Павел, отклонившись от стола, строго измерил взглядом:
Мы вас приветствуем. Отчего же непременно потом, бухгалтерское дело категорически не терпит проволочек.
В лице Ильинишны читалась некоторая растерянность, но заявление Павла подвигло к решительности. Она встала, обратилась к гостям:
Наш передовик производства, Дарья (что в нитке), на все руки труженик: и в поле, и по счетному делу. Ее сестра сродная, Нина из городу.
Между тем вывернула из угла пару табуретов, кратко посвятив женщин в обстоятельство. Вновь прибывшие поместились ближе к концу стола, старшая в торце. Приборы впрочем, молодка сразу отказала жестом относительно стопки.
Вот мы и спроворим тост у очаровательных гражданок, не меняя выражение лица, запустил Павел.
А чего, живо откликнулась Дарья, отведя в сторону поднятую емкость, не избегнём Сталоть, за посещение. Такие граждане ух! Очень нам отрадно, что коренной сельчанин имеет сродство. Мы на культуру сильно рассчитываем и смотрим всякого рода искусство с полным пониманием момента. Кланяемся, уважаемые представители! Ахнула пайку весьма виртуозно.
Тост, прямо скажем, вызвал душевный отклик, что следовало из бодрого поглощения жидкости остальными. Дарья выявилась словоохотливой, отсюда пошел перечень общих достижений:
А сосед наш, Василий Присыпкин звеньевой и первой статьи умелец лобзика. Не опойка, ни-ни. Конечно, быват обыкновенно но умеренность впереди. У него и брат не хлебенит, как Иван Ведерников. У того что ни будень праздник. Раз нахалкался, потерял, конечно, сознание, до дому на телеге не доехав, в проулке. Вовка Ерчихин, тот шельмец, лошадь распряг, завел за прясло, телегу пихнул да запряг обратно. Ну, Иван проснулся, но-о ни туды, ни сюды, как в песне. Перепугался мол, бес посетил, утек. Неделю не пил, было дело
Возник одобрительный смех. Дальше было поведано, что зоотехник Сальников жмет для случки с частными буренками коренных быков и что это за жадность к даровому семени. А агроном Захар Антоныч от хора отлынивает, хоть и не поддает вкрутую, но к Машке Спиридоновой, как у нее мужик сугубо вахтовый трудящийся, нередко сворачивает. «Палец в книге защемит и будто цитату каку норовит довести до сведения. Очень мы понимаем цитаты. Наизусть».
Наклонившись за закуской, Павел искоса пустил взгляд:
Вы, простите, замужем?
Как же, бывший капитан войск изобретатель неимоверный, людей смешить у нас куда с добром. Но не зюзя факт Гостям, впрочем, рады всегда, активно и в самом передовом ракурсе живем, сделала резюме Дарья, озорно метнув взор на Павла.
Речь всесторонне симпатичной Дарьи обнаружила самое благостное расположение духа у мужчин. Павел оживился особенно, что разоблачил словесно:
Замечательная похлебка. Я уже молчу за огурчики. Собственно, и прочее самого уместного накала.
Ой, последовало восклицание Ильинишны, она живо, гремя табуретом, вскочила, пирог! Хот же кулема!
Все участливо проследили. От открытого зева изумительно потянуло теплом пышного теста, на пояске печи нервно ожидала прокопченная кружка под топленое масло с кокетливым пером. Очень симпатично. Приятный шум печных приспособлений, вступил в зрение пирог на противне. Следом за маман торжественно и самодовольно влачил свежие полбанки белой парнишка организмы мужчин обмякли. Пацан, имя ему нашлось Сережка, поощряемый Павлом, пристроился тут же и демонстрировал счастье. Последовало обустройство актуального чревоугодия, вся женская составляющая собрания активно участвовала.
За урожай, сделал заявление Владимир, когда процедуры улеглись, да что там за пахаря. Зрелища зрелищами, коим служит наше сословие чтимое, да, изрядно однако хлебушко впереди. Не станем забывать.
Дружный взлет рук. Жевание, мычание утробный гимн хлеборобу.
Дарья нашла, что обстоятельству недостает политического флера. Такие слова обнаружили подобное:
А что уделают наши америкашек на очередной международной сессии?
Женщина, понятная вещь, взглядом назначила адресатом Павла. Тот ответственно расправил плечи, однако поползновение снял явственный скрип ворот, затем крыльца и безусловно мужской топот по дому. Их образовалось трое. Рослый мужчина в косоворотке, русый, кучерявый, живой; второй, дядя гораздо поплоше в замурзанной механизаторской куртке, за которой красовалась изрядно пользованная тельняшка. Этот горячо улыбался, сверкая металлический фиксой. Последним скромненько мелькал парнишка лет тринадцати, по-видимому, Колька, гонец.
Ну и хто здесь интересуется за Веню Русских! Ха, я так и знал, Павел Николаич! шумел русый, ткнув пальцем в направлении Павла. Выкатил глаза на тельняшку. А я что говорил! Пашка, итишкин кот, двоюродный братуха. (Павлу) Ну иди сюда, столица, тисну.
Павел уже встал, улыбался. Последовали крепкие объятия, радостные рукопожатия с присутствующими, оформленные горячими церемониальными звуками.
И даже забудьте, всем кагалом ко мне! Что за фокусы? Ни-ни! шумел Вениамин, при этом добротно усаживаясь, и с должной сосредоточенностью наливая в расторопно предоставленные емкости. Уважительно, двумя пальцами поднял сосуд, остальные веером отставив. Бог на рюмку, я на край, стукни, Веня, не хворай.
Пошло борзо
Наконец стронулись к Вениамину. Ну да, вывалились вольно, однако в нескольких ребятишках присутствовала и бабка Агафья на правах первого свидетеля неукоснительных зрителях, содержался быстрей испуг, нежели радость феномену. Собственно, страда. Длились свободно, равномерно. Веня доказывал Павлу относительно родственников почивших, разошедшихся и так далее. Периодически счастливо и крепко притеснял объятием брата.
Солнце поднялось и пекло, небо было спелым, отеческим, обольстительно горланили птицы, весело шумела роскошная листва в раскидистых тополях. Колеистые и бугристые пути, чарующие бурым, настырная зелень имели задиристость. Плетни и тыны, ухоженная поросль за ними ублажали глаз. Сытый хмель шел пространству необыкновенно.
Надо признать, дом Вениамина был обширен и ухожен. Соответственно сразу за оградой была организована экскурсия по амбарам и прочим пристройкам, уже далее весь гурт добросовестно отирая о металлический скребок обувь, степенно подымался на крыльцо и в сени. Стол уже был накрыт, хозяйка, полная румяная баба, с достоинством клала небольшие поклоны: «Проходите, проходите, гостеньки. Рады, и не сказать». С Павлом свойски обнялась. Володя озорно приложился к ручке и Татьяна имя сразу было озвучено зарделась и приятно звенела смехом. К ней жалась девчушка с русой косой до крестца и нахальненько осматривала посетителей. Четырнадцатилетний сын, вихрастый Ванька, держался стеснительно и молчаливо. Впрочем, когда Павел его потрепал «а ты, брат, вытянулся за пять лет» тоже покраснел и стал неумолимо похож на мать.
Гамливо усаживались, особенно шумел Вениамин, руководил.
Тереха, крои! обращался к тельняшке, свою уделанную куртку тот оставил, должно быть, в предыдущем пристанище. А как же! Ну, братуха, уважил. И не бывал ведь очень славно!
Шло борзо.
Тем временем звуки на улице наполнились мычанием, блеянием и иными тонами хозяйственных признаков: с пастбища прибыло частное стадо, пацаны и бабы руководили препровождением собственности в хлева. Вместе со скотиной налетел разномастный гнус, зажужжал слепень, увеличился и гомон оседлых пернатых, гуси ревниво хлопали крыльями. Мужики как раз расселись на завалинке, смолили и с удовольствием осматривали актуальную деятельность, Вениамин, окруженный дымом и кривясь от едкости, сурово и молчаливо наблюдал за хлопотами второго эшелона семьи. Володя, провожая глазами солидного борова, что недовольно повизгивал под пинками дочери Вениамина, и неохотно направлялся в хлев, хрипло и блаженно рассуждал:
Был случай в деревне, лет мне этак семь. Пацанва местная имела обыкновение гонять на хряках. Громоздилась на борова, тот совался дичать и носиться. Я, представьте, насквозь городской и к занятию не приспособленный категорически. Однако позвольте, кураж. В общем, приобщили: оседлал зверя, схватился за уши, ну и понесло. Ору, хряк блажит еще пуще. Ох и ристалище. Сковырнулся, поломал ключицу. Замечательно.
Из проулка вывернули новые лица, мужчина и две дамы. То были председатель с супругой и дочерью, миловидной особой лет восемнадцати.
Аркадий Иваныч, радостно прикладывал Вениамин руку к спине начальства. Супругу обозначил, аккуратно тронув локоток: Надежда Артемьевна. Оленька.
Аркадий Иваныч осторожно кхекал и вытирал углы губ большим и указательным пальцами. Жена кисла от счастья, Оленька безбожно конфузилась, впоследствии неотступно прилипла к городской Нине и страстно пытала о чем-то. В доме председатель молчаливо и категорически стукнул о столешницу бутылку коньяка, извлеченную из внутреннего кармана пиджака. Уже после второй рюмки впервые подал голос: