Любовь больная. Современный роман в двух книгах - Геннадий Мурзин 12 стр.


«Естественно».

«И что?»

«Их обычная фраза: всё  на месте».

«Может, есть предположения?»

«Одно Как обычно Воспитывать станут».

«За что?»

«Странный вопрос».

«Что странного?»

«Они там,  я указал пальцем вверх,  всегда найдут тему для воспитания».

«Тогда  иди: нельзя опаздывать».

«Благодарю за соизволение, ненаглядная моя!»

«Ладно, не ёрничай: не время. Еще неизвестно, чем этот вызов кончится».

«Ты?.. Беспокоишься?»

«Почему бы нет?»

Снова съязвил: «За себя? Или за меня?»

Ты строго взглянула на меня, повернулась и вышла из кабинета, оставив вопросы без ответа.

Через два часа вернулся к себе. Потом было министерское селекторное совещание. Потом, приоткрыв слегка дверь, ты заглядывала, но у меня постоянно кто-нибудь был. По этой причине не входила. И не могла удовлетворить свое любопытство.

Время, правда, не теряла. Тебе казалось: все знают то, что ты не знаешь. Поэтому дипломатично подкатывала то к одному коллеге, то к другому, но все лишь пожимали плечами, давая ясно понять: они совершенно не в курсе, чем был вызван срочный визит в обком КПСС их шефа. Да и, честно говоря, их это мало беспокоило, точнее  совсем не беспокоило. Потому что в их судьбе ничто не могло измениться, что бы там, в обкоме, ни происходило с их шефом. Не исключаю, что некоторые (ты их знаешь) были бы рады, если бы я получил сильный пинок под зад: как-никак, но открылась бы вакансия. Рады-то рады, но мало в это верили: позиции мои были слишком сильны и кресло подо мной, это они видели, совершенно устойчиво. Ну, если зашатается, то Они будут тут как тут: непременно подтолкнут и помогут упасть своему шефу. Такова природа советского человека. Такова, каковою воспитала система.

Вечер. Коридоры стали пустеть. Мои сотрудники один за другим покидали стены заведения. И мы остались, наконец, одни.

Ты сразу оказалась у меня. Тревожный твой взгляд ждал новостей. Видел это, но с разговором не спешил. А куда? У нас есть время, ведь твой поезд уходит лишь через три часа. А три часа  это почти вечность Для меня, разумеется. С одной стороны, вечность, поскольку таким запасом времени я обычно не наделен. С другой стороны, это миг, мгновение, которое так быстро пролетает, что заметить не успеваешь.

Достал расписной поднос, поставил на него бокалы, бутылку полусладкого французского шампанского и конфеты. Открыл бутылку, налил тебе и себе.

«Выпьем, ненаглядная моя!»

Ты фыркнула.

«Заладил одно и тоже. Что с тобой? Издеваешься, да? Отыгрываешься?»

«Со мной  ничего, а с тобой  я взял в руку свой бокал, за самую нижнюю часть его основания, поднял.  Тебе, вижу, не слишком нравится»

Ты поспешила с опровержением: «Нет, очень нравится, но»

«Тогда  чокнемся».

«А в честь чего пьем?»  твой тревожный взгляд вновь впился в меня.

«За встречу, разумеется!»

«И только-то?!»

«Тебе этого мало?!»

«Не цепляйся к словам Я не это хотела сказать За встречу так за встречу»

Звон бокалов нарушил тишину кабинета. Ты немного отпила, поставила бокал, взяла из коробки конфету, стала медленно разворачивать.

«Не расскажешь?

«О чем?»  я притворился, что не понимаю вопроса.

«Не придуривайся. Что-что, а клоун из тебя никудышный».

Ты права. Я посерьезнел. И тоже взял конфету.

«Я, собственно, не ожидал»

Ты нетерпеливо прервала.

«Чего «не ожидал»? Если очередной, как сам ты выражаешься, вздрючки, то  неправда. Ты к ним  всегда готов Как юный пионер Советского Союза, перед лицом своих товарищей И получаешь, как правило, несчастненький мой,  ты дотянулась до моей головы и взъерошила мои непокорные волосы. Ты знаешь, как я обожаю, а потому всегда фиксирую этот твой жест.

«Благодарю за сочувствие и солидарность».

«Не надо Я же серьезно»

«Если серьезно, то, как ты выразилась, вздрючки на этот раз не было».

«А что было? Зачем вызывали? Зачем-то ведь вызывали!»

«Работу предложили»

«Но ты не безработный. По твоей должности в Свердловске многие вздыхают».

«Другую работу».

Сразу уловил, как ты после этих слов подобралась и напружинилась (будто тигрица, почуявшая некую опасность для себя и своих детенышей), а взгляд стал еще тревожнее.

«Вы-го-ня-ют?  спросила ты по слогам.  И так спокоен?»

«Не совсем»

«Что значит не совсем? Не совсем спокоен, что ли?»

«И не совсем спокоен, и не совсем выгоняют».

«И не совсем спокоен, и не совсем выгоняют».

Ты недовольно закрутила головой, отчего пряди длинных распущенных волос волной полетели из стороны в сторону.

«Что это значит?»

«Обком предлагает новую должность,  я назвал тебе должность, а потом добавил,  не совсем по профилю, но все же близка, поскольку все равно придется иметь дело с коллегами, значит, с людьми творческими».

Ты скривила губы.

«Подумаешь,  разочарованно произнесла ты.  Здесь ты  фигура, личность, с которой все считаются, даже те, в обкоме. Там же»

Решительно возразил: «Личностью человека делает не должность, а то дело, которым он занимается».

«Фразерство!»

«Ты, вижу, недовольна?»

«Естественно,  ты на глазах стала грустнеть, потому что дальнейшее тебе было понятно».

«Почему естественно? Я-то думал, что ты обрадуешься».

«Чему, позволь узнать, я должна была обрадоваться?!  резко произнесла ты.  Тому, что ты уйдешь и оставишь меня здесь одну?»

Еле сдерживал ухмылку.

«Не одну, а с коллективом, с которым, между прочим, ты породнилась на два года раньше моего; с коллективом, который, тоже важно, к тебе очень хорошо относится,  я сделал паузу и добавил.  А иные члены коллектива,  во мне вновь заговорила ревность,  даже слишком хорошо».

«Не преувеличивай, ревнивец мой».

«Говорю то, что есть,  упрямо повторил я.

Ты заметила ухмылку и обиделась. Глаза твои повлажнели и из них вот-вот (а ведь такая сильная женщина!) брызнут слезы.

«Что ты ухмыляешься? Тебе весело, да? А мне, вот,  нисколько! Ну, да, что тебе я? Какое тебе дело до меня? Попользовался и будет! Хватит! С глаз  долой и из сердца  вон! Какие все-таки мужики подонки!

«Но ты спешишь с выводами»

«Да,  ты резко схватила бутылку, налила бокал до краев и почти на одном дыхании опорожнила его,  пошел ты»

Рассмеялся и очень громко.

«Если посылаешь туда, куда я мечтаю, то с удовольствием Хоть сейчас Хоть прямо на этом столе. А что? Было бы замечательно, не считаешь?»

«Не считаю!»  выкрикнула ты, и увидел, как по щекам потекли настоящие слезинки.

Слезы ребенка и слезы женщины  это то, чего мне невозможно вытерпеть, перед чем мне не устоять.

Нестерпимо стало жаль тебя. Увидел, что ты искренне переживаешь, правда, повода серьезного для этого тогда не видел. Потом мне будет ясно, но сейчас

Встал, подошел, нежно взял твою голову и стал поцелуями осушать твои глаза и щеки. Ты уткнулась мне в грудь и громко зарыдала. Я успокаивал Как мог. Похоже, не слишком умело, не очень-то уверенно

«Перестань Ну, будет разводить мокроту Ну, что ты, в самом деле? Нет повода»

Ты подняла глаза на меня. И я увидел твои злые глаза, в которых полыхали искры ненависти. Я опешил. Это было невероятное превращение. Это была львица, готовая растерзать своего самца.

«Нет повода!?»  взвизгнула ты.

«Конечно, нет».

«Еще бы! Идешь на повышение! Как же! Номенклатура обкома  не баран чихнул. Карьерист! Сволочь! Мерзавец! А ты подумал, что со мной будет?»

Ну, не видел я повода для столь бурных твоих эмоций, не понимал их природы, поэтому поспешил искренне успокоить: «Ничего с тобой не будет».

«Тварь! Безмозглая тварь! Эгоист! Себялюбец! Подонок, идущий к вершине по трупам! Бесчувственное животное! Я знала! Я еще вчера почувствовала, что случится неладное. Так и есть! Сердце правду подсказало, что от тебя надо ждать беды. Сердце не ошиблось!»

«Что ты такое говоришь? Какая беда? С чего ты взяла? Где эта беда?»

Ты достала платок и стала вытирать глаза. Размазав тушь на ресницах, зло бросила платок на стол, полезла в сумку, достала косметичку и стала подкрашивать, глядясь в небольшое зеркальце.

«Для тебя, да, беда  не беда».

«Для тебя  тем более».

«Ну, давай, выкладывай, как ты с радостью принял предложение обкома, как ты горд и счастлив. Ну, давай, что молчишь? Добивай. Испытай еще одно наслаждение».

«Не принял предложение»,  тихо и безрадостно сказал я.

Ты услышала. И встрепенулась. Но ты не поверила тому, что донеслось до твоего уха.

«Как это не принял?»

Поспешил поправиться: «Ну Не совсем не принял Принял, конечно, но

«Так и говори, а чего финтить и бабе пудрить мозги?»

«Не злись. Наберись терпения и выслушай».

«Я только тем и занимаюсь, что слушаю мужиков и терплю»,  все также зло бросила ты в мою сторону.

Назад Дальше