Джона похоронили вчера, с Адамом Девизом, на Повонзках, военном кладбище, где лежали павшие бойцы Армии Крайовой. Эстер и Авраам пришли на панихиду, которую вел ксендз. Эстер смотрела на закрытый гроб:
По лицу его опознать невозможно, от лица ничего не осталось. Я его помню, я могла бы покосившись на мужа, она скрыла вздох:
Зачем? Понятно, что это Джон. Он с Адамом ушел, к резервному передатчику части власовцев и вермахта атаковали северный анклав, передатчик попал в руки врага. Генерал Бор, дернув щекой, сказал Эстер:
Нам привезут запасную технику, из провинции. Однако предупреждаю вас, что пройдет время он, со значением, посмотрел на Звезду. Эстер знала, о чем идет речь. Ей требовалось вернуться на юг, в отряд, и подготовить, с другими командирами, акцию по спасению Кракова. Ходили слухи, что немцы минируют Вавельский замок и Старый Город. При отступлении они собирались подорвать средневековые здания.
Мы не имеем права потерять Краков, сказала Эстер мужу, все наши женщина помолчала, личные дела, должны отступить перед военными обязанностями Бор уверил ее, что, по прибытии рации в Варшаву, он, лично, немедленно, свяжется с Блетчли-парком и передаст известия о гибели Джона:
После войны его перезахоронят, подумала Эстер, на семейном кладбище, в Банбери. Тони пропала без вести. После войны надо поставить камень, в ее память. Питер обо всем позаботится, если он сам выживет. Даже наследников у Холландов не осталось Эстер не хотела обременять генерала просьбой узнать в Британии что-то о близнецах. Авраам успокоил ее:
И не надо. Все равно мне придется в Краков ехать он усмехнулся, опять монахом, для связи с тамошними ребятами. Навещу Оскара, загляну в епископский дворец. Я вспомню, где малыши, обязательно генерал Бор обещал передать в Англию сведения о том, что Эстер, Авраам и Циона живы.
Что с Виллемом, никто не знает развел руками доктор Судаков, Блау велели его из списков вычеркнуть. То есть не его, а пана Вольского. Может быть, он тоже погиб. Но твой отец и Меир обрадуются, когда узнают, что с тобой все в порядке они слушали щебет птиц, глядя на остатки скамеек, темного дуба.
Смотри, Эстер, осторожно, прошла к стене, можно снять табличку, но камень тяжелый. Надо Конраду рассказать они читали высеченные на белом мраморе, буквы, на иврите, старого, тусклого золота:
Блажен муж, который не ходит на совет нечестивцев, и не стоит на пути грешных. Пожертвовал Исаак, сын Лейба Гиршфельда, в честь достижения возраста мудрости Эстер хмыкнула:
Блау говорил, что его дед на девятом десятке умер. Конечно, с тем, что он не стоял на пути грешных, можно поспорить Авраам поднял бровь:
Конрад тоже стоял. Однако сказано, в Талмуде:
Есть люди, всю жизнь трудящиеся, чтобы заслужить себе место в Мире Грядущем, и есть люди, которым нужно для этого одно мгновенье Эстер огладила простую юбку, светлого хлопка:
Палач рабби Ханины бросился с ним в огонь, чтобы разделить судьбу мученика. В то же мгновение раздался голос с небес:
Оба они займут почетное место среди праведников Эстер добавила:
Аарон со мной занимался, когда мы росли. Я и Тору, и Талмуд хорошо знаю она смотрела вдаль:
Может быть, Давид тоже что-то такое совершил, перед смертью. Искупил свою вину. Мальчики будут под его фамилией расти Эстер и не думала делать сыновей Судаковыми, надо, чтобы они не стыдились своего отца. Все считают, что Давид был только председателем юденрата. Его депортировали, он присоединился к мученикам еврейского народа. Пусть так и остается, решила Эстер, не надо детям знать, что их отец обрек на смерть своего соплеменника, других невинных людей в прошлом году, во время восстания в гетто, Эстер говорила с паном Рингельблюмом, историком. Он знал Аарона, по довоенной работе рава Горовица в Германии и Польше. Рингельблюм, по секрету, рассказал Эстер, что группа ученых, под его руководством, составляет историю гетто:
Мы записываем то, что видели, собираем документы пан Рингельблюм повертел стальной бидон, для молока, потихоньку делаем укрытия, на территории гетто. После войны археологи раскопают Варшаву, как до войны раскапывали пирамиды он, невесело, улыбнулся, от евреев ничего не останется, как от египтян. Мы войдем в историю, как вымершая раса. То есть уничтоженная, немцами. Но свидетельства останутся, потомки их найдут. Не наши потомки он затянулся самокруткой, евреев в Европе больше не будет глядя на табличку с именем деда Блау, Эстер разозлилась:
Ничего подобного. Мы выживем, у нас родятся дети, появится свое государство. Но пан Рингельблюм прав. С Монахом мы тоже о таком говорили. После войны мы удивимся тому, кто стал героем, а кто предателем в кармане жакета Эстер лежала справка, выписанная раввином Фридманом, капитаном Армии Крайовой:
Блау в Израиле документ пригодится раввин удостоверял, что дед Блау и его жена похоронены на разоренном ныне главном еврейском кладбище, в Варшаве, и что мать Конрада родилась еврейкой. Ктубу для Авраама и Эстер раввин написал от руки, в трех экземплярах:
На всякий случай, объяснил рав Фридман, если брачный договор утрачен, обычно полагается обратиться к раввину, который вел церемонию, но сами понимаете он не закончил.
Судаковы понимали.
Во дворе синагоги, где собрался миньян, десять евреев, мужчин, все при оружии, стояло два пулемета, на случай неожиданной атаки немцев. Эстер одолжила на складе одежды для гражданских лиц летний костюм.
Не хочется идти под хупу в брюках, сказала она мужу, Исаак бы понял, время военное, но все равно, такое не положено кольцо Аврааму сделали в оружейных мастерских Армии Крайовой, отлив его из меди:
Не хочу золото брать, буркнул муж, мы его у немцев экспроприировали, а те, в свою очередь, евреев ограбили. Драгоценности кровью омыты Эстер с ним согласилась.
Исаак, в черной беретке с нашивкой Армии Крайовой, заглянул в синагогу:
Все собрались. Двоих ждали, они по дороге на немцев наткнулись, но отстрелялись из кармана форменной куртки раввина торчало горлышко бутылки с самогоном. Кошерного вина в осажденной Варшаве найти было негде. Эстер испекла халы, из ячменной муки, щедро подсластив тесто. Исаак забрал доктора Судакова. Она постояла, оглядывая бывший главный зал:
В прошлый раз меня папа под хупу вел. У меня был шлейф, в шесть футов длиной, фата кружевная, зал белыми розами украсили она поправила прядь светлых волос, под потрепанной, соломенной шляпкой:
У папы в следующем году еще один внук появится, или внучка. Увидеть бы его, и Меира, и моего племянника нового тоскливо подумала Эстер. Она услышала со двора красивый голос раввина:
Коль сасон ве-коль симха, коль хатан ве-коль кала ее позвали: «Штерна, Штерна!».
Она вышла во двор, высокая, стройная, с военной выправкой. Ветер играл светлыми волосами, под шляпкой, шевелил кисти балдахина, растянутого на деревянных шестах.
Кто она, прекрасная, как луна, ясная, как солнце? Кто она, грозная, как войско со знаменами вспомнил Авраам:
Еще сказано, да зазвучат вскоре в городах Иудеи и на улицах Иерусалима голос радости и голос веселья. Так случится, обязательно
Теплая, уверенная рука, мимолетно, незаметно, коснулась его ладони. Эстер шепнула:
Я люблю тебя, пан Войтек.
И я тебя, Штерна он принял от раввина граненый стакан самогона. Взвесив его на руке, Авраам, одними губами, сказал Эстер:
Разобью, можно не волноваться раввин откашлялся:
Свидетели, подойдите ближе Авраам осторожно, нежно надел кольцо на длинный палец: «Ты посвящаешься мне в жены этим кольцом по закону Моше и Израиля»
Мазл тов люди хлопали, ласточки кружились в закатном небе. Над горящими кварталами Варшавы, поднимались столбы серого, тяжелого дыма.
Часть двадцать вторая
Франция, август 1944
Нормандия
Над высотой 262, «Булавой», как называли холм польские ребята, из первой механизированной дивизии, в предутреннем тумане распевались птицы. В белой дымке, внизу, на юге, виднелся полуразрушенный шпиль церкви. Сочную траву покрывала роса. Солнце медленно, словно нехотя, поднималось на востоке, на равнине, где засели вторая и девятая танковые дивизии СС. В окопе, на походной плитке, в жестяном кувшинчике, закипал кофе.
Ты не туда смотришь, Меир забрал у Питера бинокль, это Монтормель. Нам нужен Сен-Ламбер, а он на западе. Отсюда его не видно в темных, растрепанных волосах застряла труха, пенсне он сдвинул на кончик носа. Несмотря на середину августа, ночи стояли зябкие. Они сидели в грязных, покрытых темными пятнами, брезентовых плащ-палатках. Питер повел носом: «Странно, трупами не пахнет».
Ветер восточный хмуро сказал Меир, на востоке все пока еще живы. Но ненадолго кофе зашипел, он взялся за кувшинчик. Поля вокруг высоты 262 покрывали тела погибших солдат, немецких, польских, канадских и американских. Все ближние деревни разрушили, от городков в округе, Шамбуа, Аржантана, и Фалеза, тоже почти ничего не осталось. На высоте 262 каждый день видели на горизонте черный дым горящих поселков. Войска союзников заперли в котле, между Шамбуа и Фалезом, семьдесят тысяч немецких солдат, из седьмой армии, под командованием генерала Моделя.