Очень простая вещь, Наум Исаакович закинул руки за голову, капсула с ядом. Наши генералы, два года назад, предпочитали стреляться, несмотря на взятие Киева, пока не следовало забегать вперед. На третьем году войны все понимали, что нельзя недооценивать немцев:
Тем более, если у них появятся боевые баллистические ракеты, или бомба, на столике резного самшита, рядом с шахматной доской, черного дерева и балтийского янтаря, лежала скромная, серая папка, и фотографии:
Вернется Михаил, мы партию закончим, Эйтингон коснулся белой королевы. Они успели разыграть сицилианскую защиту, но Журавлева вызвали к аппарату ВЧ. Коллега поздравлял с праздником семью. Снизу, от особняка, доносился звук дутара, высокий, красивый голос певицы. В Ашхабад эвакуировали театры, товарищи из центрального комитета пригласили на обед артисток. Эйтингон усмехнулся:
Михаил за обедом посматривал в их сторону, а еще семейный человек. Скорее всего, мне его долго ждать придется, у самого Эйтингона времени думать о таком не оставалось. Они с комиссаром госбезопасности Журавлевым приехали в Ашхабад по делу. Товарищ Сталин отправлялся на будущую конференцию из Баку, на самолете:
Первый раз он полетит, понял Эйтингон, но ничего, пилоты опытные. Рейс сопровождает эскорт истребителей, истребители в безопасном воздушном пространстве над Каспийским морем, в общем, были не нужны, как не требовался и бронированный вагон, в котором Иосиф Виссарионович добирался до столицы Азербайджана.
Тем не менее, на Лубянке все лето занимались обеспечением безопасности предстоящего визита. Лаврентий Павлович настаивал на соблюдении всех предосторожностей. По договоренности между союзниками, Тегеран запечатывали, на все три дня встречи. В городе отключали телеграф и телефоны, оставляя только надежную, правительственную связь. Эйтингон и Журавлев, занимались в Туркмении, проверкой коммуникаций. Две линии шли через иранскую границу и Среднюю Азию к Сталинграду и Москве. Иосиф Виссарионович отказался от встречи на Аляске, находящейся слишком далеко от фронтов, отрезанной от внешнего мира.
Хотя, конечно, в тех краях можно не беспокоиться о нежданных визитерах, пальцы гладили, изящную, светлого янтаря фигурку, кроме медведей, на Аляске, больше никого не обретается. Мы с мальчиком неподалеку виделись, разведки трех стран прочесывали столицу, и остальной Иран, в поисках агентов СД. До войны шах, поклонник Гитлера, флиртовал с Германией. Они предполагали, что страна, с давних времен, кишит немецкими резидентами.
Возьмут, и высадят десант, кисло сказал себе под нос Эйтингон, или начинят взрывчаткой легкий самолет, бросят его на особняк, товарищ Сталин останавливался в советском посольстве. Рузвельт и Черчилль жили в здании британской резиденции, напротив. Улицу, разумеется, закрывали. Между зданиями возводили тщательно охраняемый, закрытый брезентом проход. Времени рыть тоннель не оставалось, но Эйтингон знал, что коллеги в Иране проверяют даже канализационные трубы, в обоих посольствах.
Герцог Экзетер, конечно, вряд ли сам по трубам пробирается, Наум Исаакович видел списки делегаций союзников. Он предполагал, что британцы с американцами привозят еще и не упомянутых в бумагах людей, например, очень удачно восставшего из мертвых Ягненка.
Меир Горовиц, отличился в Италии. Паук даже прислал выписку из наградной реляции. На Сицилии, Горовиц, командуя американским десантом, захватил штаб дивизии вермахта, взяв в плен с десяток офицеров:
Лично обеспечивал поддержку наступления основных сил, обороняя штаб, в течение десяти часов, Ягненок получил звание майора, Пурпурное Сердце, за ранение, и Серебряную Звезду. Судя по всему, Секретная Служба, больше ни в чем его не подозревала. Майор Горовиц вернулся в охрану президента США, и прилетал в Тегеран. Наум Исаакович намеревался использовать Ягненка для прикрытия своей встречи с мальчиком:
Еще один минус в досье майора Горовица, весело подумал Эйтингон, после войны Даллес и Донован ему все припомнят. Мы его посадим на электрический стул, обещаю. Мальчик приедет домой, в Москву, с Деборой
Получив фотографии будущей жены Паука, Эйтингон хмыкнул:
Красавица. Мальчик молод, у него кровь кипит. Я его понимаю, Наум Исаакович, как всегда, успокоил себя: «Со мной, на пятом десятке, ничего такого не случится».
Красавица. Мальчик молод, у него кровь кипит. Я его понимаю, Наум Исаакович, как всегда, успокоил себя: «Со мной, на пятом десятке, ничего такого не случится».
Дебора плотно сидела на крючке. Почтовое отделение в закрытой шарашке исправно поставляло письма. Эйтингон вез в Тегеран целую пачку конвертов. Рав Горовиц отправился в освобожденный Киев, помогать тамошним евреям. Эйтингон читал донесения коллег с Донбасса и Украины. Немногим выжившим евреям требовалась помощь только в раскапывании рвов, куда айнзатцкоманды сбрасывали трупы расстрелянных в гетто. Наум Исаакович не питал иллюзий относительно судьбы евреев Европы:
Почти все они превратятся в дым, если сейчас не превратились. Пока мы дойдем до Польши, немцы успеют замести следы. Они раскопают рвы, сожгут тела расстрелянных людей, и уничтожат лагеря, Эйтингон, тем не менее, рассчитывал на дальновидность немцев:
Профессора Кардозо они не убьют. Постараются вывезти из Аушвица в Германию. Но мы его найдем, так или иначе, в серой папке лежали все необходимые для поисков Кардозо материалы. Задание предполагали поручить Серебрянскому.
Сведения поступили от мальчика, из Америки, как и информация о том, что Ягненок летит в Тегеран. Рузвельт, несмотря на инвалидность, и Черчилль, несмотря на одышку и полноту, словно молодые, мотались через Атлантический океан, нашпигованный военными кораблями Кригсмарине.
Они в Каире, совещаются с президентом Турции, вспомнил Эйтингон. Турция пока сохраняла нейтралитет, однако союзники настойчиво подталкивали страну к объявлению войны Гитлеру:
Нам такое будет только на руку, Эйтингон кинул взгляд на папку, учитывая наши палестинские планы. Турция должна быть на нашей стороне, мотылек, трепеща крыльями, сел на шахматную доску. Керосиновая лампа напомнила Науму Исааковичу летние вечера, на даче Эйтингонов, до революции.
Считалось, что он вышел из бедной, местечковой семьи и поступил в ЧК, будучи разнорабочим, на фабрике. В анкетах не упоминалось, что его дед был обеспеченным присяжным поверенным, а двоюродный дядя, богатейшим торговцем мехами, державшим магазины в Европе и Америке. Дядя умер за год до прихода Гитлера к власти, в Лейпциге. Троюродный брат Эйтингона, ученик Фрейда, аналитик, уехал в Палестину.
Летом Эйтингон узнал о смерти родственника от товарища Яши. Серебрянский следил за осведомителями НКВД в будущем Израиле. Макс Эйтингон на Лубянку не работал. Товарищ Яша внес его имя в отчет просто, как формальность. Наум Исаакович был против вербовки родственников:
Рано, или поздно, придется выбирать между долгом перед родиной и семейными привязанностями, говорил он, и я никому не пожелаю оказаться в такой ситуации, долг перед родиной, разумеется, был превыше всего, но Эйтингон знал, что работники, после подобных инцидентов, тяжело справляются со своими обязанностями. Серая папка предназначалась для Серебрянского.
Но это потом, Эйтингон достал из старого, потрепанного томика, в истертой обложке темной кожи, цветные, четкие фотографии. Он, как обычно, взял в командировку викторианский роман, выбрав «Джен Эйр». Книгу Эйтингон знал почти наизусть. Он пробормотал:
Этот лоб заявляет, разум крепко сидит в седле и держит поводья, и не дает чувствам вырваться наружу и увлечь его в пропасть. Решающее слово в любом споре всегда будет за разумом. Буйные ветры, землетрясения, пожары, что бы мне ни угрожало, я буду следовать тихому голосу, который выражает веление совести
Мальчик снимал тайно, новой моделью камеры Кодак. Ворона о фотографиях не подозревала. Рыжая охра коротко стриженых волос блестела в закатном солнце. Доктор Кроу, в лабораторном халате, и растоптанных тапках, сидела на бортике фонтана, затягиваясь сигаретой. Глаза цвета сладкой патоки смотрели вдаль.
Эйтингон не мог отвести взгляда от высокого, ясного, лба, уверенного очерка худого лица, острого, твердого подбородка женщины. На тонком запястье она носила простой, стальной хронометр, на пальце блестел металл кольца. Увидев драгоценность, Эйтингон насторожился, но нашел объяснение мальчика. Кольцо, семейную реликвию, сделали в начале прошлого века, из внеземного металла:
Как и она сама, Наум Исаакович перебирал снимки, небесное существо, не от мира сего, позавчера в Москве он прочел радиограмму из Вашингтона, от Матвея. В Оак-Ридж, в штате Теннеси, заработал графитовый реактор Х-10, второй в Америке, после реактора Ферми. Снабжение лабораторий Лос-Аламоса плутонием становилось бесперебойным. Реактор построили за рекордное время. Эйтингон подозревал, что во многом, скорость работы, зависела от вклада Вороны: