Книга точно о тебе, будущий герцог. Наследник английского престола узнал жизнь бедняков Уильям прочел и статью об Экзетерах:
Замок в Банбери, вероятно, восходит к временам Вильгельма Завоевателя, хотя здание, на протяжении веков, многократно перестраивалось о его дяде, нынешнем герцоге и Волк и тетя Марта тоже отзывались хорошо:
Он достойный человек, коротко сказал Максим, характер у него трудный, но и ты, ваша светлость, он потрепал мальчика по голове, у нас не подарок во сне Уильям слышал вовсе не шум февральского ветра, за хлипкими стенами домика, в глубине голой степи.
Звонили колокола, сверкал шпиль беломраморного собора, на него повеяло знакомым, пряным запахом ладана. Церковь была набита битком, площадь запружена людьми. Он заметил белую, кружевную накидку, на темноволосой голове, рядом с ним:
Privilege du blanc вспомнил Уильям, я сказал тете Марте, что Маргарита может носить белое, в Ватикане. Но мы не в Риме, мы дома он видел витражи, с коленопреклоненными святыми, Елизаветой и Виллемом, корзины и гирлянды белых лилий. Храм, казалось, тонул в сугробах белого шелка:
Мон-Сен-Мартен. Неужели сам папа к нам приехал до Уильяма донесся сильный голос:
В ознаменование выдающихся заслуг барона и баронессы де ла Марк, перед католической церковью, его святейшество награждает их знаком Золотой Розы Уильям замер:
Я читал, в энциклопедии, что прабабушку и прадедушку тоже Золотой Розой отметили в лицо ему, неожиданно, ударил морозный вихрь.
Завыла метель, сквозь снег Уильям разобрал очертания буквы «В», на костяшке:
Матушка велела мне татуировку не сводить, и оказалась права. Я обещал сюда не возвращаться, а вот как вышло. Но это мой долг, перед семьей, перед ней он услышал чей-то голос:
Вставай, самолет давно границу перелетел, за ребят можно не беспокоиться. Вставай сильная рука потрясла его за плечо, Уильям что-то пробормотал.
Скрипела открытая дверь, по пристройке гулял мелкий, острый снежок. До мальчика опять донеслось: «Вставай!». Уильям вскинулся с топчана:
Тетя Марта на него взглянули твердые, зеленые глаза:
Она крест надела. Она распятие никогда не носит, в сумочке прячет, с иконой и пистолетом тетя куталась в старую, оренбургскую шаль:
Вставай, мой милый поторопила его Марта, мы уезжаем.
Осман-батыр и сам не знал, зачем, после встречи с русским, пошел на мост через Ульву:
Здесь мы стояли облокотившись о шаткие перила, он рассматривал быструю воду, здесь она сверток уронила над потоком, на морозе, вился пар.
Ульва начиналась в родных горах Османа, на Алтае. Вырвавшись на равнину, река успокаивалась, вливаясь в Иртыш. Ульва не замерзала. Вдали Осман видел темное пятно, где вода реки наталкивалась на белый лед:
Белый, как ее волосы вздохнул казах, оставь, понятно, что вам не пути. Она русская, не твоей крови в деревянной пристройке Симы-ханым его, внезапно, охватил глубокий покой.
Женщина двигалась плавно, словно ирбис, наливая шурпу, заваривая свежий чай, из мешка. Мальчик сопел на топчане, прикрытый кошмой. Ребенка звали Володей. Сима-ханым сказала, что ее сыну восемь лет:
Ей к тридцати годам, наверное Осман-батыр помнил тонкие морщинки, в углах глаз, и резкие линии, у красивых губ, цвета спелой черешни, хотя она не говорила, сколько ей лет женщина, вообще, говорила мало.
Шурпа оказалась бедной, сваренной на костях, с луком, картошкой, и русской, перловой крупой:
Мальчик мой готовил Сима-ханым наклонила медный, помятый чайник над его пиалой, он у меня помощник Осман-батыр заметил, что в пристройке нет книг, или школьных учебников:
Странно, ее сын, по возрасту, должен в школу ходить. Русские все в школу ходят Осман учился у муллы, как было принято среди казахов. Он хорошо знал Коран, свободно говорил по-арабски, и на турецком языке:
Китайцы нас в покое не оставят горько подумал он, выгонят с нашей земли. Придется опять бежать, в Индию, в Турцию некоторые кланы давно поселились в тех местах. Русский, представившийся товарищем Котовым, намекнул Осману, что советский Казахстан открыт для казахов, живущих в Китае:
В республике ценят культуру казахского народа слышал он уверенный голос, в школах ведется преподавание на вашем родном языке, издаются книги, ведется вещание по радио, есть национальные труппы театров в разговоре с Эйтингоном Берия усмехнулся:
В республике ценят культуру казахского народа слышал он уверенный голос, в школах ведется преподавание на вашем родном языке, издаются книги, ведется вещание по радио, есть национальные труппы театров в разговоре с Эйтингоном Берия усмехнулся:
Бандит на такое не клюнет, но стоит его прощупать, Наум Исаакович. Вдруг он расчувствуется, и в нем взыграет национальная гордость добавил министр, как в ваших евреях Науму Исааковичу не очень понравилась интонация начальства, однако он уговорил себя:
Просто послышалось. Еврейский народ доблестно сражался. Взять, хотя бы, статистику, по Героям Советского Союза читая в «Правде» указ об очередном награждении еврея, Наум Исаакович говорил себе:
Ерунда, насчет того, что мы шли, как скот, в расстрельные рвы и газовые камеры. Мы воевали и погибали, за советскую Родину, у нас действовали партизанские отряды он признавал смелость даже у врагов советской власти, таких, как доктор Горовиц и ее муж:
И Гольдберг бесстрашный человек, кисло думал Эйтингон, и Розе в храбрости не откажешь наедине с Розой ему, иногда, становилось неуютно. Наум Исаакович вспоминал занятия в хедере:
Яэль тоже привечала Сисеру. Она подала обед, а потом хладнокровно вколотила колышек в его висок. Но здесь все охраной утыкано он заставлял себя не оглядываться, и Роза так не поступит. У нее девочки на руках, она мать, благоразумный человек красивые руки женщины, с маникюром, цвета свежей крови, орудовали тупым, столовым ножом:
Она меня обвела вокруг пальца, заказала стейк, чтобы передать острый нож Марте Эйтингон успокаивал себя тем, что Роза нисколько не похожа на дочь Кукушки:
Она поддалась на ее уговоры, Марта ее разжалобила. Мерзавка внучка Горского, а он врал всем подряд, и глазом не моргнув казах, сидевший напротив него в чайной, ничем не напоминал Рыжего, но Эйтингон понимал, что они похожи:
Осман, кажется, тоже упрямец темные, спокойные глаза казаха заставили его подумать о командире особой подводной лодки МГБ, тоже Герое Советского Союза, капитане Фисановиче. Судно базировалось в специальном порту, неподалеку от поселка Де-Кастри. Лодку использовали для деликатных миссий. На ней Эйтингон предполагал вывезти Паука и Дебору в СССР:
Фисанович ничего необдуманного не сделает, не подобьет экипаж на бунт. Он знает, что мы держим в заложниках его семью, семьи его товарищей по лодке Эйтингон внимательно, украдкой, рассмотрел казаха:
Здоровый мужик, ничем он не болен. Правильно Берия говорил, он ушел с должности губернатора, чтобы заняться привычным делом. Он бандит с большой дороги казах говорил по-русски медленно, не торопясь, аккуратно подбирая слова:
У нас будет своя страна Наум Исаакович едва ни закатил глаза, казахский дом, на Алтае, без русских и китайцев Эйтингон решил, что китайцы только поблагодарят СССР, за арест батыра:
Мы избавляем их от возни с поисками, от риска, для партизанских соединений коммунистов пять сотен хорошо вооруженных бойцов Османа могли долго уходить от погони:
Отрубим голову змее, а тело само сгниет. Его отряд рассеется, а остальных добьют китайцы в чайной, за угловым столиком, сидело трое местных работников МГБ, в штатских, дешевых костюмах. Эйтингон пришел на встречу в таком же наряде.
Надо было подать знак, о необходимости слежки за батыром. Разгром националистического, шпионского гнезда, имевшего своей целью подрыв обороноспособности СССР, в непосредственной близости от границы, отлично смотрелся бы в сводках. Наум Исаакович подумал, что может получить очередной орден:
Хотя все, что я делаю, я делаю не ради орденов, а ради моей родины. И мальчик такой же, звания и почести для него не важны. Матвей настоящий коммунист, патриот СССР предложив батыру заказать бутылку водки, он услышал хмурый голос: «Аллах запретил».
Эйтингону ни Аллах, не кто бы то ни было еще, ничего не запрещали. Он должен был сообщить о начале операции коллегам. Наум Исаакович представлял, что за водку принесут на стол, и не ошибся. Он, с отвращением, опрокинул захватанный, пахнущий сивухой стаканчик:
Как мы и договаривались, пару дней за ним походят, проверят его связи и арестуют за батыром отправилось двое местных офицеров.
Задержавшись на мосту, Осман все смотрел на Ульву: