Автобус в ее планах не значился. Она потопала напрямую через холм. Да и ходьбы было час с тютелькой, в самый раз, чтобы к сумеркам добраться до вязов.
Солнце клонилось к закату, когда она заняла свой пост. В яму ей лезть не хотелось. Пристроилась между двумя вязовыми стволами, так что вряд ли кто мог заметить ее со стороны. Настроила окуляры бинокля. И навела его на ментовский вертеп. Однако ничего интересного не обнаружила.
Прошел час и два. Дом возле лодочной станции, словно вымер. Она умаялась и отупела, но упрямо продолжала наблюдать. Уже в поздних сумерках, наконец, увидела, как открылась дверь, и на крыльце появился бородач. Она признала его. Это он в тот поздний вечер пнул под зад трусливого кавалера Толика. Не спускаясь по ступенькам, мирзоевский лакей помочился. Пошарил рукой сбоку двери. Вспыхнули два фонаря прожектора на столбах, осветив огороженный двор.
Юлька не знала, что ей делать. Оставаться у вязов не хотелось. Тетка уже наверняка спала. Топать к папе значит, напугать его. Она спрыгнула в «окоп», уселась на брикет, привалилась спиной к земляной стенке и стала ждать рассвета.
4.
Прошло четверо суток. Юлька успела привыкнуть к своему окопу, но не обжить его. Ночи в нем стали для нее кошмаром. Спала урывками, сидя на жестком брикете. Затекали согнутые ноги и поднывала спина. Еще не очухавшись от сидячего сна, она с вожделением думала, что днем отоспится на теткиной перине. А продрав глаза, с испугом хваталась за бинокль: не прокараулила ли что. Но в кишлаке по-прежнему было безжизненно. В свете прожекторов здание казалось тайным приютом злых духов. Так было, пока не подошла ночь с воскресенья на понедельник.
Около двенадцати из кишлака вывалились трое камуфляжных охранников. Постояли у крыльца, переговариваясь. Затем бородач, с автоматом на пузе, прошел к воротам, отомкнул их. Двое других встали по бокам крыльца, расставив ноги и сунув правую руку в карман. Юлька поняла, что ждут важных визитеров, иначе чего бы им хвататься за оружие?..
Наверное, около часа прошло, пока появились три автомобиля с включенными подфарниками. Бородач сноровисто распахнул ворота, и те, не задерживаясь, проскочили к крыльцу и замерли: впереди знакомый Юльке мирзоевский «шестисотый», сзади два черных джипа. Из них появились пятеро, и, похоже, все кавказцы. Двое подошли к мерсу: один в строгом светлом костюме, при галстуке, другой в сером полуспортивном одеянии и с дипломатом в руках. Тот, что с дипломатом, сказал что-то оставшимся спутникам. Двое тут же пристроились к охранникам у крыльца. Третий составил кампанию стражу у ворот.
Из «мерса» первым вылез Мирзоев. Юлька едва признала его в цивильной одежде. Открыл заднюю дверцу. Из нее показался Боже правый! тот самый упитанный и пухлогубый москвич, что приезжал разбираться после убийства генерала Лебедева.
Мирзоев поднялся по ступеням и распахнул дверь. В дом прошли москвич и кавказец с кейсом. Мирзоев шагнул за ними.
Сон начисто покинул Юльку.
В голове закрутились мысли одна фантастичнее другой. Кавказцы увязались в ее голове с чернобородыми террористами, хотя ни у одного из прибывших бороды не было. «Побрились для маскировки», уверенно решила она, не отрываясь от окуляров и опасаясь что-то пропустить.
Но в поле зрения были лишь шесть молчаливых охранников. Минут через сорок один из них поднес к уху мобилу и что-то коротко произнес. Все шестеро посторожели.
Сначала с крыльца спустился Юлькин золотозубый обидчик. За ним остальные. Причем главный кавказец был теперь без дипломата. Пожал упитанному москвичу руку. Затем чужаки погрузились в джипы и укатили. Холеная морда взял московского начальника за локоток, и оба вернулись в дом.
Почти тотчас со двора выкатил мирзоевский «шестисотый». Трое охранников по-прежнему торчали во дворе. Примерно через час ментовская иномарка вернулась. Бородач, оскалившись, впустил ее. Из салона выпорхнули две девицы. Дверь кишлака распахнулась, и Холеная морда впустил девиц внутрь.
Ничего стоящего она больше не увидела.
Перед самыми рассветными сумерками даже задремала, сидя на опостылевшем силосном тюке. А очнулась от бодрого голоса:
Привет, подружка!
Решила, что ей видится сон, в котором, как само собой разумеющееся, присутствует Георгий. Но очень уж реальным было его присутствие, тем более что голос прозвучал снова:
Выглядела чего-нибудь, Юля?
Тут она окончательно сообразила, что никакой это не сон. Над окопом присел на корточки Георгий и разглядывал ее безо всякого удивления, придерживая рукой темную хозяйственную сумку.
Ты что здесь делаешь? очумело спросила она.
Тебя стерегу.
Зачем?
Вылезай. Домой тебя провожу.
Мне нельзя домой. Я к тетке первым автобусом поеду.
Он протянул руку, выдернул ее наверх и потащил по тропе, что вела напрямую к теткиной деревне Шакше.
Как ты меня нашел? спросила Юлька.
Ты сама нашлась. Захватила без спросу мою квартиру и устроилась в ней.
Это твой окоп?
Мой.
Юлька ничуть не удивилась, ровно бы продолжался сон. А во сне любая небыль воспринимается, как жизненный факт.
Значит, ты тоже за ними следишь?
Тоже, ответил он, продолжая держать ее за руку.
А куда ты меня ведешь? сделала она попытку уяснить обстановку.
В Шакшу.
Откуда ты знаешь, что мне туда надо?
Видел тебя там.
Захотел встретиться со мной?
Считай, что захотел.
Как же ты вычислил меня?
Случайно. Сторожу один богатенький дом. Хозяйка отправилась по Европам и наняла меня на месяц, чтобы дом не разграбили.
Юлька обратила внимание на то, что обычно франтоватый Георгий Кацерик выглядит довольно непрезентабельно: серенький спортивный костюмчик, видавшие виды кроссовки. Нищий студент, да и только.
Другую работу не мог найти? спросила она.
Так надо, Юленька.
Тот дом на улице Садовой?
Да.
Там не хозяйка, а хозяин. Дом только записан на Зинку. А принадлежит пожилому армянину. Он скупил у колхозников четыре избы подряд, в одной Зинка жила. И досталась ему вместе с избой.
Откуда тебе все известно?
Тетка рассказала. Она знает все и про всех.
Выползшее солнце освещало набитую сотнями ног тропу. Серебряными брызгами поблескивала на траве роса. Юлька воспринимала происходящее, ровно в продолжавшемся сне. А может, она и не отошла еще полностью и продолжала дремать на ходу. Хотя ощущала себя абсолютно бодрой.
Что же ты разглядела, подружка, в свой бинокль? спросил Георгий, когда они спустились с холма.
Три машины и полковника. Еще пятерых кавказцев и одного важного русского, который приезжал разбираться с убийством Лебедева.
Ты, Юля, влезла в мужскую игру. Надо подумать, как выйти из нее с меньшими потерями.
Я не хочу выходить. Пока не отомщу.
За подружку? в его голосе прозвучала ирония.
За нее.
Они шагали рядом, касаясь друг друга плечами. Ей это было приятно.
Что за люди приезжали к Мирзоеву? спросила она.
Важный русский это милицейский генерал Александр Коршунов. Прозвище «Шура-лимон». При Брежневе был майором. При Андропове выгнали за взятки. Ельцинский министр восстановил его в кадрах и приблизил к себе. Сейчас он все равно, что кардинал Ришелье при милицейском короле.
Кто у нас милицейский король?
Темная ты, Юлька! Господин Гнушайло!
А кавказцы кто?
Тот, что в костюме, представитель Ичкерии в Москве. Вор в ранге дипломата. Другой, с кейсом, набитом баксами самый злобный из всей кодлы.
Хоть Юлька и предполагала что-то подобное, но все равно поразилась. То, что сообщил Георгий, не лезло ни в какие ворота.
Они уже миновали первые шакшинские дома. Теткина изба была в другой стороне села. Идти к ней было еще рано, до первого автобуса оставалось полтора часа. Появлюсь всполошится, начнет подозревать, выспрашивать, подумала она.
Мне рано к тетке, пробормотала Юлька.
Есть хочешь? спросил Георгий.
Хочу.
Тогда идем ко мне. Не против?
Еще бы она против! Рада была до смерти! Но скромненько проговорила:
Нет, не против.
Они свернули в узкий проход между двумя дощатыми заплотами. Тропа тут заросла будыльником и чертополохом. Растения были усыпаны росою, и ее кроссовки стали мокрыми и чистыми.
К новым Зинкиным хоромам вышли с тыла. В усадьбу проникли через садовую калитку, которую Георгий отпер, слегка поковырявшись в замке.
Прежде всего, он зашторил в доме все окна плотными занавесями. И только потом включил электричество. Когда под потолком вспыхнула люстра, Юлька с любопытством огляделась. Прихожая, где она стояла, была без привычного потолка. Потолком служила высоченная куполообразная крыша, расписанная под летнее небо с белыми кучевыми облаками.