На полированном серванте, в столовой, сложили прошлогодние, иллюстрированные журналы, с черно-белыми снимками президента и сеньоры Перон. Едва слышно хрипело радио:
Пятница, девятое июля. Аргентина празднует День Независимости. Сегодня вечером в Буэнос-Айресе состоится торжественный концерт, в Театре Колон и прием, в резиденции главы страны. Продолжается блокада западной части Берлина ложка застучала о фаянсовую чашку. Полковник Горовиц усмехнулся:
Мы здесь тоже словно в блокаде. Порт закрыт, аэродром не работает их рейс, приземлившийся в Ушуайе в среду вечером, судя во всему, стал последним на ближайшее время. В переданной вчера по радио метеосводке, говорилось о метелях, морозах в минус десять градусов по Цельсию и опасности схода лавин, на горных дорогах.
Питер, размеренными движениями, намазывал масло на поджаренный тост:
Вообще ничего не работает. Мы вовремя прилетели, ничего не скажешь. Хорошо, что застали прокатную контору открытой виллис, как и обещали, снабдили цепями на колеса. С хозяином конторы объяснялся сеньор Геррера, он же брал номер, в единственном пансионе городка. Обрадовавшись неожиданным постояльцам, хозяйка выдала им ключи от комнат с камином. В шкафу Питер нашел старомодные грелки. Горячая вода шла из крана исправно, но батареи грели еле-еле. Владелица пансиона экономила на угле, для отопления номеров.
В столовой было еще холоднее, при разговоре изо рта вырвался пар. Они сидели в толстых, непромокаемых куртках, подбитых овчиной, в вязаных шапках. Меир бросил взгляд на проблески седины, в двухдневной щетине кузена:
Впрочем, у мистера Фельдблюма, в его хасидском обличье, тоже хватало седых волос, в бороде. Мы с Питером ровесники, нам всего тридцать три года. Ничего, скоро все закончится, Марта вернет себе старшего сына. Они поселятся на Ганновер-сквер, у них родятся еще дети
Ночью, в промерзшей, несмотря на грелку, кровати, Меиру снилась заснеженная, голая равнина. Над головой, играли всполохи северного сияния, на горизонте он видел странные скалы:
Я насчитал семь вершин, но это был не Эллсмир, не Арктика. На острове я ничего подобного не встречал в ушах бился странно знакомый голос:
Я верю, что она жива, жива. Один раз я не успел, Меир, но теперь обязательно успею о его щеку потерлась нежная, детская щечка. Серо-синие глаза, в длинных ресницах, серьезно взглянули на него:
Но она не Ева, она младше Евы, и не похожа на нее девочка обхватила Меира ручками за шею:
Я буду скучать, папа он пощекотал ребенка:
Хорошее, или плохое, милая малышка, мимолетно, улыбнулась:
Нельзя говорить плохое, папа. Только хорошее глаза девочки стали совсем серыми, туманными. Она, рассеянно, добавила:
Я буду скучать в метели он тоже видел серые, словно свинец, глаза. Звучали выстрелы, к небу поднимался столб огня, издалека доносился женский крик. Меир, тяжело дыша, поворочался. Сердце, бешено, колотилось, из приоткрытой двери в соседнюю комнату слышалось спокойное, сонное дыхание Питера.
Меир нашарил на столике сигареты:
Кричали на русском языке, это я разобрал. Что мне делать, в СССР? Я никогда там не был. И кто эта девочка выпив остывшего кофе, из термоса, он присел в постели, натянув на плечи одеяло:
Я просто волнуюсь. Рауфф и сеньор Ланге, то есть Макс, могут появиться в Ушуайе хоть завтра. Мы при оружии, но они тоже, наверняка, приедут не с пустыми руками. Мы сильно рискуем. Едва Рауфф опишет нас Максу, как тот поймет, кто мы такие. Надо быстрее убираться отсюда вечером они поужинали в пансионе. Все городские заведения стояли закрытыми:
Зима, туристов нет извинилась хозяйка, но вы не волнуйтесь, готовлю я недурно за действительно хорошим рагу, из свинины, с бобами, Питер тихо заметил:
Ты обратил внимание на судно, в порту? То, что стояло отдельно от рыбацких лодок корабль назывался «Звезда юга». Надпись на корме сообщала, что судно приписано к Ушуайе. На мачте сиротливо повис мокрый от снега аргентинский флаг.
Меир отрезал себе немного зачерствевшего хлеба:
Обратил. Это не просто судно, Питер, а ледокол, пусть и малого тоннажа. Я больше, чем уверен, что владеет им тоже сеньор Ланге, или кто-то из его сотрудников, так сказать времени выяснять имя хозяина ледокола у них не оставалось. Меир налил себе еще крепкого кофе:
Я так и не поговорил с Мартой насчет Мэтью. Хотел, но не успел, из-за суматохи с Рауффом на краю стола лежал аккуратно запакованный сверток, с сэндвичами.
Хозяйке они сказали, что намереваются осмотреть окрестности. Привозить палатку они не стали, но Меир забросил на заднее сиденье виллиса рюкзаки, с притороченными к ним спальными мешками. На карте они отметили точку рандеву, с остальной группой. Осушив третью чашку кофе со сливками, Питер закурил:
Сэндвичи у нас получатся такими, как по дороге в Ставело он взглянул на Меира, ты тогда разогревал сыр, от гастрономии Фошона, над огнем спиртовки Меир вспомнил свой сон:
Он говорил, что один раз не успел. Голос был знакомый, но кто это? Я тоже не успел, в Ставело, и потерял отца. Но сейчас мы успеем, обязательно. Максимилиан понесет наказание, а я вернусь домой и восстановлю свое доброе имя. Я не погибну на краю земли, оставшись для своей страны якобы предателем. И вообще, мне надо вырастить Еву Меир решил поговорить с Мартой при встрече:
Я ей расскажу о письмах так называемого Аарона, о свидании Мэтью и советского агента, в Розуэлле. Мэтью не должен уйти от ответственности, не должен сбежать в СССР. Я вернусь домой, буду работать в Секретной Службе, воспитывать Еву. Понятно, что больше детей у меня не появится отогнав мысли о неизвестной девочке, из своего сна, Меир взглянул на часы: «Пора ехать».
Питер сверился с картой, в походной сумке:
До гостиницы сеньора Ланге тридцать километров, но по такой дороге и такой погоде, мы весь день будем наверх карабкаться. Шоссе все обледенело, тоже, как в Ставело Меир подумал:
Мы тогда лежали рядом в окопе и сейчас остались рядом. Правильно Марта сказала, война не закончится, пока жив последний нацист он потушил сигарету:
Вообще, если нам удастся, так сказать, поговорить с Рауффом с глазу на глаз полковник не закончил. Кузен покачал головой:
Безнадежно. Думаю, Адель давно мертва. Но ты прав, пусть он, по крайней мере, признается, где он бросил труп бедной девочки. Кларе станет легче, с могилой, куда можно прийти за дверью пансиона бушевала метель. Надвинув шапку на глаза, замотавшись до носа в шарф, Меир подергал цепи, на колесах:
Прорвемся. Хотя танк здесь бы больше пригодился по брезенту виллиса хлестал снег. Кузен кинул между сиденьями термосы:
Спиртовка у нас есть, сухой суп, кофе и шоколад, тоже. Правда, шоколад скоро станет льдом он завел машину:
Ничего, мы разогреем плитки виллис, зафырчав, пополз по безлюдному городку, к выезду на северное шоссе.
Машина едва ни ткнулась решеткой радиатора в еле видный за метелью, высокий столб. Питер заглушил мотор:
Вообще зря мы не взяли рацию. Джон говорил, что в Сан-Тельмо, в армейских лавках, ему предлагали десантный комплект. Сейчас бы связались с северной группой Меир подышал на обледеневшее стекло:
Северная группа, южная группа полковник, слегка, усмехнулся, объединенные силы союзников в составе шести человек он, внимательно, рассматривал столб:
Я уверен, что сеньор Ланге имеет в своем распоряжении инженеров. В конце концов, у него в руках кузина Констанца, хотя она не станет работать на нацистов. В общем, эфир он слушает, даже в такую погоду. Твой, то есть наш общий знакомый, далеко не дурак приоткрыв дверь виллиса, Меир впустил в машину злую поземку:
Здесь написано, что мы приехали в отель «Горный приют». Ворота, кстати, открыты, но виллис туда не проберется, двор завалило снегом по карте выходило, что они поднялись на полкилометра над уровнем моря. Питер включил фонарик:
Тридцать километров заняли у нас три часа. Словно мы ехали на паровой тележке, создании знаменитого инженера, сэра Майкла Кроу несмотря на полдень, фонарик еле справлялся со снежной полутьмой. До озера Фаньяно оставалось еще столько же:
Горы на северном берегу выше Питер помнил карту, там вершины в полтора километра. Здесь хребет снижается, идет к побережью океана машину они не заперли:
Потом мы час провозимся с ключами, по такому морозу Питер помахал руками, в кашемировых перчатках, кроме гуанако, здесь никого не водится, а они живут на равнинах миновав скрипящие, сделанные в альпийском стиле, ворота, они остановились на заваленном сугробами дворе. Гостиница, трехэтажное шале, под остроконечной крышей, темнела черными провалами окон. Меир задрал голову: