К чёрту Париж
А теперь сиди дома, расти детей и сажай цветы, забудь о Париже, об Альпах, о белых ночах на Невском, натирай свою жизнь, как хрустальный кувшин, до блеска, правильной будь, педантичной до тошноты, изучай кулинарные книги, вари борщи, стань неизменной владычицей серых будней, дом свой поставь на окраине и безлюдье, и заведи календарик для годовщин. Разве не так ты хотела стабильны уют и быт. Осень в Париже да брось, у тебя ведь теперь есть лето, сад-огород, и до следующего декрета время очухаться и погасить кредит, время найти здесь себя, и к чертям мечты глупая слабость обшарпанной домохозяйки. Вот и все счастье в потрепанной жизнью майке, в зеркало чаще смотрись в нём давно не ты.
Ты по брусчатке проспекта босая идешь домой, где одиночество точка твоей опоры В Питере поздний июнь закрывает шторы, налюбовавшись влюбленной в себя Невой. Кошка свернется калачиком на руках, утром такси, самолёты, аэропорты
Доброе утро, Париж и осенние натюрморты, солнце лежит на румяных твоих щеках.
Утро и кофе привычка под старость лет Пятая кошка уже, коротки ведь кошачьи жизни. Питер который рассвет под туманом киснет, ты вспоминаешь несбывшийся свой декрет, кучу кредитов, и сад где цветет весна К черту Париж и квартиру на старом Невском, лучше на окна прозрачные занавески, чем этот вечный июнь, где совсем одна.
Я не нарочно
Дым коромыслом стихами снимаю стресс,
Грифель ломаю, бросаю окурки в окна
Сколько таких, кто всерьез этим миром чокнут,
Странных в своей сумасшедшести, поэтесс?
Кто-то ведь выдумал рифмой крошить бетон
Душ человеческих, резать их по живому
Я не нарочно. Болезнь и её симптомы
Не превозмог мой рифмованный лексикон.
Вижу в окне не фонарь а светило, снег,
Сотнями льдин разбивающийся о землю
Внутренний мир мой молчания не приемлет,
Не прекращаясь под тяжестью сонных век.
Вот и пытаюсь найти здесь свой здравый смысл
Здесь, в этой кухне, и с очередной затяжкой
Я представляю смирительную рубашку,
Будто возможность самой от себя спастись.
В единственном слове
Выразить это возможно одним лишь словом все эти кляксы на прошлом, душевный мусор, весь этот груз в подреберье тугой, свинцовый. Дождь с неба льётся там боги открыли шлюзы, думают это поможет. Не помогает.
Всё неизбежно декабрь, тоска, дороги, город в дожде, уходящие в ночь трамваи. Смейся, терпи, умирай и не жди подмоги, только скажи это так, чтобы всем понятно. Так, чтобы в слове одном все ночные слёзы, раны из самого сердца, ожоги, пятна.
Небо искрится там боги сажают розы. Дождь-не помеха ни нам, ни ночным трамваям Всё неизбежно, бессмысленно, бесконтрольно
В этот промокший декабрь, себя теряя, вырази это в единственном слове
больно
Крылья
Нам с тобой свои крылья беречь пора
Не семнадцать уже, да и небо сегодня колко.
Подари мне на память свою футболку
Буду носить вчера.
А крыло, пробиваясь из под ребра,
Рвется к небу, дрожит, и пятно на спине, как метка.
Не помогут ни травы, ни знахари, ни таблетки
Лишь огрызок земли, полметра на полтора.
Посиди со мной, видишь, сегодня земля сыра,
Пропитавшись чернильными реками из-под майки.
И парят за спиной, разрывая хрящи и спайки,
Эти крылья, как веера
Подари мне перо своего крыла
Я пришью к своему, ты срастешься со мной, а небо
Где бы телом, душой и частицей меня ты не был,
Будет щит тебе, купол, убежище и броня.
Слёзы богов
Дождь это слёзы богов, и они горьки
Гулок и сер, он целует немытый город.
Только не хватит дождю ни воды, ни хлора,
Чтобы очистить его от следов тоски.
Загнанный ветром в продрогший под небом сквер,
Дождь прикасается к мерзлой земле руками,
Будто наполнена эта земля грехами.
Он умирает на ней, одинок и сер.
Дождь! Ты не призрак, ты слёзы моих богов,
Выйди из сквера, ложись на мои ладони!
Будь же подобен свече, алтарю, иконе
Благослови эти реки без берегов,
Грязь под ногами и этот сырой бетон
Дождь улыбнулся и кажется, мне приснился,
Слышно мне было, как он за меня молился,
Звонок и свят, превратясь в колокольный звон.
Не оставляй меня здесь
Не оставляй меня здесь
Мой ангел-хранитель, наверное, глух и нем
Кажется, нет его рядом. Но где он, с кем?
Небо похоже на сладкий тягучий джем
Может мой ангел бессовестный сладкоежка?
И там где, как вата, слипаются облака,
Пьёт он коктейль из младенческих слёз, пока
Я умираю от каждого сквозняка,
И выбираю орёл или, всё же, решка
А может, мой ангел нарочно спустился в ад
Взять мне отсрочку и время вернуть назад?
Если ему повезёт обнулить закат,
Ночь станет жарче, а чувства на градус выше
Только бы там не столкнули его с моста
Веры, любви и надежды в огонь, куда
Нет ни дороги, ни лестницы, ни плота,
И ни один светлый ангел ещё не выжил.
Звёзды сплетаются светом в живую сеть,
Будто хотят меня, вместо него, согреть
Я предпочту здесь замёрзнуть и умереть,
Только бы снова взлететь с ним над старой башней.
Небо кипит свежесваренным киселём
Сидя на облаке, мы его залпом пьём:
Слушай, а хочешь мы вместе туда пойдём?
Не оставляй меня здесь, без тебя мне страшно
В любовь не веришь
В любовь не веришь, морочишь голову,
Проводишь пальцами вдоль бедра,
А напоследок, тепло и солоно,
Кусаешь губы мои, едва.
И вечер долог, а мне всё кажется,
Что мне не хватит и сотни лет
Понять, что это моё монашество
Продлится сроком в один рассвет.
А после к чёрту свои приличия,
Как будто завтра на эшафот.
И я боюсь, я боюсь, панически,
Впервые встретить с тобой восход.
С меня смеются мои же демоны,
Когда я пальцев твоих хочу.
Но вновь, читая тебя поэмами,
Я прижимаюсь щекой к плечу.
И свет врезается в нас, как лезвием,
Я понимаю окончен срок.
Рассвет пылает внутри возмездием,
И я целую тебя в висок.
Но утро ближе, тоской завещано,
И наши шансы равны нулю.
Ты, в этом мире, не нам обещанном,
В любовь не веришь. А я люблю.
Сгорит июнь
Сгорит июнь и выйдут сроки,
Падёт с небес рассвет багряный,
И мы, зализывая раны,
Найдём друг в друге свой приют
Мы будем там, где нас поймут,
Простив заранее пороки,
И, заплетая нежность в строки,
На нас стихи свои прольют.
С закатом чувства канут в Лету,
Оставив в душах боль утраты,
Получат письма адресаты,
А в них последние слова.
И будет новая глава,
В которой старые портреты
Мы сохраним как раритеты,
Из сердца вынув их едва.
Сгорит июнь, и станет тихо,
Так тихо, будто звуки мира
Оставят нас одних в квартирах,
Наедине с глухим окном.
Но будем помнить мы о том,
Что, всё же, есть какой-то выход,
И наша маленькая прихоть
Любить забудется потом.
И станем мы светлей, чем звёзды,
Устав скорбеть о днях туманных,
Со слов молитвы покаянной
Начав писать свой чиcтый лист.
И смело в путь, в другую жизнь,
Где каждый друг для друга создан,
Где мы нужны, как свет и воздух,
Нужны как самый главный смысл.
Если есть ад
нет равнодуший безжалостней твоего
если есть ад, то он здесь под ребром, как язва.
хрупкие женские стали моим каркасом,
только дрожат под объёмным воротником.
нет, я держусь, уверяю тебя держусь.
ты говоришь, тараканы мои достали
только они, в голове у меня стихами
не тараканы, а шайка нетрезвых муз.
только обычно, когда ты выходишь в дверь,
я начинаю назло выходить из окон.
нет равнодуший острее разбитых стёкол
если есть ад, ты попробуй его измерь
битым стеклом, километрами всех орбит,
даже своим равнодушием, необъятным
кутаю хрупкие женские в плед заката
в незастекленном аду под ребром сквозит
Зима нас приказала брать живьём
Зима нас приказала взять живьём
На дне души спрессованы обиды,
И хочется засыпать стрептоцидом
Всё то, что кровоточит февралём.
Рассвет, сорвавшись с неба на балкон,
Внушает мне, что жизнь во всём прекрасна,
И новый день, светло и громогласно,
Сквозь форточки, врывается в мой дом.
И всё спешит родиться, умереть,
Оставив, после, горсть воспоминаний,
А я всё жду того, что будет с нами,
Чтоб со спокойной совестью стареть.
Зима нас приказала остудить
Бессмысленным отсутствием друг друга.
И нас расставив каждого в свой угол,
Не думает куда-нибудь спешить.
Закат ручьём стекает за балкон,
И день, неслышно, в небе умирает,
А ночь во мне тоской произрастает,
Как будто прорезаясь сквозь бетон.
Зима нас приказала брать живьём,
Разняв, февральским ветром, наши руки.
И мы сдались. Сердечные недуги
В нас больно кровоточат февралём.