Луна сказала:
Смотри, мой милый, так уже было.
И будет впредь пусть жизнь ликует на планете, как радовались ей наши дети. Но спустя полгода придёт зима, и всё умрёт на этом свете замёрзнут реки, застынут деревья, под снегом скроется трава. Шесть лун будет скорбеть Земля о тех, кто дорог нам и поныне.
Искали осиротевшие родители то место, где дети их прежде жили, но не нашли. После гнева Божьего стала Земля на себя непохожей. Равнины бескрайние смялись горами с шапками белых снегов, которые, тая, родили озеро на высоком плато. Сотни ручьёв его питали, а выбегала одна река. Две скалы берегли её русло, где, низвергаясь с поднебесья, на равнину падала она. Даже когда приходила зима, и льдом покрывалась река, водопад не замерзал, противясь самому лютому холоду.
Смотри, мой милый, вода не застыла, и две скалы подле неё наверное, здесь наши дети жили .
Так пусть будет это место самым благословенным на планете.
Сбылось пророчество.
Когда заканчивался траур природы, и тёплые ветры гнали зиму вон, слезился снег под лучами солнца, маревом застилая горизонт. Вскрывались реки и озёра, слепящим блеском приветствуя небеса. И вот уже рождались волны там, где ледяная пустошь была, и, разгоняясь на просторе, набирали мощь, вскипали пенной гривой без устали мыли прибрежные камни и камыши. Рыба играла, радуясь солнцу. Птицы вернулись с южного отдыха и сразу же за семейные хлопоты принялись. А меж озёр в замшелых горах липы распустились с клёнами, острый дух разносила сосна. Пчёлы проснулись. В поймы рек вернулись мамонты и такие же лохматые носороги. На склонах гор паслись олени. Бизоны, лошади и сайгаки в степях находили корм. Пещерный лев с пещерным медведем, рёвом оглашая окрестности, спорили из-за жилья.
Безумная борьба за жизнь всего живого опять началась!
Вслед за животными в край благословенный ступил разумный человек. Шёл он вооружённый палицей, каменным ножом и копьём с кремневым наконечником, но главным оружием и товарищем был, конечно, огонь его добывали искрой из камня. Шёл не один, а с целой ватагой таких же охотников и собирателей съедобных корней, ягод и плодов. Охотились на животных всем скопом загоняя стада на обрывистые берега или копая в узких местах западни. Жилища строили из бересты, шкур, веток и травы однолетние шалаши, потому что были кочевниками и называли себя людьми, выбрав в тотемы животных.
Однажды охотники племени Серых Волков у водопада в горе пустующую пещеру нашли себе в ней лишь глиняный истукан с фигурой горбатого карлика стоял у стены. Хозяин решили люди и, поднеся ему дары, попросили разрешения остаться.
Глиняный идол молчал.
Всё лето жило племя в утробе горы вблизи водопада ловили рыбу, били животных, из шкур которых шили одежду и не забывали каждый раз, возвращаясь с охоты, мазать брюхо истукана кровью, чтобы удача с ними была. Она сопутствовала им всегда в погоне за мамонтом, в охоте на зубра, в поисках пчёл в дуплах. Не повезло лишь одному Шурханше копытом лось разбил ему ногу. Стал бесполезным он на охоте, сидел в пещере и мастерил каменные ножи.
Когда север дыхнул зимою, и потянулись стада на юг, ему сказали:
Мы не возьмём тебя с собою, а сам ты не сможешь идти придётся остаться здесь, Шурханша. Пищи для костра хватит ты не замёрзнешь, но о своей пище Хозяину пещеры молись.
Племя ушло. В пещере остались искалеченный охотник и мать его, старая Рогоза.
Мне не дойти в край высокого солнца, объяснила она. Буду с тобой здесь умирать.
Может, попробуешь съедобных корней где-нибудь в поле накопать.
Что толку? отвечала мать. Нам не перезимовать. Закрой глаза и лежи. Чувствуешь, как остывают ноги? Это не страшно, сын мой, усни. Смерть подкрадётся ты не почувствуешь, как улетит душа в Долину Вечной Охоты, где не бывает голода, где все мы когда-нибудь соберёмся.
Я чувствую холод, я чувствую голод, я не хочу умирать. Найди мне костыль, я сам попробую пищу добыть.
Смерть это мгновение жизни. Был ты в ней мужественным и сильным что же сейчас щенком заскулил?
Я не щенок, возразил охотник. Я ещё чувствую в себе силы с медведем сразиться и его жизнь отнять.
Ну-ну, покачала головой мать. Иди, накорми собой медведя.
В куче хвороста он нашёл палку годную для костыля. Палицу взял и поковылял на охоту, но остановился у входа за ним белой от снега лежала земля. Вьюги с метелями там песни пели, где раньше поля зеленели. Голыми стояли деревья. Пусто в округе ни следов, ни зверья.
Ты права, Шурханша вернулся к костру. Нам не выжить.
Но муки голода не дают покоя приполз охотник к глиняному истукану и начал молиться:
О, Хозяин пещеры, помоги! Не дай нам с матерью погибнуть чудо сотвори. А я тебе, если встану на ноги, каждый день буду брюхо мазать жертвенной кровью .
Прижался и стал слизывать засохшую кровь с живота глиняного истукана.
Мрак через вход заполз в пещеру сузил её до маленького круга у костра. В нём спокойно лежала умирающая Рогоза, а рядом метался Шурханша с распухшим коленом. То ли бредил он, то ли грезил голос услышал под сводом пещеры.
Своими молитвами ты разбудил меня, охотник, от тысячелетнего сна теперь я снова Бурунша. Проси чего хочешь.
Жизни прошу себе и матери.
Пока живёте, потом умрёте ничто не вечно под луной.
Тогда прошу тебя, о, Великий Бурунша, рану мою исцели всё остальное, если встану на ноги, сам добуду и о тебе не забуду.
Я могу вернуть тебе силы и здоровье.
Так что же ты медлишь?
Ты сам лежишь. Вставай, бери палицу убей эту женщину и съешь её.
Это мать моя, о Великий Бурунша!
Так чего же ты хочешь от меня? Я подсказал тебе путь к спасению. Не нравится умирай.
Холодом потянуло от входа, Шурханша голову приподнял.
Мама, ты спишь?
Поднялся и на рубиновые угли положил сухие ветки.
Сон приснился, будто глиняный идол ожил и со мной говорил. Ты меня слышишь?
Рогоза:
Слышу пока, но смерть на подходе ни ног, ни рук не чую уже. Так что идол?
Спасенье во сне предлагал.
Ну, так засни и спасайся.
Костёр разгорелся. Шурханша взял пылающую ветвь и подполз к глиняному истукану. Осмотрел фигуру с надеждой найти хоть ещё одну каплю засохшей крови.
Надо же такому присниться, сказал сам себе.
А из темноты прилетел ответ:
Убей, съешь, и ты спасёшься.
Ладно, пусть будет по-твоему я её съем, как только она умрёт.
Убей, крови напейся, шептала тьма, в этом твоё исцеление.
А голод на части рвал живот, в колене болью пульсировало сердце.
В руке не факел, в руке палица и всего лишь чуточку осталось ползти.
Мама, прости.
Когда закончилась зима и Серые Волки к водопаду вернулись, у входа в пещеру сидел Шурханша живой, здоровый и невредимый.
Как же ты выжил? удивились люди.
Много молился, и Хозяин пещеры Великий Бурунша меня исцелил.
А где мать твоя, старая Рогоза?
Умерла в начале зимы. Эй, стойте, а вы куда? Эта пещера не для людей. Вы оскверните своим присутствием Святилище Великого Бурунши он прогневится, и тогда не будет вам счастья в охоте, все от одной болезни умрёте.
Но ты здесь живёшь. И мы здесь жили прошлым летом.
Тогда спал Великий Бурунша. Зимой проснулся и мне сказал я тебя исцелю, будешь Хранителем Святилища и никого сюда не впускай, кроме тех, кто с дарами придёт поклониться.
Чудно, подумали Серые Волки и не решились в пещеру войти, а после охоты дары принесли:
Помолись за нас Великому Бурунше.
Я помолюсь вы принесите пищу огню.
А после молитвы сказал Шурханша:
В Святилище женщина нужна.
Выбрали самую красивую девушку и отдали Хранителю в услужение звали её Утренняя Роса.
Так и жили всё лето племя охотилось и приносило к пещере дары, Шурханша молился, а девушка прислуживала ему.
Пришло время и вслед за стадами Серые Волки откочевали в страну высокого солнца, а Хранитель с Росою в пещере остались. На первое время им хватило запасов, что заготовили летом впрок, а когда реку сковал мороз, Шурханша пошёл и рыбу принёс. Это были дары водопада падая с водой, она разбивалась об лёд. Потом подкараулил и убил медведя, который тоже питался рыбой. Шкуру его подарил готовящейся стать матерью Росе.
Когда сосульки повисли над входом, раздался крик младенца под сводом Роса мальчика родила. В ту же ночь к Шурханше Великий Бурунша явился во сне.
Ты произвёл на свет свою смерть.
Этот маленький пищащий комок? Чем он может мне угрожать?
Он вырастет и тебя убьёт так предначертано судьбой.
Так что же мне делать?
Убей и съешь плоть его продлит твои годы.
Это же сын мой! вскричал Шурханша.
И скоро займёт твоё место в пещере, а ты в его желудке.
За плетёной из ивы циновкой, преграждающей холоду вход, бушевала вьюга. В пещере жарко горел костёр. Роса готовила на нём рыбу. Младенец спал, завёрнутый в шкуры. Хранитель молился.