Эстер, медленно, аккуратно, ощупывала длинными пальцами бритую голову. Она подозвала девушку:
За руку его возьми, поговори с ним, на иврите. Песню спой. Он меньше дрожать будет она видела, как дергаются губы доктора Судакова. Блау придерживал его за плечи:
Тихо, тихо, милый Эстер сказала себе:
Блау Циону не просто так из Будапешта увез. Понятно, что он ее любит. Блау взрослый человек, а она девочка еще она заметила грустный взгляд пана Конрада:
Сейчас не о таком надо думать у Ционы оказался хороший голос. Песни Эстер не знала, но слова поняла:
Девушка обещает сшить юноше рубашку. В Англии тоже такая песня есть, старая. Джон мне ее пел о Джоне думать тоже было не с руки.
Она, наконец, нашла то, что искала. До войны такого больного оперировала бы бригада хирургов: Давид бы не преминул статью написать, о редком случае Эстер кивнула Блау:
Сюда руку положите, пан Конрад Блау ахнул:
Что это, пани Звезда доктор Горовиц вздохнула:
Медицинский курьез. Пуля Гета до сих пор засела у него в голове, рядом с височным отделом. Судя по всему, произошло большое кровоизлияние, повлиявшее на память доктор Судаков тихо завыл. Блау, испуганно, отдернул руку. Циона, тоже замолчала.
Эстер подхватила песню. Она обнимала Авраама, ласково гладя его по щеке, с рыжей щетиной:
Не бойся, не бойся, милый. Мы тебя вылечим. Прооперируем, откачаем кровь, ты все вспомнишь вскинув серые, в рыжих ресницах глаза, Авраам взял ее руку. Эстер вытирала его слезы:
Не надо, не надо, милый. Все будет хорошо, обещаю она махнула Блау и Ционе. Дверь землянки закрылась, Эстер, мягко уложила Авраама на нары:
Я здесь, я никуда не ухожу она тихо пела, пока доктор Судаков, наконец, не задышал спокойно, пока на его губах не появилась улыбка.
Для первого сеанса работы передатчика Эстер выбрала большую поляну, неподалеку от центра лагеря, на склоне горы. Она помнила наставления Джона. Радио работало лучше, если приемник находился на открытом месте. Доктор Горовиц решила, что сначала отряд должен послушать новости:
С Лондоном я позже свяжусь, передатчик никуда не денется ловкие пальцы, привычными движениями, порхали над шкалой настройки, Циона сказала, что Лауру арестовали, прошлым летом. Жена кузена Теодора погибла, а я даже не знала, что он женился. И опять фон Рабе во всем замешан Эстер поморщилась. По словам племянницы, никто не знал, что случилось с Лаурой:
Ее расстреляли, скорее всего подумала Эстер, все считали, что и я погибла. Папа, Аарон, Меир, все воюют. Даже папа, на седьмом десятке ночью она вспоминала серо-синие, в мелких морщинках, глаза отца. Эстер жалела, что не может посоветоваться с доктором Горовицем, насчет операции:
Давид в таком случае не колебался мрачно подумала женщина, даже если больной умирал на столе, для Давида это ничего не значило. Он считал, что ради прогресса в медицине надо идти на риск. Это, действительно, риск, и огромный она ворочалась, а потом зажгла керосиновую лампу. Учебников здесь никаких не водилось, но Эстер, отлично, все помнила:
С одной стороны, трепанацию черепа еще египтяне делали. С другой она чиркнула спичкой, у меня даже ассистента нет. Придется всем заниматься самой она начертила в блокноте схему операции. Эстер хотела вынуть пулю, засевшую в черепе доктора Судакова, и давящую на мозг:
Трещина в кости зарастет, ничего страшного. У него кровь скопилась, я все откачаю. Поэтому и развилась амнезия, нарушение памяти Эстер предполагала, что после выстрела Гета, Авраам провел какое-то время без сознания:
Он успел сбежать из квартиры, выпрыгнул в окно, где-то спрятался. Он сильный человек, здоровый. Организм восстановился, несмотря на застрявшую пулю Эстер решила, что весь последующий год, Авраам бродил, в беспамятстве, по стране:
Поляки католики, набожные люди. Они никогда не отвернутся от больного человека, потерявшего разум, тем более, монаха. Он своей фамилии не называл, только имя. Люди не понимали, кто он такой, но, все равно, его привечали, нашли ему рясу. Впрочем, не только привечали бить доктора Судакова, могли немцы, или русские коллаборационисты:
Русских сейчас в Польше много. Немцы посылают отряды для борьбы с партизанами, то есть с нами надо было что-то делать с шестью эсэсовцами, сидящими под надежной охраной. Эстер еще никогда не расстреливала пленных:
Мы и пленных не брали, не было такой возможности настроив приемник на Лондон, она бросила взгляд вниз. Ребята, позавтракав, собирались в центре лагеря. На время передачи они оставляли на постах часовых, на подходах к базе, и тех, кто наблюдал за пленными. Эстер, издалека, заметила рыжие волосы Ционы. Попав в отряд, девушка переоделась из гражданского наряда в форму вермахта, со споротыми нашивками. Серо-зеленая рубашка едва ни трещала, на высокой груди. Рыжие волосы Циона свернула в узел. Племянница покуривала папироску, разговаривая с девушками.
Вчера, закончив со схемой операции, Эстер взглянула на часы:
За полночь. Циона в женской землянке, наверное, осталась среди бойцов отряда много девушек, до войны хотело перебраться в Израиль. Циона рассказывала им о кибуцах, и о жизни в стране. В женской землянке все укладывались спать. Кто-то из бойцов, недоуменно, заметил:
Мы думали, она к вам пошла, командир Эстер нашла глазами голову Блау:
Когда Авраам выздоровеет, когда он все узнает, ему такое не понравится. Ционе семнадцати не исполнилось, а Блау его ровесник. Хотя пан Конрад хороший человек, и Циону он любит. А она его, кажется, нет Эстер не очень нравились темные круги под глазами племянницы:
Видно, что ее иногда подташнивает. Надо с ней поговорить, аккуратно Циона объяснила, что фон Рабе ухаживал за ней, в Будапеште:
Так мне и удалось выманить его на Балатон, тетя, остаться с ним наедине больше Циона ничего не говорила.
Эстер видела, что Блау держит Циону за руку. Она почувствовала, что краснеет:
Не надо было мне ее вчера искать едва заметив среди деревьев, в звездной ночи, распущенные по спине, блестящие, рыжие волосы, Эстер велела себе:
Не смотри. Ребята в отряде тоже в лес ходят, с подружками. Разве можно обвинять выживших в гетто, бежавших из лагерей людей, в том, что им хочется жизни она постаралась, как можно тише, отступить обратно в кусты. Эстер успела услышать ласковый голос Блау:
Я люблю тебя, люблю. Иди ко мне до нее донесся короткий стон, низкий, сдавленный крик. Эстер, отвернувшись, не оглядываясь, пошла обратно в лагерь.
Три года ничего не случалось ребята поднимались на поляну, она помахала отряду, с Монахом, в последний раз, было. В Роттердаме, тогда мальчишки со мной оставались Эстер чуть не пошатнулась, такой острой была боль. Она взъерошила коротко стриженые волосы:
Авраам оправится, после операции, и все вспомнит. Или в Лондоне мне скажут, где дети. Они живы, я верю, и я их найду. Я обещала к ним приехать она вспомнила светловолосые головы, высунувшиеся из окна вагона, черные кудряшки Маргариты, лай Гамена:
Они тогда кричали: «Мама, мама» вытерев лицо, сжав зубы, Эстер нажала кнопку приемника. Сквозь едва слышный треск, заиграли знакомые позывные. Глубокий голос диктора сказал: «В Лондоне шесть часов утра. Прослушайте новости».
О восстании, которое должно было начаться в Варшаве, в передаче ничего не сказали, но Эстер и не ожидала такого услышать. Она понимала, что подобные новости не станут передавать в открытом эфире:
Армия Крайова надеется застать немцев и русских коллаборационистов врасплох, выгадать время. Может быть, русские успеют подойти к столице, они совсем недалеко в прошлом году, когда началось восстание в гетто, Красная Армия еще стояла на Волге.
На тихоокеанском фронте, по словам диктора, американцы начали сражение на острове Гуам. Подводная лодка флота США потопила японский транспорт:
По имеющимся у нас данным, погибло более трех тысяч солдат противника голос диктора потонул в аплодисментах бойцов. Эстер смотрела на молодые лица:
Здесь редко кому даже четвертый десяток идет, как мне. После войны они женятся, выйдут замуж, у них дети родятся. У тех, кто выживет, конечно. Еврейский народ не погибнет, никогда Эстер подумала о детях, разбросанных по монастырям и приютам:
Сколько нам удалость спасти, вывести из гетто, по канализации? Сколько родители вытолкнули из эшелонов? Что с мальчиком, Генриком Авербахом, которого я лечила? Мать его умерла, отец без вести пропал учительница музыки, которая присматривала за ребенком, говорила Эстер, что у малыша редкий талант:
Он сможет стать великим музыкантом, замечала пожилая женщина, как его отец бы стал, если бы ни война Эстер вспомнила дочку господина Франка, Анну, присматривавшую за близнецами, в Амстердаме: