Эстер вспомнила припев:
Сегодня мы расстанемся, сегодня разойдемся, навеки. Ерунда, мы с Авраамом нашли друг друга и никогда не потеряем, пока мы живы он сдвинул черную беретку, на отрастающей, рыжей щетине. Голова доктора Судакова была еще забинтована, но серые глаза смотрели весело:
Позволь тебя пригласить, на наш первый танец Эстер едва успела кивнуть, как сзади раздался юношеский голос: «Пани майор!».
Подросток, в форме харцеров, польских скаутов, вытянулся перед Эстер:
Пани майор, по приказанию пана генерала Бора, вам надо срочно прибыть в штаб. Плохие новости с севера почти испуганно добавил юноша.
Загремели инструменты, в стальном лотке, повеяло запахом дезинфекции. Уверенный, привыкший распоряжаться голос, на немецком языке, сказал:
Не двигайтесь, рядовой. Вам придется лежать, по меньшей мере, два месяца Джон попытался приподнять веки. Глаза закрывала плотная повязка. Врач что-то насвистывал. Потянуло ароматом дешевого табака:
Вы помните, как вас зовут, кто ваш командир поинтересовался доктор. У Джона отчаянно болела голова, затылок и виски разламывало. Он сумел выдавить из себя:
Не помню герцог облизал пересохшие губы, тоже забинтованные. В повязке оставили прорезь, на языке он почувствовал вкус лекарств. Ему в рот, бесцеремонно, сунули поильник:
Неудивительно, что не помните. У вас очень тяжелая контузия, повреждение глазного яблока вода оказалась удивительно сладкой. Потянувшись вверх, Джон понял, что привязан к койке:
Кроме контузии, наставительно сказал врач, у вас еще ранение в позвоночник герцог напомнил себе, что надо говорить на немецком языке. В голове все шумело и кружилось:
Был бой, в подвале. Мы с Адамом, вдвоем, сдерживали, чуть ли ни взвод немцев. Они швырнули гранату. Адам меня к стене оттолкнул, накрыл заряд своим телом он коротко застонал:
Пить, пить в рот опять полилась вода. Джон хотел выиграть время:
Надо вспомнить. Почему я в немецком госпитале, почему он называет меня рядовым перед глазами стояла темнота, свистели пули, он слышал предсмертный вскрик Серого Волка.
Когда все стихло, Джон, превозмогая боль, отполз от стены. Нащупав, трясущимися пальцами, на удивление, целый фонарик, он посветил вокруг:
Почти два десятка трупов он не знал, сколько времени, они с Адамом, провели за обороной подвала:
Немцы, должно быть, за подкреплением отправились, сейчас вернутся луч света упал на изуродованное взрывом лицо солдата. Челюсти вывернуло, на окровавленной, разорванной плоти, блестели остатки глазных яблок. Куски языка прилипли к потемневшей униформе. Джон услышал писк крыс:
Они сейчас сюда ринутся. Надо уходить, спрятаться, пока не появились немцы он сумел стащить с немца его униформу и переодеться. Джон даже не посмотрел, что написано на цинковом Erkennungsmarke, медальоне солдата. Набросив цепочку на шею, он выполз из пахнущего кровью и порохом подвала. Фонарик выкатился из руки. Джон побрел куда-то в темноте, стараясь удержаться на разъезжающихся ногах, чувствуя под сапогами шевеление крыс.
Врач сказал, что ранение он, рядовой Фриц Адлер, получил от дружественного огня:
Ребята думали, что вы один из бандитов судя по звукам, доктор мыл руки, они, вдвоем, уничтожили ваш взвод. Вы единственный, кто выжил. Ваш командир тоже погиб по радио играли бравурную музыку:
Восстание обречено на неудачу, заметил доктор, такие образцы арийской силы, как вы, рядовой Адлер, встанут железным щитом на пути разрозненных отрядов грязных славян Джон, с испугом, ожидал известий о том, что семье героя рейха написали о его подвиге, и родня Адлера находится на пути в Варшаву.
О его семье доктор ничего не сказал. Он только упомянул:
Вас представили к Железному Кресту. Получите награду, когда подниметесь на ноги Джон понятия не имел, откуда родом рядовой Адлер:
Но швейцарский акцент будет подозрителен. Ладно, потом разберусь. Пока у меня лицо забинтовано, голос, все равно, неразборчивый он, едва слышно, спросил: «Я ослеп, да?». Врач щелкнул зажигалкой:
Что касается позвоночника, рядовой, прогноз хороший. Вы оправитесь, надо оставаться в покое. Последствия контузии немец замялся, посмотрим, понаблюдаем за вашими глазами. Не здесь, разумеется, добавил он, вас отправят в рейх, с другими ранеными. Отдыхайте, рядовой дверь хлопнула.
Что касается позвоночника, рядовой, прогноз хороший. Вы оправитесь, надо оставаться в покое. Последствия контузии немец замялся, посмотрим, понаблюдаем за вашими глазами. Не здесь, разумеется, добавил он, вас отправят в рейх, с другими ранеными. Отдыхайте, рядовой дверь хлопнула.
Джон лежал, не двигаясь:
Тело Адама найдут подпольщики. И мое тело тоже, рядом. То есть труп Адлера. Все будут думать, что я погиб. Адлера изуродовало взрывом, никто его не узнает. Со Стивеном так случилось, в России он подумал о Максимилиане фон Рабе:
От него угрозы ждать не стоит. Я мелкая сошка, рядовой. Фон Рабе не поинтересуется немецкими солдатами, ранеными в Варшаве. И я несколько месяцев проведу с повязкой на лице Джон не хотел думать о слепоте, и о том, что в Британии все посчитают его мертвым:
Ворона тоже считали погибшим, а он выжил. И я выживу пообещал себе герцог, слепота, еще не смерть. Выживу, доберусь домой. Только Эмму я никогда больше не увижу он почувствовал на глазах что-то теплое:
Я в последний раз в Швейцарии плакал, когда о гибели Тони узнал. У меня есть Уильям, я за него ответственен. Мне нельзя умирать, нельзя сдаваться повязка промокла.
В репродукторе заговорил знакомый голос Геббельса:
Граждане рейха, ведомые патриотическим порывом, слезами радости встретили известия о полном выздоровлении нашего любимого фюрера, после злодейского покушения. Предатели, направляемые руками западных плутократов и варваров, большевиков, осуждены и казнены. Железные воины вермахта доблестно защищают границы рейха. Скоро на наших врагов обрушится мощь оружия возмездия радио работало и в палате на втором, офицерском этаже госпиталя, куда поднялся врач.
За окном, под утренним солнцем, шелестели тополя, в больничном парке. Госпиталь разместился в зданиях бывшей больницы Святого Духа, самой старой в Варшаве. Постройки возвели после первой войны. Здания прошлого века, на Электоральной улице, разрушило при бомбежке столицы:
Тем более, Электоральная в гетто входила, вспомнил доктор, где сейчас бандиты обосновались. Но здесь, на западе, безопасно больница стояла на окраине района Воля. Здешние улицы, несколько дней подряд, русские подразделения зачищали от повстанцев.
В теплой, пахнущей сандалом палате, тоже лежал русский. Радиограмма, полученная из Берлина, от личного помощника Гиммлера, бригадефюрера фон Рабе, приказывала перевезти раненого в столицу, однако врачи не хотели трогать оберштурмбанфюрера с места, не исключив опасности сепсиса:
Виноваты коновалы, в русском соединении недовольно пробормотал врач, ранение, в общем, простое. Они потеряли время, провозились из-за нерасторопности власовских врачей, у оберштурмбанфюрера, раненого бандитами в челюсть, образовался гнойный свищ. Доктора боялись заражения крови.
Русский спал, под морфием. Наклонившись над перевязанным лицом, врач поморщился от запаха гноя, перебивавшего сандал:
Зубы он вставит, жевать сможет. Но слюнный проток, скорее всего, придется оставлять выведенным на щеку. Мы не справимся с деликатной операцией, в полости рта. Он будет носить мешок, как те, у кого экскременты наружу льются. Надеюсь, что, хотя бы, свищ затянется пока слюну и гной отводили дренажом. Разогнувшись, доктор посмотрел на блеск серебра, на тумбочке, рядом с койкой.
Он утверждал, что образ его спас. Он с иконой, не расстается. Его семейная реликвия. Он какой-то дворянин, чуть ли ни родственник русского императора. Славяне все сентиментальны. То ли дело немцы. Рядовой Адлер истинный ариец. Знает, что может ослепнуть, но держится твердо, молодец повертев икону, врач вышел из палаты.
На закопченном, полуразрушенном фасаде синагоги Ножиков, в высоких окнах, блестели осколки разбитых стекол. Внутри разгромленного молельного зала, со вскрытыми полами, и сожженным Ковчегом Завета, гулял теплый ветер. Синагога, единственная, оставшаяся в Варшаве, находилась на бывшей территории, так называемого малого гетто, к югу от гетто основного.
Немцы в сорок втором году отсюда всех евреев в большое гетто выселили Авраам и Эстер стояли на пороге синагоги, в проеме сорванных с мясом дверей, но здание не взорвали. У них здесь помещался склад и конюшня разломанные перегородки валялись на половицах. В провале черепичной крыши щебетали ласточки.