Дул, старик с покатыми плечами и непропорционально большими руками, сидел на корточках у небольшого костерка, сложенного между камнями, и помешивал палочкой варево в глиняном сосуде. Харка потянул носом.
Уха?
Дул, не оглядываясь, помотал седой и косматой головой.
Клей из рыбьих костей.
Для чего?
Старик оглянулся и окинул Харку оценивающим взглядом.
Знаешь, кто я? Лук есть? Вставай в очередь ко мне за стрелами.
Ты стрелочник Дул. Все говорят, что они бьют у тебя без промаха.
Хочешь пойти ко мне в ученики, будущий Хранитель Великого Бурунши?
Долго придётся учиться, Харка присел, склонив голову, наблюдая за руками мастера. Я бы послушал.
Рассказывать, оно, конечно, быстро, да толку-то нет надо руками всё пощупать, умом понять, а вы, молодёжь. Эх! Дул махнул рукой. Видишь, вокруг сколько учеников отбоя нет.
Старик положил на палец готовую стрелу качнувшись, она уравновесилась.
Видишь, ровно три четверти здесь, он указал на хвостовую часть с оперением, а четверть у наконечника. Такая стрела поднимается вверх, пожирая расстояние до цели, а потом, падая, разгоняется и бьёт наповал без промаха.
Дул положил стрелу и вновь стал мешать варево.
Наконечники льёт Суконжи красные из зелёного камня. Я клею оперенье. И ещё, старик подмигнул приемнику Хранителя. Мой главный секрет древки стрел не из цельного дерева. Я их склеиваю из четырёх четвертинок, которые не кривит время. Потом скребу до идеально круглой формы и балансирую. Не замечал? нет прямых копий. Их древки сгибают от прямизны холод и сырость, жара и время. Моим стрелам износа нет не потеряешь, век твой прослужат.
Дарю, Дул протянул готовую стрелу.
Харка помотал головой:
У меня и лука нет.
Всякий раз, выходя из сумрака пещеры, Харка останавливался ждал, пока глаза привыкнут к яркому свету, потом смотрел на водопад, с рёвом низвергающийся из поднебесья. Над ним рождались облака, скрывая вершины двух скал, стражами стоящими по бокам. Над самой водой полукружье радуги венчало выход из страны гор.
Там моя мама, там мой народ, бросал Харка мысленный вызов седым вершинам. Туда я однажды заберусь!
За входом в пещеру зелёный луг пестрел цветами до песчаного берега. Там женщины загорали и купались, присматривая за карапузами, плескавшимися на мелководье.
Эй, Харка! Харка, иди сюда, послышались крики. Ты, говорят, дальше всех ныряешь покажи, как руками в воде загребаешь.
Хранитель учил избегай женщин, не пей напитков, дурманящих голову; не потакай блуду когда время придёт, выбери себе подругу и прикажи ей с тобой навсегда остаться.
Харка шёл мимо, но Агда, самая бойкая и красивая, заступила ему путь. На ней была набедренная повязка из шкуры белой козы. Ожерелье из плоских ракушек чуть прикрывало крутые груди. Пышную гриву роскошных волос венчал венок из красных роз. Белые зубы игриво покусывали стебелёк, а в раскосых глазах лучились хитринки.
О, Харка, какой ты красивый! Ты уже вырос в настоящего мужчину, а помнишь, когда был маленьким карапузом, я позволяла тебе трогать мою грудь. Тогда ты хотел на мне жениться. Хочешь, я рожу тебе сына?
Ты стара для меня, приемник Хранителя знал, как отбиться.
Вот, поганец! Слышите, выдры нами гнушаются. Ну, я тебе этого не прощу.
Оставь его, Агда, советовали женщины, пусть идёт по своим делам, ведь он приемник Хранителя и тебе не по зубам.
Ну, нет уж! строптивица топнула босою ногой. Никуда он не денется. Эй, Эола, иди-ка сюда, стань со мной рядом, а ты, Харка, смотри если глаза у тебя мужчины, если сердце твоё не остыло рядом со старым Хранителем.
Подошла и встала рядом с Агдой хрупкая девушка, потупя взор и склонив голову густые волосы закрыли её лицо.
Смотри, Харка, женщина откинула за спину русые пряди и подняла ей подбородок, это судьба твоя: Эолу мы бережём для тебя. Станешь Хранителем, возьми её в жёны и докажи, если мужества хватит, что сыноедам Любовь не убить.
Черты нежные девичьего лица, и ночной черноты глаза под опахалами ресниц. Эолу он приметил давно замирал, если рядом шла, в спину смотрел, провожая взглядом. А каким бешенством закипала душа, если кто-нибудь из мужчин приглашал её ложе с ним разделить. И, должно быть, не стало для женщин секретом внимание юноши к девичьей красоте.
Говори, Харка, если язык не прилип к гортани возьмёшь ли ты в жёны нашу Эолу, будешь ли отцом её детей, не вонзишь ли зубы свои в тело рождённого ею для тебя сына? Что молчишь, приемник Хранителя мысли худые затаил?
Харка помотал головой.
Тогда клянись, Агда соединила их ладони.
Ощутив прикосновение желанной руки, юноша затрепетал от жара, волной пробежавшего по телу, выступила испарина на лбу.
Я, клянусь, тихо сказал.
Теперь иди, Харка, и знай: станешь Хранителем Эола твоя.
Через пару шагов юноша обернулся:
Эола, я иду к Многорукому Ламу за глиняной фигуркой Бурунши хочешь, и тебе попрошу.
Девушка кивнула головой.
За песчаным пляжем, где река делает поворот, ивы склонились у самого берега. Всё лето в землянке здесь живёт Бель лучший из тех, кто умеет выделывать шкуры. И сейчас две лисьих шкурки, шуба медведя и кафтан кабана на солнце сушились. Сам дубильщик, малорослый и юркий, лицом похожий на сурка, лежал у костра, помешивая палкой угли. Два мальчугана, перепачканные поблёскивающей на солнце чешуёй, слюдяными скребками чистили щуку больше себя.
Убил острогой, похвастался Бель подошедшему Харке. Новой, с наконечником Суконжи.
Приемник Хранителя покачал головой:
Смотри, какие у неё большие зубы.
Да, если бы не острога, то потрошила она меня. Садись сейчас будем печь.
Харка присел:
Я иду к Многорукому Ламу.
Кусок зажуёшь и ему отнесёшь скажешь, Бель поклонился.
И мальчишкам:
Эй, а ну хватит скоблить тащите её сюда.
Мальчики волоком по траве, ухватив за жабры, подтащили рыбину к костру.
Бель достал из кожаных ножен медный нож, сверкнувший багряным отливом на солнце. Похвастал:
Подарок Суконжи.
И принялся резать щуку на части. Сам говорил:
Смотрю, гребень торчит из воды, а там мелководье шкуры дубятся. Схватил за край она тянет свой. Вот наглая попалась! Кричу пацанам: острогу тащите! А потом как жахну за головой весь наконечник до самого древка. Но перед смертью ещё побрыкалась два раза сбивала меня хвостом. Вот чудище досталось! Шкуры мои хотела украсть наверное, за добычу приняла.
Под углями прогоревшего костра обнаружился плоский камень с шипением на него ложились белые от жира щучьи куски.
Бель:
Сейчас будут готовы.
Поев, дубильщик поманил Харку к реке:
Пойдём, покажу.
У берега на мелководье, притопленные камнями к песчаному дну, лежали две оленьи шкуры. Мелкие рыбы и рачки сновали по ним, объедая мездру.
И весь секрет? удивился Харка.
Бель подмигнул:
А ты как думал! От таких скребков будут они мягче тины.
Мальчишки, объевшиеся жареной рыбой, спали в траве, выставив солнцу и мухам вздувшиеся животы.
Идём в землянку, Бель предложил. Там прохладней.
Харка:
Нет, я в овраг к Многорукому Ламу.
Бель:
Тогда прихвати ещё кусок для Суконжи скажи, подарок от меня.
Может, вместе сходим?
Дубильщик покачал головой:
Нельзя. Помощники мои уснули кому-то надо шкуры стеречь.
И, зевнув, нырнул в землянку.
За дубовой рощей, где Харка вспугнул семью кабанов с полосатыми поросятами, глубокий овраг, как шрам на щеке, развалил косогор. Ручей по дну стремился к реке. Пологий склон был изрыт углублениями. Одновременно в двух кострах кривоносый, смуглый, будто подкопченный, плавильщик Суконжи поддерживал жизнь. Ростом он был невелик, но крепко сбит, на Харкин вопрос ответил:
Тот, что дымит без огня, готовит пищу для другого костра, который жарко горит без дыма.
Обложенные дерном дрова чадили. В другом месте из камней обмазанных глиной был сложен очаг, в котором без дыма сиреневым пламенем горели чёрные угли. Суконжи на корточках сидел перед ним и шкуркой, натянутой на рогатульку, как опахалом, загонял внутрь воздух.
А где твоя рысь? осмотрелся Харка.
С Гзамом в лес подались. Ну, и подручный у меня! Нет чтоб угли в лесу нажигать, он дрова сюда таскает. За рыбу спасибо. А ты бы пошёл ко мне, Харка, в помощники?
Давай помогу.
В очаге под огнём стоял глиняный сосуд, закрытый глиняной крышкой.
Думаешь, уха? усмехнулся плавильщик. Ага, уха из золотого петуха. Сейчас будем есть.
Он подтащил большой глиняный круг, на котором узенькая канавка будто змея свернулась спиралью.
Ну, Харка, помогай.