Ты же сам отказался. Я даже хотел тебя назначить руководителем, Сереженька.
Не без оснований. И вы знаете
Согласен. Продолжай, Сереженька.
Я считаю, что все-таки мотив был корыстный: хотели грабануть, но в последний момент кто-то или что-то вспугнуло. Не исключаю, что преступление совершили «гастролеры» из окрестностей Екатеринбурга. Или из Перми, Челябинска, Тюмени например.
Фомин все же спросил, но с явно звучащими нотками сарказма:
Пусть случайные, то есть «гастролеры». Однако ответьте, господин следователь, на один всего вопрос: почему квартиру открыли, будто знакомым?
Вопрос несложный Ну, например, представились сантехниками. Хотя нет, время было позднее: в этот час сантехники не ходят. Могли сказать, что участковый.
Я бы согласился с вами, но дело в том, что сосед, что живет в квартире справа, утверждает: когда открывалась дверь никаких голосов не звучало ни хозяйки, ни пришедших. То есть, никто не спрашивал и никто, естественно, ничего не отвечал.
Мог не слышать или того хуже
Фомин насторожился.
Это о чем?
Надо бы хорошенько потрясти этого соседа.
Зачем?
Мой опыт подсказывает, что этот сосед либо заодно с грабителями и потому все врет, уводит следствие в другое русло, либо его запугали, и он боится говорить правду. В любом случае, его надо разговорить.
Яблоков особенно нажал на слове «разговорить». Кто-кто, а Фомин на своем веку повидал всяких следователей, поэтому хорошо понял, что имеет в виду Яблоков. Да, он, Фомин то есть, далеко не ангел и бывает даже крутоват, но чтобы беспричинно Нет-нет, избавь Боже его от этого. Он может хрястнуть своим кулачищем, но лишь в самом крайнем случае, причем, когда встречает активное сопротивление, когда другой возможности усмирить нет, когда человек другого языка не понимает.
Фомин промолчал. Сделал вид, что не понял скрытого смысла в последнем слове Яблокова. Он продолжил:
Будем искать мотив. Я не знаю, как вы, господин прокурор, на это посмотрите, но считаю необходимым обратиться через газеты к населению. А вдруг кто-то откликнется и сообщит полезную информацию?
Прокурор поморщился. Это была его обычная реакция, когда речь заходила о прессе. Если бы его воля, то он бы оставил пару газет, а все остальные позакрывал. Вот сколько лет он прокурор района? Ведь скоро десять лет исполнится. Но ни единого интервью, ни одному журналисту не дал. Всегда уходил под любым благовидным предлогом. Да, начальство укоряло его за это. Но он-то понимал, насколько в душе они (те, кто над ним) также не любят прессу. И в укорах звучало не осуждение, а, скорее, внутреннее одобрение. Давно понял, как различать истинное и притворное недовольство руководства. И еще ни разу не ошибся.
Яблоков это знал, поэтому решил подыграть шефу. Услышав предложение Фомина, он возразил:
Не вижу смысла. Сколько раз я обращался к населению. Результат? Нулевой. Нет, звонков бывает много, но исходят они от чокнутых и не несут никакой информации.
Осипов молчал. Он, может, и высказался бы с присущей ему определенностью. Но беда в том, что на совещании присутствует представитель горпрокуратуры. Нет, он не боится Горового: подумаешь, начальник отдела. Вот если бы сам Федоров тогда другое дело. Однако береженого Бог бережет. Неприятности, даже самые мизерные, ему ни к чему.
Вопрос непринципиален, с трудом выдавил из себя Осипов. Александр Сергеевич, решите с Дворкиным. Он, полагаю, не будет против. Потом посмотрел в сторону Фомина. У вас все?
Пожалуй, да.
Прокурор взглядом стал искать Воробьева. Нашел. Остановился на нем.
Так А что скажет эксперт? Еремей Саввович, а?
Тот встал, подошел к столу.
У меня тоже пока немного.
Как так? Прошло семь дней. Прокурор опять недовольно поморщился.
Окончательное заключение будет подписано судмедэкспертами только завтра, к полудню. Скажу лишь, что результаты вскрытия показали, что на телах потерпевших следы насильственной смерти. Время смерти, высказанное врачом «скорой» предположительно, подтвердилось. Мое обследование квартиры не установило никаких отпечатков пальцев, кроме, разумеется, убитых. Даже на кухонном ноже, которым, как я предполагаю, была зарезана хозяйка квартиры ударом в спину, не обнаружено ничего. Это свидетельствует: действовали не дилетанты. На ноже никаких остатков крови. Очевидно, орудие убийства было тщательно вымыто. Да. Он остановился, обернулся, посмотрел в сторону Дворкина, все время сидевшего молча. Дворкин на вопрос в глазах эксперта кивнул. В спальной, где была зверски замучена девочка (сыщики, наверное, тоже видели) стоит еще одна кровать. Она тоже была взбита. На простыни я обнаружил подсохнувшую сперму. Кому она принадлежит сказать определенно пока не могу. Завтра будем знать точно. Тогда же, на той же простыни, изъятой мною для экспертизы, специалисты установили (и это уже не вызывает никаких сомнений) наличие пятен крови, не принадлежащей ни матери, ни девочке, то есть какому-то третьему лицу. Кому? Увы, не знаю. Но предположение могу высказать. Какое-то чувство подсказывает, что убийца или убийцы все-таки, несмотря на все ими принятые меры, наследили. Ведь химический анализ остатков крови может дать неожиданный ответ. Сейчас идет тестирование. Возможно, завтра будем знать пол того, кто оставил кровавый след на простыни второй кровати. И еще кое-что. Кстати, на второй кровати не обнаружено остатков крови той, которая была убита. На первой кровати, на полу да, но не здесь. Это удивительно. Что происходило на второй кровати? По беспорядку очень похоже на то, что была борьба. Кого? С кем? То, что не с погибшей, почти факт. Может, убийц было двое? Может, после убийства девочки, что-то произошло между ними? Допустим, ссора. Впрочем, доживем до завтра.
Все? спросил прокурор.
Кажется, я наговорил даже больше, чем положено по специальности.
Есть еще у кого-то сообщения? Нет? Тогда подведем итог. Для начала скажу, что, несмотря на истечение семи дней, по делу не продвинулись ни на шаг. Я недоволен медлительностью оперативно-следственной бригады. Дворкин, это и тебя касается.
Понимаю, это было его первое пророненное сегодня слово.
Ну, если понимаешь, то действуй. Да, может, помощь нужна? Не молчи, говори.
Верно, со своего места подал голос Горовой. Мы в прокуратуре рассматриваем вариант взятия этого дела к своему производству.
Осипов обиделся.
Вы не верите в наши силы? Думаете, мы не справимся?
Лично я ничего не думаю. Но наверху сомневаются. Сегодня у меня состоялся разговор с прокурором области. Тушин в жесткой форме потребовал, чтобы были приняты все меры по раскрытию преступления. И без промедления. Напомнил, что берет под личный контроль. А что это такое, каждый из присутствующих хорошо знает. Я считаю, что вам нужна помощь города. Хотя бы считаю необходимым включить в вашу бригаду майора юстиции Синицына, следователя УВД. В конце прошлого года он неплохо проявил себя в ликвидации центральной преступной группировки. Ну, как?
Как только зашла речь о помощи, оживился Фомин.
Синицына я видел в деле. Мужик, что надо. С ним можно ладить. Но я бы хотел, чтобы вы, Степан Ильич, переговорили с начальником главного управления внутренних дел области
А, может, лучше сразу с генералом армии Куликовым1 переговорить, а? пошутил Горовой.
Нет, я серьезно.
Если серьезно, то достаточно, наверное, и того, чтобы переговорить с полковником Овчинкиным, начальником УВД города. Как считаешь, Сергеич?
Считаю, что вы должны переговорить с генералом Краевским
Но, почему?! воскликнул Горовой, не понимая настойчивости Фомина.
Там, в УгРо парнишки есть. Молодые, но грамотные и потрясающе настырные. Будущие асы сыска.
Кого имеешь в виду?
Мне нужны здесь капитан Семенов и Алешка Курбатов. Временно. Пусть они подключатся к раскрутке этого дела. Они могут оказать неоценимую помощь.
Свои-то что
Свои? Есть хорошие ребята. Но силенок у нас своих все же маловато. Да и ни Семенова, ни Курбатова в районе не знают. Это тоже важно.
Ладно, Сергеич, считай, что уговорил. Завтра же переговорю с генералом. Попробую убедить, что без его юных сыщиков здесь никак не обойтись.
Без шуток? недоверчиво спросил Фомин.
Естественно. Только и вы тут не ловите мух, идет?
Конечно.
Тогда расходимся.
Он встал. Посмотрел в окно. Там еще сильнее разгулялась метель, бросая в полузамерзшее стекло охапки снежной крупы.
22 января. Четверг. 14.35
Полковник Верейкин только что вернулся с совещания у главы администрации района. Снял шапку, форменный полушубок, стряхнув у порога с них снежинки, повесил в шкаф у входа. Посмотревшись в зеркало, машинально погладил по голове. Именно машинально, потому что он рано начал седеть и лысеть. И сейчас к сорока годам волосы остались лишь сзади и по бокам, а сверху сияла большая лысина. Что касается лысины столь обширной, то тут для него все было ясно наследственное: от деда и отца. Он лишь никак не мог уяснить себе, отчего так рано поседел? Жизненные неурядицы? Невзгоды по службе? Ничего такого, как он выражался, не просматривалось. Жена. Двое уже взрослых детей. Один и обожаемый дедом внук.
И на службу грех жаловаться. После окончания индустриально-педагогического института, пригласили его работать инструктором райкома комсомола. Через полгода стал заведовать орготделом, а еще через год на очередной районной конференции был избран секретарем райкома. Курировал школьный комсомол. И здесь не засиделся. Выплыла наружу, то есть стала известна в райкоме партии, одна историйка с первым секретарем райкома комсомола Суриковым. Дело в том, что последний схлестнулся с заведующей школьным отделом, разбитной молодой и красивой девахой Ольгой Воропаевой. Крепко схлестнулся. Так крепко, что однажды вечером их застала в одном из кабинетов уборщица. Застала за занятием любовью прямо на стульях. Застала, как говаривали раньше, в неглиже. Застала, когда оба только начали входить в экстаз и уже ничего вокруг не замечали.
Уборщица, старушка мудрая, не стала болтать на стороне об увиденном. Но и без этого в аппарате райкома почти все знали о любовной связи Сурикова и Воропаевой, а особо приближенные могли и видеть кое-что похлеще. Шушукались, конечно, но вслух не говорили, а тем более на стороне, вне стен райкома комсомола.