снегом, было не с кем. Позвать на помощь, означало сгинуть, не выполнив своей миссии, не вернувшись с победой:
Питер рассказывал, Джона била дрожь, в рейде на Сен-Назер они получили приказание не сдаваться, пока они могут стрелять, не сдаваться, пока они живы. Питер никогда не сдавался. Жаль, что его с нами нет, над головами, нездешним огнем играло северное сияние. Рот пересох, он облизал губы:
Пить, как хочется пить, Джон потрогал клык на шее, под высоким воротником свитера:
Пить, как хочется пить, Джон потрогал клык на шее, под высоким воротником свитера:
Скоро, совсем скоро. Констанца молодец, составила подробную карту. Мы должны миновать семь столбов, крепкая рука коснулась его руки: «Смотри».
Лицо спутника все время менялось. Джон видел пенсне Меира, иногда кузен становился давно умершим отцом, или покойной сестрой. Человек рядом с ним, внезапно, вырастал, его плечи расширялись. Седые, длинные волосы, развевались по ветру.
На горизонте двигались, перемещались огни костров. Смуглое, испещренное морщинами лицо старика было бесстрастным. Джон вскинул глаза. Звезды бешено кружились, на вершинах семи столбов появились высокие факелы. Снег озарило багровое сияние, ему стало жарко:
Надо идти. Не останавливаться, иначе замерзнешь. Он говорит, что осталось немного, на крепкой ладони старика лежал медвежий клык:
Дерево и семь ветвей, Джону хотелось схватить губами снег, Констанца видела рисунок, девочкой. Но ничего не сказала, а потом нашла похожий эскиз в папке. Она здесь была, Констанца. Я снял клык, ему хотелось сорвать и остальную одежду. Скинув парку, он потянул через голову свитер:
Словно я в Бирме. Я тогда выжил, в лагере, и Меир выжил в плену. И потом он тоже выжил, спас других людей. Мы и сейчас справимся раздевшись, он почувствовал долгожданную легкость. Он потряс Меира за плечо:
Сними парку, так лучше в ушах звенел бубен, бил барабан, он заплясал по снегу. Меир опять превратился в давешнего старика:
Уходи, услышал Джон глухой голос, здесь не всем можно быть. Только если тебя позовут, как Локку. Она попросила себе дочь, а ты что пришел просить, снег закончился. Перед каменными столбами лежала бездонная полынья. Раскинув руки, Джон ступил на тонкий, незаметный, прогибающийся под ногами лед:
Жизни прошу, крикнул Джон столбам, пусть я найду ее живой, пусть мы останемся вместе. Один раз я опоздал, но такого больше не случится, черное небо разорвали молнии, огненная полоса косо перечеркнула горизонт:
Те, кто живы, мертвы. Те, кто мертвы, живы, он орал, срывая голос:
Я твой потомок, твой и Локки, Джон понятия не имел, кто такая Локка:
Это, наверное, туземный князь, от которого клык миссис де ла Марк достался. Наверное, ее так звали, на местном языке.
Джон закричал еще громче:
Пустите меня вниз! Я прошу вас, прошу, он обернулся, ожидая увидеть блестящие, седые волосы старика, темные глаза.
Глаза оказались серыми, словно свинец, холодными, будто пуля. Что-то горячее, острое, ударило его в грудь. Едва слышно затрещал лед. Взмахнув руками, потеряв равновесие, Джон погрузился в черную воду забвения.
Максимилиан, в сердцах, отшвырнул ведро.
Пора было заканчивать. По его хронометру время подходило к шести утра. Штандартенфюрер не хотел привлекать внимание, болтаясь в здании днем. Машину он загнал в полуразрушенную пристройку, со двора автомобиль бы никто не увидел. Ему оставалось пристрелить Холланда, принести воды, и заняться, как говорил Макс, зачисткой после операции.
Он смотрел в мокрое, разгоряченное, пылающее лицо. Пахло мочой и рвотой, из-под ногтей Холланда сочилась кровь. Кроме фармацевтических средств, в несессере лежали и хорошие, золингеновские, маникюрные ножницы. Отстегнув наручники, Максимилиан сунул их в карман куртки. Не стоило оставлять никаких следов. Холланд, немедленно, замахал руками:
Пустите меня вниз. Она жива, я знаю, Максимилиан еле успел распрямиться.
Штандартенфюрер видел галлюцинации объектов, после применения скополамина:
Но никогда таких сильных видений не случалось, недовольно подумал Макс, он отменную ересь нес. Хорошо, что я не стал терять время, и сразу спросил о моей драгоценности. Иначе он бы всю ночь ерунду болтал, Холланд вращал глазами, пытался вырваться из наручников, называл Макса именами кузенов, и разговаривал с покойным отцом.
Тем не менее, штандартенфюрер узнал все, что ему требовалось. Доктор Кроу находилась в СССР. Максимилиан присвистнул:
Вот чей десант в Норвегию прилетал. Молодцы, отлично сработали. Муха говорил, что его брат в Мурманске подвизался, в истребительном полку. Якобы протаранил самолетом подводную лодку, и стал калекой. Видели мы таких калек. Никто его не расстреливал, русские замели следы. Инсценировали гибель полковника Кроу, по мнению Макса, НКВД разыграло очень изящную операцию: