Под высоким потолком ангара вспыхивали белые лампы, на мгновение освещая Мишеля, заставляя его жмуриться:
Эсэсовцы тоже ослеплены. Можно броситься на охранника, выхватить у него оружие он напоминал себе о Лауре:
Нельзя рисковать ее жизнью. Я ее муж, я обязан ее защитить. Она мать, она должна встретиться с Йошикуни кроме большого ангара, в боковом помещении, хранилась коллекция фон Рабе. Мишель не знал, где находятся картины из его собрания, или холсты, принадлежавшие кузену:
Но не здесь, в ангарах собрали только старых мастеров. Здесь иконы, декоративное искусство, средневековая скульптура Гентского алтаря или Мадонны из Брюгге, Мишель не нашел. Он надеялся, что союзники, воспользовавшись его данными, о соляных копях в Альтаусзее, спасли шедевры:
Но нацисты украли еще и Джорджоне, Веласкеса, Кранаха, Рубенса, Рафаэля, Тициана каталог ворованных ценностей занимал полтысячи страниц, и еще не был закончен, не говоря о Янтарной комнате на столе, у пишущей машинки, лежала папка с архивной копией описания панелей.
Дотошный канцелярист, при дворе Фридриха Вильгельма Первого, посылая подарок императора царю Петру, точно, в мельчайших подробностях, перечислил убранство комнаты:
Надо Теодору рассказать, пришло в голову Мишелю, ему понравится. Здесь говорится о его предке. В Италии он закупал статуи, для Летнего Сада внизу листа, чиновник добавил, что за перевозку панелей отвечает:
Князь Воронцов-Вельяминов, доверенное лицо русского царя Воронцовы-Вельяминовы никогда не носили титула. Мишель подозревал, что фюрстом русского назвали из уважения.
Если я увижу Теодора, хмуро поправил он себя, учитывая, что я сижу в глубине ледяного континента. Пропавший Ворон в здешних местах обретался, с леди Джоанной. Из этой экспедиции они не вернулись Мишель ткнул окурком в пепельницу:
А я вернусь. Это мой долг, перед Лаурой, перед искусством. Вернусь, и сберегу картины он сверял описание панелей с их нынешним состоянием. При перевозе из России в Восточную Пруссию, вещи повредились:
Но больше их не тронут. Здесь нет пыли, нет механических влияний, нет посетителей дверь грохнула, Мишель вздрогнул:
Внеурочное время, после завтрака. Или врач пришел врач навещал его раз в неделю:
Фон Рабе заботится о моем здоровье, горько понял Мишель, другого куратора, на мою должность, непросто найти он, нарочито спокойно, обернулся. В камере повеяло теплым сандалом.
Рад видеть вас в добром здравии, товарищ барон, прислонившись к косяку, Максимилиан фон Рабе пристально его разглядывал, пойдемте щелкнули длинные пальцы, я приглашаю вас на прогулку.
Максимилиан наткнулся на гравюру, приписываемую Дюреру, исключительно по случайности. Встречая партайгеноссе Рауффа, в Буэнос-Айресе, после его поездки на восток, Макс прошелся по магазинам. Муху он в столицу не взял, сухо заметив зятю:
Вы долго не виделись с Эммой, не знаете «Орлиного гнезда». Оставайтесь на базе, познакомьтесь с размахом стройки в ноябре, к началу лета, установилась отличная погода. Списанные армейские грузовики, украшенные эмблемой будущего горнолыжного курорта, без труда привозили из Ушуайи все необходимое.
Через посредника, в Буэнос-Айресе, Максимилиан приобрел гидропланы. На них предполагалось катать туристов. Муха хорошо управлялся со штурвалом. Обергруппенфюрер поручил зятю обучить и других офицеров. На базе служили товарищи, трудившиеся инженерами, в Люфтваффе. Принимая гидропланы, один из них присвистнул:
Редкая машина, партайгеноссе фон Рабе. Должно быть, американцы взяли гидроплан, как трофей, после разгрома Японии Максимилиан в самолетах не разбирался. Он подписал договор, вскользь пробежав глазами технические характеристики машин.
Они получили Aichi M6A Seiran, новейший гидросамолет императорской авиации, предназначенный для старта с подводных лодок. Инженеры уверили Макса, что машина поместится на одной из лодок флотилии:
Для него нужен ангар диаметром всего лишь в три с половиной метра инженер, ласково, погладил самолет по крылу, шасси машины складывается, оперение убирается Айчи брал на борт двоих человек, и был вооружен бомбами с пулеметом. Заново оснастить самолет не представляло никакого труда. Айчи мог сесть и на землю. Дальность полета машины колебалась у отметки в две тысячи километров.
Обергруппенфюрер велел зятю, как следует, изучить новинку:
Если 1103 оказалась в руках ваших бывших соотечественников, Макс поднял бровь, то вряд ли МГБ поселит ее в Москве. Сибирь, Дальний Восток Макс загибал пальцы, эти отдаленные места теперь нам доступны оставалось ждать весточки от полковника Воронова, на женевский почтамт. Макс еще не знал, как обставит обмен близнецов. Все зависело от того, где будет пребывать полковник:
Но вряд ли русские ему обрадуются усмехнулся Макс, за отменным завтраком, в столичной гостинице, может быть, они решат, что Петр Арсеньевич, рискуя жизнью, явился в СССР, за сыном Макс, изящным жестом, добавил в кофе сливок:
Русские не подозревают о трагической истории покойной Далилы и ее возлюбленного на абонентский ящик Макса, на почтамте в Буэнос-Айресе, приходили письма от его швейцарского адвоката, отчеты из банка, и весточки от товарищей, разыскивающих нужных ему людей, в оккупированной Германии.
На окраине города, у порта, сеньор Массимо Ланге снял крепкое здание склада. Внутри стояли плотно заколоченные ящики. Грузы, то и дело, отправляли на корабли, идущие в Северную Америку или Испанию. Максимилиан предпочитал держать под рукой дегенеративное искусство, приносящее в «Орлиное гнездо» отличные барыши.
О своей коллекции или о собрании месье Драматурга он не спрашивает обергруппенфюрер изучал бледное лицо Маляра, он понимает, что все равно, я ему ничего не скажу оба собрания успешно распродавались:
У них отличный вкус Макс, незаметно, коснулся синего алмаза, вещи подобраны на совесть ему хотелось отвезти в «Орлиное гнездо» несколько холстов Моне. Обергруппенфюрер вздохнул:
Не стоит. Мой кабинет украсят другими полотнами кабинет владельца так называемого курорта занимал верхний этаж бывшей гостиницы. От огромного стола, темного дуба, открывался отличный вид, на озерную гладь, ледники, на вершинах гор, и покрытый зеленью островок, с причалом для катеров.
Научные лаборатории строили полным ходом. Макс велел пока не начинать программу с отобранными женщинами. Он хотел дождаться появления в «Орлином гнезде» коллег Отто по Аушвицу:
Подопытный материал отлично кормят, содержат в полном порядке группе не делали лоботомию, пробирка лежит в особом сейфе, с правильным температурным режимом. Торопиться нам некуда остальные обитательницы острова, и те, кого Макс привез на последний плацдарм, прошли через хирургическое вмешательство. Они жили на особом, охраняемом участке:
Но Муха туда не поедет, напомнил себе Макс, в Буэнос-Айресе, он трус, но верный муж, этого у него не отнимешь. И я буду верен, моей девочке Макс брезговал женщинами на острове, да и времени на такое у него не оставалось:
Сюда тоже овощей доставили, недовольно подумал он, но такие развлечения не по мне для кабинета Макс заказал в Буэнос-Айресе копии немецких картин, прошлого века. Портретов фюрера, в «Орлином гнезде», хватало в изобилии.
Или завести кого-то в столице хмыкнул он, выбирая в дорогих универсальных магазинах рождественские подарки Эмме и Адольфу, пока мы с Цецилией в разлуке, пока я не женат дамы, в летних, шелковых платьях, на высоких каблуках, бросали на Макса долгие взгляды.
В Патагонии он загорел, голубые глаза сверкали, волосы золотились, под летним солнцем. Любая дама могла оказаться агентом союзников, или, того хуже, еврейского подполья:
Жиды меня, наверняка, внесли в список приговоренных к казни, решил Максимилиан, а в Аргентине издавна живет большая еврейская община. Придется потерпеть, не надо лишнего риска зятю он купил дешевую туалетную воду. Макс поморщился, от резкого запаха:
Он хотя бы не будет так вонять. Адольф никогда к нему на руки не идет, убегает Петр Арсеньевич, аккуратно, опорожнял мешочек, но Максу казалось, что вокруг зятя всегда витает запах гниения:
Но Эмма, кажется, привыкла к мужу, успокоил себя Макс, по крайней мере, она начала улыбаться. Иногда, когда с Адольфом возится он зашел и в знакомую букинистическую лавку.
Рассеянно перелистывая растрепанное издание гравюр Дюрера, Макс едва не выронил толстый том:
Не может быть такого с пожелтевшей страницы на него смотрела 1103, постаревшая на полсотни лет. На худом плече модели сидела сова, символ мудрости. Рассчитавшись с хозяином, дотащив Дюрера до ближайшего кафе, Максимилиан сверился с эскизом. Он никогда не расставался с Ван Эйком, хранившимся в надежном, прочном футляре, из особого сплава металлов: