Залитый дождем плексиглас треснул, в кабину ворвался поток холодного воздуха. Як-6 шел почти на бреющем полете. Машину мотало из стороны в сторону. Внизу торчали опасные даже на вид, серые скалы. Стивен держал штурвал одной рукой:
То есть протезом, поправил он себя, хотя грех на них жаловаться, в Свердловске, в госпитале, Героя Советского Союза Воронова обеспечили лучшими протезами, точно подогнанными под культи рук, с двигающимися пальцами. Стивен видел других инвалидов, на базарах и вокзалах, с железными крюками, торчащими из деревянных подобий рук. Некоторые ухитрялись удерживать ими даже стакан с водкой. Стивен научился и есть вилкой с ножом, и бриться, и перелистывать страницы книги:
А сейчас, кажется, научусь стрелять, стрелять он не хотел, русские были союзниками. На сиденье второго пилота, сидела его жена, тоже русская. Лиза вздрогнула, когда пулеметная очередь прошила плексиглас:
Они могут нас расстрелять, из пушки, два истребителя оказались рядом, когда Яку-6 оставался какой-то километр до границы. Стивен держал самолет на низкой высоте. Ворон не был уверен, что протезы справятся с подъемом на три километра. Для такого надо было пробить плотную пелену туч и стену хлынувшего дождя. Молнии, казалось, ударяли совсем близко к фюзеляжу Яка. Из дождя вынырнули два легких, вертких Як-1, окрашенных в знакомый, темно-зеленый цвет, с алыми звездами.
Я такую звезду на фюзеляже рисовал, Ворон смотрел на юг, где поднимались отроги Копетдага, товарищ Янсон меня спас, а он был коммунистом. И Степан был коммунистом, преследовали их тоже коммунисты.
Истребители пока не пускали в ход пушки. Первой очередью транспортному самолету пробило крыло. Машина дернулась, словно хромая:
Если они выпустят заряд в бензобак, от нас останется огненный шар, Ворон сжал зубы, я не позволю, чтобы Густи становилась сиротой, чтобы Лиза погибала, в темноте кабины лицо жены было мертвенно бледным. В больших глазах играли отсветы молний. Мотор натужно выл. Пустой Як сначала шел легко, но теперь пробитое крыло снижало скорость. Радио Стивен отключил, он не собирался переговариваться с землей.
Впрочем, понятно, что они мне скажут, один из советских яков, кувыркнувшись, ушел на высоту. Они перелетели государственную границу. Истребителям было наплевать на суверенитет Ирана:
В стране стоит союзный контингент, советские войска. Откуда мы знаем, может быть, и авиационные части расквартированы. Им ничего не стоит вызвать подкрепление. От нас и мокрого места не оставят. Скажут, что мы немецкие диверсанты, угнали самолет, Лиза, сдавленно, вскрикнула. Второй истребитель показался из-за туч прямо по курсу Як-6.
Они сейчас зажмут нас в коробочку, поняла девушка, заставят либо идти на посадку, либо возвращаться на аэродром, за дождем она не могла разглядеть лица советского летчика:
Может быть, одна из моих соучениц, подумала Лиза, аэродром учебный, тренировочный. Они охраняют границу, перегоняют новую технику на запад, через Каспий. Я могла сидеть с ней за одной партой, в Энгельсе, сердце часто, глухо билось. Трещины в плексигласе кабины означали, что Як-6 еще замедлит скорость:
Надо стрелять, Лиза покосилась на гашетку пулемета, но я не смогу, не смогу, сажать самолет было негде.
Под крылом, в километре внизу, неслись каменистые склоны гор:
Если нас заставят вернуться на базу, нам не жить, Лиза похолодела, я больше никогда не увижу Стивена. У меня нет других родных людей, кроме него, после побега из Казалинска, когда она узнала, за кого, на самом деле, вышла замуж, Лиза успела привыкнуть к английским песенкам, которые тихо насвистывал муж, к его рассказам о боях в Испании, Европе, и Северной Африке. Она выучила имена его родни, знала о замке в Банбери, и слышала о путешествиях Ворона, сэра Николаса Кроу:
Стивен тоже почти сиротой вырос. Он сестру потерял, овдовел. Нельзя, чтобы его дочка осталась без отца, нельзя, чтобы мы потеряли друг друга, рядом раздался отборный русский мат. По серой ткани рукава пиджака потекла кровь:
Я прошу прощения, неожиданно церемонно сказал Ворон, не стоило тебе такого слышать, на Халхин-Голе, среди авиационных техников, Лиза слышала и более грубые слова. В Энгельсе, на обучении, девушки тоже матерились, но не при мужчинах. Такое считалось неприличным.
Я прошу прощения, неожиданно церемонно сказал Ворон, не стоило тебе такого слышать, на Халхин-Голе, среди авиационных техников, Лиза слышала и более грубые слова. В Энгельсе, на обучении, девушки тоже матерились, но не при мужчинах. Такое считалось неприличным.
Ты ранен, пробормотала Лиза, давай я, пуля царапнула его предплечье, пиджак набухал кровью. Истребитель, обогнув их, опять начал стрелять. Вторая машина, видимо, ждала сигнала напарника, чтобы присоединиться к бою:
Пули берегут, подумал Стивен, пушку они пока в ход не пустили. Но пустят, если мы не развернемся, Як-6 терял высоту:
Нельзя сдаваться, рука, отчаянно, болела, если нас заставят сесть в СССР, нам не жить. Нас разлучат, я больше никогда не увижу Лизу. И расстреляют, конечно, Лиза, бесцеремонно, отпихнула мужа от штурвала:
Убирайся отсюда, лучше стреляй по ним, Ворон не успел ничего сказать. Як-6 завыл, Лиза поставила машину почти вертикально. По лицу текли слезы, смешиваясь с дождем. Она материлась:
Давай, давай, самолет, из последних сил, рванулся вверх, пробивая тучи. Лиза услышала треск пулеметной очереди:
Очень хорошо. Они отстанут, хотя бы ненадолго. Надо перевалить горы. Наверняка, за ними есть равнина. Надо выжать из этого старья все, на что оно способно, штурвал привычно лежал в руках, нога нажимала на педаль. Лиза хотела, оказавшись за тучами, повернуть самолет. В кабине настала неожиданная тишина. Лицо обжег ледяной ветер, замерцали звезды. Пулемет затих, Стивен выдохнул:
Кажется, оторвались, он едва успел схватиться левой, здоровой рукой, за стойку кабины. Лиза бросила Як-1 носом вниз, одновременно поворачивая самолет направо. Они вынырнули из-за туч. Внизу лежала пустынная, с редкими огоньками степь:
Как в Монголии, или за Волгой, у Лизы случались вынужденные посадки:
И ночью я тоже самолет сажала, в кабине слышалось только ее тяжелое дыхание. Она прищурилась:
Даже прожектора никакого нет. Только бортовые огни, и все. Но мы можем шасси сломать. Самолет нам больше не нужен, сквозь разбитый плексиглас мелькала земля. Лиза уверенно держала штурвал, не выпуская из виду стрелку альтиметра:
Триста метров, двести, сто, пятьдесят, уши заложило. Самолет, с размаха, ударился о землю. Машина подпрыгнула, Лиза услышала треск шасси.
Сочно выматерившись, она дернула штурвал:
Ничего не видно. В десятке метров может стоять какая-нибудь скала, ей надо было срочно замедлить скорость Яка:
Черт с ним, Лиза заорала мужу:
Прыгай, прыгай немедленно, Стивен, тоже матерясь, выламывал остатки плексигласового колпака:
Когда я пошел на таран лодки, я с крыла прыгал. Но там было море, а не каменистая степь, Як-6 катился вперед, в кромешной тьме. Не обращая внимания на боль в раненой руке, он дал Лизе хорошего пинка:
Бросай эту консервную банку, Ворон прибавил пару цветастых словечек. Он выбрался наружу, таща за собой Лизу:
Здесь два метра до земли, Як-6 немного сбросил скорость, надо сгруппироваться, чтобы не переломать руки и ноги, он толкнул Лизу вниз, удерживая ее здоровой рукой:
Сожмись в комочек, он попросил:
Господи, пусть все обойдется, Ворон прыгнул вторым, приземлившись на бок, закрывая голову руками:
Пусть мы все будем в синяках, пусть ребра переломаем, но не сгорим, не успев выбраться из кабины, самолет удалялся во тьму, он услышал ее голос:
Стивен, Стивен, с тобой все в порядке, над камнями пронесся грохот, ночь расцвела огненной стеной:
Пятьдесят метров до скалы оставалось, понял Стивен, она посадила машину в полной темноте, в незнакомой местности, он измученно вытянулся на влажной земле. Услышав глухой взрыв, превозмогая боль в растянутой щиколотке, Лиза поковыляла к мужу. Як-6 пылал. Наклонившись, Лиза потрясла его за плечи:
Стивен, я здесь, я с тобой, ветер нес на них гарь. Единственный, голубой глаз посмотрел на Лизу.
Я был дурак, Ворон притянул ее к себе, женщинам место за штурвалом. Тебе место. Возьмешь меня вторым пилотом? Лиза закивала, плача, уткнувшись лицом в окровавленный, порванный пиджак.
Тегеран
На белом мраморе галерей колыхались полотнища разноцветных, ярких ковров. Торговцы, вернувшиеся с намаза, мыли полы. На деревянных прилавках громоздились подносы с ореховым печеньем, сахарной ватой, пахлавой с розовой водой, миндалем, и пирамидами нуги. На переносном очаге грелось масло для пончиков.