Перекресток дорог
Ах, флейтисточка-дурочка, что ж теперь делать, играй!
Видишь, пальцы застыли сама ничего не сыграю.
За какие грехи нас с тобою отправили в рай?
Перекресток дорог, у подножья чужого креста
И вокруг тишина, да такая, что некуда деться.
А прислушаться слышится тихое «Ради Христа»!
Чей-то тоненький голос из самого дальнего детства.
Ах, играй что-нибудь! Ради бога, скорей заглуши
Этот жалобный голос, иначе немыслимо будет
Переждать непогоду. Одни мы. Вокруг ни души.
Души здесь только мы остальные не души, а люди.
Люди мимо идут по земле, по любви, по делам
И проходят сквозь нас, будто мы только тени живые,
Будто все не для нас звезды в небе и свет по домам,
Не для нас вдоль дорог и распятия сторожевые.
«Был в самом центре Ленинграда мой петербургский уголок»
Городская лирика
Три музы
Голубушки! Елены! Самарянки!
Пробежками от Мойки до Фонтанки,
От Крюкова канала до Невы
Кого спасете вы?
Мне чудится вы в городе одни.
Текут по лицам желтые огни,
Жилые подворотни дышат смрадом
Туман над Ленинградом.
Три девочки, три музы, три жены,
Всегда толпой калек окружены.
Часовенка
Памяти Валентина Трунова
Когда хожу, обижена,
Непонята хожу,
Одно виденье вижу я,
Одну я быль твержу.
Она не очень грустная,
Но в ней слезинки соль.
Она простая, русская,
И русская в ней боль.
Стоит, стоит часовенка
В лесу, где бурелом.
Со снятыми засовами,
Со скошенным углом,
С бурьяном необузданным,
Со сбитыми дверьми
Она еще не узнана,
Не найдена людьми.
Стоит, стоит часовенка,
С годами все темней
И людям будет совестно
Явиться перед ней.
Мостик с грифонами
Был в самом центре Ленинграда
Мой петербургский уголок,
Канала четкая ограда
Была каймой моих дорог.
Туда орган людского хора
От Невского не долетал,
Там у Казанского собора
Был узкий мост через канал.
Тугие крылья двух грифонов
Его держали над водой
Он в памяти остался фоном
Моих хождений за бедой.
Кому-то вовсе не приметен
В обличье сказочно-простом,
Он был единственным на свете
Он между нами был мостом
Давно в том месте не была я
И не сорвусь, не полечу.
Ты спи, печаль моя былая,
Тебя будить я не хочу.
Развеял номер телефона
И адрес времени норд-ост
А златокрылые грифоны
Все также охраняют мост.
Океан первоначальный
В зелено-солнечной воде
Ныряю золотою рыбкой
И выгибаюсь грудью гибкой,
Подобно сказочной ладье.
И вот зеленый Петергоф
С волной сливается причальной,
И нет на свете берегов
Есть океан первоначальный.
Еще не выросла трава
На бледных отложеньях мела,
И ящеры об островах
Задумываются несмело.
Потом возникнут города,
Законы, войны и искусство
Ну, а пока что в мире пусто,
А я печальна и горда:
Так постигаю я с азов
И жизнь дарующие воды,
И одиночество природы,
И человека дальний зов.
В обугленный неба пролом
Чтоб не знать, что ты любишь меня,
Не удерживать и не томиться,
Я рванула из летнего дня,
Как из леса горящего птица.
И в обугленный неба пролом,
Позади остывающий быстро,
Я пошла по спирали, крылом
Рассыпая горящие искры.
Задохнувшись в пустой синеве,
Я к Неве наклонилась напиться.
Но огонь отразился в Неве
Вот какая я, стало быть, птица?
Не зови! Не откликнуться мне,
С каждым днем забираю все выше,
Только спелые искры, как вишни,
У небес остаются на дне.
На пушкинских дорогах
Красавица моя, экскурсовод!
Вели водителю помедленнее ехать.
Буран в пути. А главная помеха
На пушкинских дорогах гололед.
На пушкинских дорогах гололед.
Друзья мои, теперь остерегайтесь.
Веселый черт и златокудрый витязь,
Что вас за новым поворотом ждет?
На пушкинских дорогах гололед.
Гелионы
В обугленный неба пролом
Чтоб не знать, что ты любишь меня,
Не удерживать и не томиться,
Я рванула из летнего дня,
Как из леса горящего птица.
И в обугленный неба пролом,
Позади остывающий быстро,
Я пошла по спирали, крылом
Рассыпая горящие искры.
Задохнувшись в пустой синеве,
Я к Неве наклонилась напиться.
Но огонь отразился в Неве
Вот какая я, стало быть, птица?
Не зови! Не откликнуться мне,
С каждым днем забираю все выше,
Только спелые искры, как вишни,
У небес остаются на дне.
На пушкинских дорогах
Красавица моя, экскурсовод!
Вели водителю помедленнее ехать.
Буран в пути. А главная помеха
На пушкинских дорогах гололед.
На пушкинских дорогах гололед.
Друзья мои, теперь остерегайтесь.
Веселый черт и златокудрый витязь,
Что вас за новым поворотом ждет?
На пушкинских дорогах гололед.
Гелионы
Гелионы плывут на солнце.
Слышу палубу под ногами.
Озираюсь вокруг сонно:
Это мы с тобой? Это с нами?
У кормы, похожей на замок,
Спит невольник, как ворон черен.
А из трюма доходит запах
Ароматных кофейных зерен.
На штурвале твои руки,
А глаза уже сбились с курса
И вот-вот с моими столкнутся.
И тогда не станет разлуки.
Только с курса тебе не сбиться
И мы так приникнем друг к другу,
Как зарей подожженные птицы
Приникают к воде с перепугу.
Для тебя это только сказка,
Да и мне это только снится,
Но взгляни, как меняют окраску,
Вдоль зари пролетая, птицы!
Гелионы плывут на запад,
Где меня тишина разбудит.
Это, может быть, будет завтра,
Может быть, никогда не будет.
Небесные дороги
Невидим глазу звезд неспешный ход:
Бредет над головой земных прохожих
Одна луна небесный пешеход,
Да юркают проворно в подорожник,
Растущий возле Млечного пути,
Метеориты, ящерки небес.
Я выберу одну и рядом с ней
Замру и, спинку гладкую потрогав,
Подумаю: куда же мне идти?
Я в городских запуталась дорогах
Небесные и проще, и ясней.
После Цветаевой
Полюбил ты разлуку
Горячее любви.
На дорожную муку
Благослови!
Как боишься нечаянно
Ты меня удержать.
Но качается маятник,
И пора уезжать.
Пожелай же пространства
Голубого очам[2],
Одиссеевых странствий
Моим хрупким плечам.
Мои предки варяги[3],
А не грек Менелай:
Пожелай же отваги,
А любви не желай.
Черных вишенок горстка,
Словно яд на устах.
Тяжелей перекрестка
Не бывает креста.
Поручи меня Богу
Без Него не снести,
Ты меня на дорогу
Перекрести.
Какая глупая морока
Считать, кому и в чем беда.
Любовь и ненависть до срока.
Одна разлука навсегда.
Я все предугадала наперед
Врастаю в вечность мерзлоты,
Оставив ветви над Невою,
Я позабыла ветку
С одним цветком и с бабочкой немою.
Прикручивая жизнь свою беспечно,
Я прорастаю в мерзлоту и вечность,
Одну лишь ветвь оставив над Невою
С одним цветком и бабочкой немою.
Цветок был странен, бабочка пестра
И рисовала. И была еще сестра.
Сестрица! Заводной мой соловей,
Нацелившийся в нимб моих ветвей!
Остерегала я мою сестру:
«Не будет гнезд на этаком ветру,
Не обманись! Железный мой цветок,
И тот весной умчится на восток
Вернется к дереву, а бабочка умрет».
Я все предугадала наперед.
Ленинградский прайд
«Прайд» львиная стая
Зверий рык, но запах бронзы.
Не сафари, но работа.
Не кругами, но дозором.
Полночь. Град. Парад зверей.
Выход прайда.
Кто с крылами,
Кто с кольцом в ноздре гранитной,
Кто проносит в львиной гриве
Женский сумеречный лик.
А российский император
Не волчицею был вскормлен
Зубы пробовал цареныш
О крутую бабью грудь,
Но любил зверье.
И город
Сторожам чугунногривым
Смело царь-градостроитель
Доверяет по ночам.
Объезжает их дозором.
И встает над Ленинградом
Запах бронзового пота
Императорских коней!