Как и повсюду, высота стены была увеличена саженным тыном. В некоторых местах на нем даже глина еще не просохла. Тын служил для того, чтобы осаждающие не видели защитников крепости, когда те ходят по стене.
А теперь пойдем в Церковную башню, сказал Добо, снова взяв Гергея под руку.
В нескольких шагах от Шандоровской башни Гергей увидел два огромных здания нечто вроде монастыря. Половина пристроенной к нему громадной церкви была снесена. Вместо четырех куполов остался только один. Уцелели резные двери, над дверями большие каменные цветы и статуи святых с изуродованными лицами. Но что это за церковь, где нет ни одного богомольца и вся она набита землей! Что это за церковь, где вместо колоколов в звоннице пристроилась пушка, а вместо звуков органа из нее несется гром пушечных выстрелов звучит орган смерти!
По одну сторону церкви бугор. На нем пасется коза. По другую сторону сводчатый вход. Камни его закопчены.
Здесь у вас пороховой погреб? спросил Гергей.
Да. Зайди посмотри, сколько тут собрано.
Тут, верно, была ризница?
Да. Место сухое, самое подходящее для хранения пороха.
А ведь грех было разрушить эту церковь
Что ж поделаешь! Мне и самому жаль. Но, может быть, мы как раз благодаря ей и спасем крепость. Пусть уж лучше такой будет, лишь бы не славили в ней Аллаха.
Они вошли. Все здесь больше напоминало винный погреб, чем ризницу: тут громоздились друг над другом черные бочки.
Ого, как много! воскликнул удивленный Гергей.
Много! с улыбкой согласился Добо. Больше двухсот бочек. Здесь я держу весь запас пороха.
В одном месте? А что, если взорвется?
Этого быть не может. Перед входом стоит стража. А ключ у меня. Входить дозволено только Мекчеи и старику Шукану. После захода солнца и до самого рассвета я никому не даю ключа.
Гергей кинул взгляд на окно. В окне были круглые стеклышки в свинцовой оправе и тройная железная решетка.
Против дверей, из которых падал косой луч света, стояла большая круглая кадка, доверху наполненная порохом.
Гергей запустил в нее руку, потом высыпал порох обратно.
Этот хорош для пушек, сказал он. Сухой.
Порох для ружей я держу в лагунках, ответил Добо.
Порох-то здешний или венский?
И здешний и венский.
А какова смесь здешнего?
Три четверти селитры, одна четверть серы и древесный уголь.
Мягкий или твердый?
Мягкий.
Это лучше всего. Но угля я кладу чуточку больше, чем другие.
На почерневшей стене над кадкой виднелась большая закопченная, ободранная картина. Можно было различить только два лица: скорбное лицо бородатого мужчины и лицо юноши, склонившегося ему на грудь. Обе головы окружены были желтым ореолом. Начиная от шеи юноши полотно было сорвано, из-под него выступала побеленная стена.
Тут были, очевидно, образа, сказал Добо. Может быть, их написали еще при Иштване Святом.
Около ризницы работали две пороховые мельницы. Их вращали лошади.
Под боковым каменным сводом церкви солдаты изготовляли ручные гранаты. Два сержанта-пушкаря следили за их работой.
Гергей остановился. Взглянул на порох, на фитиль и покачал головой.
Неладно что-нибудь? спросил Добо.
Ладно-то ладно, Гергей передернул плечами, но только уж для той башни, где я буду стоять, позвольте мне самому делать гранаты.
Если знаешь лучший способ, расскажи нам. Ты человек ученый, а защита крепости важнее всего прочего.
Да, я знаю лучший способ. У вас гранаты старого образца. Они трещат, подскакивают, разрываются и делу конец. А я кладу в свои гранаты заряд.
Какой заряд?
Вроде маленькой гранаты. Промасленную паклю, осыпанную медными опилками, железные опилки и кусок серы. Моя граната действует дважды: разорвется и тогда из нее выскакивает вторая граната.
Добо обернулся и крикнул работающим:
Прекратить работу! Господин старший лейтенант Борнемисса придет к вам, и вы будете делать так, как он прикажет.
Они поднялись на колокольню, превращенную в башню.
Наверху она была огорожена плетеными турами, наполненными землей. Между турами под каменными сводами помещались пушки. А посередине горки ядер и пороховая яма.
Отсюда видны были все наружные укрепления, охватившие огромным полукругом восточную сторону крепости, две башни на них и на башнях две круглые вышки.
Но видна была и возвышенность напротив стены, которая была вполовину ниже самой крепости.
Отсюда видны были все наружные укрепления, охватившие огромным полукругом восточную сторону крепости, две башни на них и на башнях две круглые вышки.
Но видна была и возвышенность напротив стены, которая была вполовину ниже самой крепости.
Да, вот здесь, с восточной стороны, и будут осаждать пуще всего, рассудил Гергей. А вдобавок еще по утрам здесь солнце бьет в глаза. Тут нужен человек не робкого десятка!
Я о тебе подумал.
Спасибо. Не подведу!
И они пожали друг другу руку.
Среди прочих пушек словно на корточках стояла огромная и массивная бронзовая пушка. В ее широкое жерло входили ядра с человеческую голову. На стволе сверкали золотом всякие надписи и украшения.
Это Баба, сказал Добо. Прочти-ка, что на ней написано.
На стволе пушки в венке из пальмовых ветвей блестело изречение:
Бог наша сила и крепость!
Девятого сентября солнце не показывалось. Небо затянули серые тучи. Крутые вершины Матры заволокло мглой. Погода напоминала капризного ребенка: ему и плакать хочется и на ум не пришло, из-за чего бы поплакать.
В крепости оживление: люди снуют, стучат. На нижнем рынке плотники плоско затесывают концы шестов длиной в полсажени. Тут же несколько солдат сверлят отверстия в этих затесанных концах, а шесты соединяют крест-накрест. Третья группа солдат привязывает к крестовинам просмоленную и промасленную паклю. Крестовины назывались «фурко». Их набралась уже целая куча.
Возле ризницы старик Шукан мерками отмеряет порох. Крестьяне набивают порохом небольшие кожаные мешочки и относят пушкарям.
Здесь же сержант-пушкарь Янош следит за тем, как снаряжают порохом круглые гранаты из обожженной глины. Из запальных отверстий торчат фитили длиной в пядь. Эти гранаты с зажженными фитилями забрасывают в расположение противника при помощи проволочных приспособлений, похожих на английские битки для мячей. Но бросали гранаты и с руки, а если они с ушками, то и с копья. Гранат изготовлено было уже около тысячи штук.
Возле Старых ворот стоят два длинных ряда домов, разделенные площадью нижнего рынка. Это казармы. Здесь орудуют точильщики и стучат слесари. Они обязаны чинить оружие каждому, кто принесет.
Рядом с Темными воротами, в просторных подземных стойлах, коровы и волы пережевывают жвачку. Мясники устроили бойню прямо подле крепостной стены. Кровь стекает по канавке в ров.
Для обитателей крепости каждый день закалывают по четыре, по пяти волов или коров.
Гергей стоял как раз на Шандоровской башне. Около нее из бревен и досок соорудили помост, чтобы изнутри крепости можно было подниматься на стены целым отрядом. Каменные лестницы башен не были приспособлены к тому, чтобы в случае срочной необходимости защитники сразу могли очутиться наверху.
Помосты были сооружены возле каждой башни, но у Шандоровской их переделывали заново, так как плохо вбили сваи и помост шатался.
Добо поднялся на помост вместе со своими офицерами, потом, покачав столбы, сказал:
Столб должен быть вкопан так, чтобы он один мог удержать сто человек, если даже все остальные столбы будут сбиты. К каждому столбу поставьте подпорки и густо побелите их. И, обернувшись к оруженосцу, добавил: Ступай к женщинам пусть принесут известку и кисти.
На церковной колокольне пронзительно затрубил трубач.
Что такое? крикнул ему Мекчеи. Ты что трубишь? Мы же здесь!
Идут!
И тут все офицеры поняли: идет передовой отряд турок!
Уже много дней до самого Маклара стояла длинная цепь караульных. Эта живая подзорная труба, протянувшаяся до Абоньского поля, день и ночь наблюдала за приближением турецкой рати. Переодетые лазутчики ходили и дальше, до Вамошдёра и Хатвана. Они уже донесли Добо, что турки выступили. Лейтенант Лукач Надь вызвался сделать вылазку из крепости и с отборным отрядом в двадцать четыре всадника расстроить передовые отряды турок. Но весть о прибытии головного турецкого отряда в Абонь разнеслась только сейчас. Теперь уж знали наверняка, что турки направляются именно к Эгеру.
Вот что означал возглас: «Идут!»
Мекчеи взбежал на стену и помчался к южным воротам. Добо тоже. Офицеры последовали за ним. У южной башни они остановились и, приставив руку козырьком к глазам, глядели на дорогу, которая вела из далекой равнины через деревушки Алмадяр и Тихамер прямо к крепостным воротам.
По алмадярской дороге во весь опор летел всадник, оставляя за собой облако пыли. Шапки на голове у него не было. За спиной развевался красный доломан, висевший на ремне.