Размышления несколько успокоили. И он решил повторить попытку. Гудки снова защекотали душу.
Алё? калейдоскоп чувств, ворвавшийся в душу тембром долгожданного голоса, наполнял ее оттенками всех цветов радуги. Подсознание автоматически настраивало свое состояние в унисон чувствам далекой, ставшей вдруг близкой женщины. Проникало в ее внутренний мир, чтобы раствориться в нем и познать иллюзию единства противоположностей. Голос Леры, мягкий и вкрадчивый, с легкой и почти незаметной хрипотцой, казалось, ничуть не искажался динамиком будто она была рядом, Але? Говорите. Я вас слушаю, настаивала она.
Привет! Лера, это Александр.
Какой Александр? тембр стал заметно жестче.
«Уже не помнит мелькнуло, вчера же только»
Вчерашний, не замедлило сморозить, машинально подхватив последнюю мысль, сознание. Стало ужасно неудобно за оговорку, Ты меня вчера
А-а, Саша? На БМВ? догадалась Лера.
Да, обрадовался он, Точно.
Я очень рада тебе в голосе чувствовалась искренность, но извини, пожалуйста, мне сейчас должен звонить клиент. Сам понимаешь, это святое. Я тебе обязательно перезвоню, Саша.
Короткие гудки отрезвили ум, проросли где-то в районе затылка сомнением. Надежда на какую-то долю секунды потерялась в закоулках психики. Но эхом отразившийся в ней голос Леры, повторяя ее интонацию, почти сразу же вернул ее на место. Надежда, разрастаясь, заполнила все внутреннее пространство сознания великолепием существа женской природы. «Ведь вся-то суть любви в ее ожидании! осенило вдруг Александра. Пришло понимание, что миллионы мужчин до него уже постигали суть этого чуда, Надежда, подаренная или не подаренная женщиной: именно она делает нас гениями или злодеями. Она строит города и страны или разрушает их, не оставляя камня на камне, на протяжении всей человеческой истории. Она создает шедевры искусства и шокирует мерзостью извращенной фантазии он вдруг незримо увидел себя со стороны, Эка, меня понесло философ, блин».
Совершенно на автопилоте он доехал до начала улочки, которая до сих пор почему-то носила имя Карла Маркса. Стилизованная деталями экстерьера прошедшего века, изобилующая реставрированными невысокими домиками улица была воплощением обывательского уюта: первые этажи в основном магазинчики и вычурные заведения общепита. Идиллическую картину городского пейзажа девятнадцатого века портили только асфальт и современные автомобили.
Увидев свободное место в «елочке», Александр не стал испытывать судьбу искать парковку ближе к ресторанчику, в котором периодически обедал. Чтобы потом не пришлось наворачивать круги в поисках этой парковки. Отсюда, правда, еще метров пятьдесят. И перейти на другую сторону.
На переходе он чуть не попал под колеса серого «опеля»: дернулся автоматически за парнем, перебежавшим на красный. Слава богу, транспорт здесь быстро двигаться не может. Обошлось.
А вот и подвальчик. У входа знакомый рекламный щит раздвижной: в виде настольного календарика. Черный, в завитушках кованого металла, исписанный мелом, он сообщал о сегодняшних ценах на блюда. «Равиоли, барбекю, стейк свиной из курицы, жульен», Дарского всегда поражала незатейливость ума местных рестораторов или их подопечных, попугайничавших друг у друга. Ум психолога хотел понять причины. Что это? Пошлость, таившаяся в отсутствии достаточного образования? Результат воспитания, подчеркивавший неполноценность, и, как результат, тягу к заимствованию и в частности, к иностранщине? Попытка использовать эффект плацебо? Но самое невероятное, а, может, наоборот, самое вероятное предположение, возникавшее в сознании, намекало на извечную тягу к прекрасному. Он усмехнулся: «А что есть прекрасное в нашем понимании? Такой, казалось бы, простой вопрос. Но ответ? Либо это на самом деле прекрасное, воплощающее принцип динамического равновесия, принцип гармонии, золотого сечения? Либо это мечта, поразился простоте ответа, пришедшего таким неожиданным откровением, Так, значит, утилитарные вещи простую нашу жратву нам подают под соусом «мечта»?» Усмехнулся, потянул на себя тяжелую деревянную дверь, вошел в низкое с приглушенным светом помещение и снова усмехнулся, но уже по другому поводу: гримасе наголо выбритого накачанного парня в униформе.
Привет, Вадим, бросил дружелюбно.
Привет, не отвечая на улыбку, кисло ответил тот.
Привет, Вадим, бросил дружелюбно.
Привет, не отвечая на улыбку, кисло ответил тот.
Это еще больше развеселило Дарского. На «секьюрити», как было написано на бейдже под именем «Вадим», красовался теперь пиджак. Вместо обычных джемпера с водолазкой. Костюм, белая рубашка и галстук существовали как бы вне того, на ком были надеты сами по себе. Вспомнилось из детства: соседская девочка накладывает бумажное платье на такую же из бумаги куклу. Он никогда не вспоминал ни о ней, ни о ее примитивной игрушке. А вот сейчас вдруг вспомнил.
Ты чего грустишь? обратился к охраннику, Смотрю у вас нововведение? Костюмчиком тебя работодатель решила облагородить?
Вот именно, буркнул Вадим, Зато теперь всем, кто меня раньше видел без него, весело. Я теперь вроде клоуна
Да брось ты, улыбнулся Дарский, пытаясь выразить интонацию правильно, Шикарно выглядишь.
Вот-вот! с какой-то скрытой обидой в голосе воскликнул секьюрити, И ты туда же.
«Блин, красавица писанная, подумал Александр, Пока никого нет в вестибюле, небось, еще и перед зеркалом крутишься».
Да ладно тебе, Вадим. Забей ты слушай, кто сегодня в моем углу? Катя или Таня?
Сегодня? Катюшкина смена, его лицо заметно смягчилось.
Спасибо, друг, Александр потрепал его по плечу, как бы выражая свое участие в его горемычной судьбе, Пошел я.
Давай, как будто разрешил Вадим.
Сняв куртку, Дарский повесил ее здесь же на вешалку, стоявшую чуть в стороне от стола. К нему уже спешило юное создание. Темноволосое. В веснушках. По нежной характеристике Вадима Катюшка. Белая, распахнутая вверху блузка с бейджем «Катя», черная облегающая пропорциональные формы юбка, блокнотик с ручкой, кожаная с тиснением, оттененным золотистой патиной, папочка и красивый пурпурный «коготочек» большого пальчика Катюшки на ней все это в одно мгновение уловило сознание Александра.
Добрый день. Давно вы к нам не заглядывали, улыбнулась девушка, Будете готовы сделать заказ, зовите, сказала. И, словно бы нехотя, отошла к барной стойке.
«Вот он доморощенный психолог, улыбнулся Александр в ответ, Небось, рассчитывает что-то неприятно шевельнулось в груди, А может, я ей нравлюсь? Тоже ведь вариант». Девушка стояла недалеко открытая и беззащитная. Что-то детское сквозило в чертах ее лица, в притягательной улыбке. «Вот оно коварство самки, неожиданно констатировало сознание, коварство самой природы, зазывающей в сети жертвенности». Неприятное чувство, только что готовое было исчезнуть, вернулось. Но за ним, почти сразу же, возник сателлит отрезвляющее чувство вины. Стало стыдно за пошлые мысли относительно девушки. Стыдно оттого, что возвысился незаслуженно над ее женской природой, над ее социальным положением. Оттого, что просто плохо думал о ней. Восставшая из душевного огня совесть реализовала свое право казнить право на возрождение и продолжение жизни. Александр на мгновение выпал из этого времени и этого пространства. На мгновение, показавшееся вечностью «Чем я лучше этого по-детски милого создания? Тем, что у меня между ног? Тем, что я уже почти дипломированный психолог? Или что у меня есть квартира и машина? Возможность жрать в ресторанах? А, может, тем, что мне достались такие родители, которые мне все это обеспечили? совесть торжествовала, Вот-вот слава богу, что ко всему прочему, хоть немного снабдили совестью» Он, наконец, опомнился и показал девушке, что готов. Приятные чувства к маме, к отцу волнами согревающей энергии прошли по телу. Заставили сглотнуть ком в горле: «Надо бы»
Слушаю вас? во взгляде Катюшки сквозила не театральная искренность, которую вряд ли она при своей непосредственности могла сыграть, Вам, как всегда или
Что? А, да, Катюша. Мне, как всегда, если помнишь, добавил он, спохватившись. Будто ему делали снисхождение: и в этом случае ожидали благодарности.
Значит, кофе сразу? улыбнулась она, поняв его состояние, и он кивнул утвердительно. И хоть не ушло еще чувство неудобства, стало приятно: она помнит, что он заказывает. И при этом не возникло циничного комментария. Зато возник другой, связанный с тем, что «пробило на чувства», когда Катя повернулась и, покачивая бедрами, пошла. В сознание тут же ворвалась догадка: подсознание, в чьем ведении лишь категории «приятно» и «неприятно», отождествило Леру и Катю. «Вот это да! встрепенулся Дарский, Вот это параллели. Скажи кому либо засмеют, либо дурачком сделают. Вот тебе и полигамия. Как это там: за неимением графини, сойдет и горничная? Да-а, шуточки у подсознания, однако», усмехнулся.