Малыш заснул, а нам принесут гамбургеры и лимонад. Пойдемте распорядилась миссис Анна. Подхватив сумочку, Констанца, последовала за ней.
В темном, высоком небе, переливались яркие звезды. Трещали дрова в костре, снизу, из каньона, доносился шум реки.
Анне здешние места напомнили Альпы:
Папа меня тоже в летние лагеря для девочек посылал, улыбнулась она, он говорил, что, кроме буржуазного воспитания там прививают и полезные навыки. Например, учат печь картошку девчонки, в форме лагеря «Дочери пророка», в длинных, скромных юбках и темных джемперах, перемазались золой. В расписании, вместо ужина, значилось: «Вечеринка и песни у костра». Миссис Палмер, жена директора лагеря, с другими девочками, принесла к сложенным конусом дровам, корзинки с картошкой и кукурузными початками, бумажные пакеты с зефиром, привезенные из города. В детстве Анны они зефир не пекли:
Думаю, и папа его не пек, когда в Америке рос она прислонилась к косяку двери, зефир позже появился Петенька дремал на узкой, в два яруса, кровати.
Семейные пары, вожатые, приехали в лагерь с детьми, но совсем младенцев здесь не было. Девчонки восхищались Петенькой, и не спускали его с рук. Мальчика приносили Анне, только когда он просил есть.
Они ему и пеленки меняют, и гуляют с ним Анна смотрела на светлые, темноволосые, рыжие головы девчонок, мне ничего и делать не надо их поселили в маленьком, пустующем домике, с закутком, где нашлась жестяная раковина и два крана. Туалеты в лагере стояли поодаль от жилых зданий, готовили на летней кухне, на газовых баллонах.
Старейшина Палмер, брат хозяина гостиницы, поднял большую ладонь, когда Анна предложила оплатить проживание:
Что вы, миссис Смит, ответил мормон, Иисус заповедовал привечать вдов и сирот глаза директора заблестели смехом:
Не мешайте нам выполнять заповедь, весело распорядился Палмер, обещаю, что мы причиним вам добро Анна не могла не улыбнуться. У нее никто не спрашивал об отце ребенка, никто не интересовался предположительно, погибшим мужем Констанцы:
Хорошие они люди Анна слушала смех девчонок, вдыхала запах печеной в фольге картошки, хороших людей на свете больше, чем плохих. Я и Констанце так сказала в разговоре с Палмером, Анна, все равно, настояла на помощи. Она заняла себя на кухне, и предложила провести со старшими девочками уроки французского языка:
Я учитель, объяснила Анна, каникулы на дворе, но к школе никогда не мешает подготовиться отец тоже настаивал на каникулярных занятиях. В начале лета Горский всегда выдавал Анне список книг, напечатанный на машинке. Русские произведения она могла читать только дома, из соображений безопасности. Горский собрал отличную библиотеку, с Пушкиным, которого он знал наизусть, с Некрасовым, Тургеневым, Чеховым и Толстым. Летом отец часто отсутствовал в Цюрихе, разъезжая по делам партии. Между лагерями за Анной присматривали товарищи отца, или одна из его помощниц, как выражался Александр Данилович.
Одна, или две, или три усмехнулась Анна, и все в наших апартаментах жили. Из папы вышел бы хороший мормон в лагере, судя по всему, таких жен не водилось.
Дамы Александра Даниловича, ожидая его возвращения, тоже выполняли поручения партии. Анна была предоставлена самой себе. Она читала, устроившись в большом кресле, грызя яблоко, или пережевывая домашнее печенье. В конце каждой книги, из летнего списка, Анна, всегда находила бумагу, с четким почерком отца:
Поздравляю с выполнением задания! Вопросы для твоего размышления следуют ниже. Мы непременно все обсудим, по моему возвращению. Вопрос номер один. Обоснуй причины трагичности образа Базарова Анна поняла, что, до сих пор, помнит проклятые причины назубок.
Папа меня проверял, в походах приезжая в Цюрих, отец забирал Анну в горы. На маленьких, провинциальных станциях привыкли к Александру Даниловичу, в изящно потрепанной, альпинистской куртке, шотландского твида, с английским рюкзаком за плечами, и высокой, черноволосой девочке, в крепкой, короткой, по щиколотку юбке, тоже с рюкзаком, только детским. Отец учил Анну ставить палатку и разжигать костер, показывал ей растения и птиц, говорил о русской истории и литературе:
Он, наверное, и в Скалистых горах бывал, поняла Анна, бабушка и дедушка Меира тогда в Сан-Франциско жили. Аталия, то есть моя бабушка, возила детей в гости к родне Анна напомнила себе, что отец осиротел, малышом.
Он, наверное, и в Скалистых горах бывал, поняла Анна, бабушка и дедушка Меира тогда в Сан-Франциско жили. Аталия, то есть моя бабушка, возила детей в гости к родне Анна напомнила себе, что отец осиротел, малышом.
Поэтому он о Волке всегда с таким восхищением говорил, подумала Анна, он считал его своим ментором. Нельзя папу обвинять. То есть в таком нельзя. И Мэтью ребенком отца потерял Анна прикрыла глаза:
Вот почему все случилось. Не из-за денег, нет. То есть, сначала из-за денег в тридцать шестом году, в Вашингтоне, она, внимательно, изучила досье кузена. Анна знала о банкротстве Горовицей:
Но даже и сначала, все произошло не из-за его бедности. Он тянулся к отцу, особенно, если учесть, что он вырос вместе с кузенами. Доктор Горовиц один детей воспитывал. Мэтью тоже хотел почувствовать, что его любят, заботятся о нем. Он хотел найти себе отца Анна вздохнула:
Сначала Янсон подбросил ему крючок, а потом в дело вступил Эйтингон. Он может сыграть, расположить к себе человека, сделать вид, что агент ему дорог Анна решила, что Мэтью, наверняка, обещали переезд в Советский Союз:
Может быть, даже сейчас, после похищения Констанцы. Его снабдили инструкциями, он должен забрать ее из Лос-Аламоса, организовать несчастный случай, или самоубийство, под предлогом того, что она в шоке Анна предполагала, что Мэтью вез Констанце и письма, от полковника Воронова.
Они могли послать легкий самолет, из Мексики, подумала Анна, мы так с Янсоном на север летели. Граница совсем близко от Лос-Аламоса мальчик заворочался на кровати. Она вздохнула:
Петенька не потеряет отца, никогда Анна была уверена, что Федор выберется из СССР, они увидятся, очень скоро. Федор обещал ему дом на дереве сделать, собаку завести шишки захрустели, Анна увидела отблеск костра, на рыжих волосах. Курить в лагере запрещалось, да мормоны и не курили. Анна с Констанцей нашли укромный уголок, за туалетами.
Словно в школе, весело сказала Анна, вы, наверняка, тоже в уборной прятались глаза цвета патоки удивленно посмотрели на нее:
Мне не требовалось. Я курю с тринадцати лет, с первого курса Кембриджа. В университете разрешали курить Анна, все время, забывала, что ее спутница закончила университет в шестнадцать лет, и защитила два доктората, в восемнадцать:
Под руководством покойного Резерфорда, вспомнила Анна, Ферми был ее оппонентом, приезжал на защиту услышав от Констанцы, что с Ферми она тоже говорила, по телефону, Анна, мрачно, отозвалась:
Не с ним, а с нарезкой его голоса. Как и в случае с его светлостью, вас обманывали Анна ожидала, что историю с похищением британцы и американцы засекретят.
Мэтью отправится на электрический стул, в случае, если мне поверят, подумала она:
Надо, чтобы поверили. Я все докажу, Дикому Биллу. Мэтью осудят, Констанца поедет обратно в Британию доктор Кроу не говорила, чем она хочет заниматься дальше, но Анна видела, что женщина работает над уравнениями, в блокноте:
Она оправится, обязательно. И, может быть, удастся найти Степана, вырвать его из гулага на такое, учитывая пропажу Петра Воронова, надежды почти не оставалось. Анна, разумеется, не говорила ничего Констанце. Она помнила холодный, спокойный голос женщины:
В юности я не испытывала материнского инстинкта, но потом встретила любимого человека, тоже физика они с Анной сидели на ступенях домика, с кружками травяного чая, Этторе Майорану доктор Кроу смотрела вдаль, его убил Максимилиан фон Рабе, в Дахау Анна кивнула, доктор Кроу помолчала:
Я отказалась сотрудничать с нацистами. Этторе затравили собаками, на моих глазах, а меня стерилизовали, по приказанию фон Рабе дернув впалой щекой, она поднялась:
Потом меня перевезли в Пенемюнде, и ваша дочь помогла мне бежать Констанца остановилась на ступенях домика. Анна вдохнула запах гари:
Моя дочь девочки, в лагере напоминали ей о Марте, моя дочь. Мы с Мартой тоже в горы ездили, в палатке спали. Она ко мне приваливалась ночью, сопела в ухо. Моя девочка, она жива, жива девочки сидели у пламени, звенели высокие голоса:
Come, come, ye saints, no toil nor labor fear
But with joy wend your way.
Though hard to you this journey may appear
Grace shall be as your day.
Мы с папой «Интернационал» пели смешливо вспомнила Анна, а с Мартой песню о черном бароне старый, мормонский гимн, затих. Кто-то из девочек ахнул: