Вельяминовы. Время бури
Часть третья. Том шестой
Нелли Шульман
Иллюстратор Анастасия Данилова
© Нелли Шульман, 2018
© Анастасия Данилова, иллюстрации, 2018
Часть шестнадцатая
Южная Америка, июль 1948
Буэнос-Айрес
Запотевшее окно ванной загораживала кованая, чугунная решетка, в стиле модерн. Ветер бросал в стекло крупные капли дождя. Внизу, рядом со входом в кинотеатр El Ateneo Grand Splendid, у белых колонн фасада, мокла рождественская елка.
Яркие афиши потемнели от воды:
«Триумфальная арка», с Ингрид Бергман, «Анна Каренина», с Вивьен Ли мисс Ли, в отороченном мехом зеленом платье, мечтательно смотрела вдаль.
Марта протерла полотенцем кусочек тусклого зеркала, в мозаичной, венецианской раме:
Папа сказал, что не пойдет на «Каренину», она, невольно, улыбнулась, он не хочет видеть, как Вронский пляшет вприсядку под балалайку Федор Петрович придерживался невысокого мнения о знании Голливудом русской классики:
Фильм британский, заметила Марта, за завтраком, но ты прав, это дела не меняет квартиру на авениде Санта-Фе, в окружении дорогих магазинов и ресторанов, Питер снял через респектабельное агентство по недвижимости. Муж имел на руках безукоризненные документы швейцарского дельца, проживающего в Цюрихе. Аргентинцы не вслушивались в его акцент, в немецком языке. Питер, смешливо, поправил пенсне в золотой оправе:
Они видят мои очки, мой хронометр и мою чековую книжку, дорогая он коснулся губами виска Марты, им нет нужды задавать мне, как ты выражаешься, неудобные вопросы опасаясь нарваться на бывшего работодателя, сеньора Джулио, или того хуже, кого-то из скрывающихся нацистов, Марта на деловые встречи не ездила:
С моим испанским тебе было бы легче, сказала она Питеру, но в стране так не принято. Пусть все думают, что твоя жена бегает по магазинам в магазины Марта ходила с отцом:
В этот кинотеатр меня водили мама и Янсон, вспомнила она, до войны посольство рейха часто крутило в нем немецкие фильмы до войны Марта и жила неподалеку, в четверти часа ходьбы от нынешнего пристанища, пятикомнатных апартаментов, на последнем этаже белокаменного здания, поднимающегося в серое, зимнее небо. При квартире даже имелась терраса, с очагом из патагонского гранита. Осматривая комнаты, Марта приоткрыла французскую дверь, наружу. Злой, океанский ветер, ударил по ногам. Она поежилась:
Опять холодная зима, как прошлым годом. Это для асадо, милый указала она Питеру на очаг, летом здесь хорошо устраивать вечеринки, под звездами небо над городом который день не покидали тяжелые, набухшие грозой тучи.
В ванной было тепло. Кроме каминов, дом снабдили котлом, в подвале. Квартира стояла прибранной, но Марта вздохнула:
Видно, что ее сдают помесячно, богатым туристам вроде Питера хрустальные люстры давно не мыли, французская, довоенная мебель, расшаталась.
Из зеркала на Марту смотрела усталая, завитая перманентом блондинка, лет тридцати:
Папа пока не знает, что делать с парижскими квартирами, она оскалила мелкие, белые зубы, на рю Мобийон сделали ремонт, на набережной Августинок тоже, но папе никак не выбраться из Британии, то есть легальным образом не выбраться с отцом и полковником Вороновым они встретились в мадридском аэропорту, прилетев туда рейсом из Цюриха.
Федор Петрович, хмуро, сказал:
Нас с твоей матерью и Петькой держат, можно сказать, на необитаемом острове. Впрочем, мы со Степаном получили разрешение у охраны, на рыбалку оставалось надеяться, что охранники не поинтересуются причинами затянувшейся поездки:
Твоя мать с Мирьям им что-нибудь наплетут, успокоил Марту отец, а мистер С в наши края не заглядывает. От нас ближе до Исландии, чем до Британии Мирьям улетала с острова в конце лета. В августе должны были пройти похороны майора Мозеса, на негритянском участке Арлингтонского кладбища.
По словам отца, дети были здоровы и веселы:
Они купаются в ледяной воде, спят у костра, и бегают наперегонки с собакой Марта прикрыла глаза:
Максим обрадуется старшему брату. Петенька, хоть ему и дядя, но почти ровесник. Но надо еще найти Теодора-Генриха, то есть Максимилиана и Петра Воронова Марта боялась, что Максимилиан покинул Патагонию:
Он очень осторожен, он может потащить нацистов в еще большую глушь. Например, в Антарктиду, следуя сведениям из папки леди Констанцы разглядывая себя в зеркало, Марта коснулась играющего изумрудами, крохотного крестика, на шее.
Уезжая из Британии, по новым, выданным ему секретной службой документам, с чужой фамилией, отец не взял ни родового клинка, ни иконы:
Все у матери твоей осталось, на острове коротко сказал Федор Петрович, в Америке остров, здесь остров. Так и будем жизнь на островах доживать он, невесело улыбнулся:
Я с фамилией, Петр тоже, а у матери твоей так паспорта и нет:
Степан теперь вообще мистер Смит Марта запахнула бархатный халат, но ему, хотя бы, разрешили обосноваться рядом с городом. То есть в тех краях всего один город, в триста человек кузен, как и раньше, служил пилотом в гражданской авиации.
Она вспомнила блестящие, бронзовые лопасти авиационного пропеллера, врезанного в темный гранит. Памятник Стивену и Лизе поставили рядом с камнем, где высекли имена погибших на морях:
Сэр Стивен Кроу, Ворон, 19121948, леди Элизабет Кроу, 1921 1948 Марта принесла Лизе белые розы. Она сидела на мягкой траве, рядом с пропеллером:
Все хорошо, милая. Густи оправилась и всеми верховодит, на острове. Мирьям пока кормит Стивена кузен, по словам отца, рос и толстел. В конце лета на остров привозили запасы детской смеси:
Мы вырастим парня, пообещал Федор Петрович, расскажем ему об отце, о матери официально считалось, что Ворон с Лизой и майор Мозес погибли в авиакатастрофе:
Но у Джона есть показания Журавлева Марта вытерла лицо, хочет, он, или не хочет, но дети имеют право знать правду. Густи уже знает в Берлине Марта, как она выражалась, распрощалась с Хонеккером по-английски:
Сидя на краю мраморной ванной, она натянула чулки:
Перешла зональную границу, и все. Я веселая дамочка, у меня ветер в голове Марта даже не уволилась из оперы:
Все решат, что мой покровитель увез меня на запад, усмехнулась она, и, действительно, увез в сумочке Марты лежал неприметный блокнот с хозяйственными записями, таивший в себе подробное досье на Хонеккера и людей на востоке, могущих быть полезными секретной службе. Она жалела, что не дождалась Клары, в Лондоне:
Джон утверждает, что по описанию, это точно был Рауфф. Бедная Клара, и мать потерять, и дочь. Но, может быть, Адель жива. Она где-то здесь, и мы ее отыщем, вместе с моим мальчиком и Эммой Марта поднялась.
В голове, внезапно, зашумело. Она уцепилась за край ванной:
Я просто волнуюсь. Из-за этого все сбилось, и вообще, мы за сутки оказались из лета в зиме. Нет времени ходить к врачу в дверь постучали. Она крикнула:
Я готова, иду в голове пронесся далекий, холодный голос:
Те, кто живы, мертвы. Искупление еще не свершилось, Марта она нахмурилась:
В Берлине так было, когда мама меня там оставила. Все из-за моего беспокойства она распахнула дверь:
Костюм, пальто, помада, духи, и можно выезжать Питер, добродушно, отозвался:
Тогда я пока сварю тебе кофе, как ты любишь. Пробок нет, мы быстро доберемся до аэропорта через два часа в Буэнос-Айресе приземлялся самолет полковника Горовица.
Невысокий, легкий мужчина, в американских джинсах и подбитой овчиной, замшевой куртке, путешествовал почти без багажа. В самолете, следующем из Мехико в Буэнос-Айрес, с посадкой в Бразилии, он отдал стюарду первого класса кожаный саквояж, итальянской работы. Пассажир попросил повесить за портьерами, скрывающими полки, его куртку. Вещь была явно новой. Приняв от стюарда стакан с маргаритой, мужчина улыбнулся:
На юге сейчас зима. Надо, как следует, экипироваться для охоты Мехико тонул в сорокаградусной, липкой жаре.
У мужчины был гнусавый, бруклинский акцент, и спокойные, серо-синие глаза, скрытые простыми очками. На каштановых висках поблескивала седина. В самолет он явился в летней рубашке. После завтрака, за час до посадки в Буэнос-Айресе, мужчина надел кашемировый свитер, замотав вокруг шеи шарф.
Попутчику, мексиканскому дельцу, он объяснил, что едет кататься на лыжах, в Анды. Пассажир говорил на хорошем испанском языке:
Я вырос в Бруклине, заметил он, по соседству жило много пуэрториканцев. Я веду дела с Южной Америкой. У меня много знакомств, в тех краях в Мексике Меир не рисковал разыгрывать из себя сеньора Герреру: