Не прошло и четверти часа, как два десятка всадников, несущихся во весь опор, вылетели из лесной дороги на ещё более широкое и гораздо горизонтальнее, чем у Самура, русло Гюльгерычая. За ними, отставая на пятьдесят шагов, с криками на пришпоренных конях, мчалась сотня преследователей. Перелетев поочередно через четыре нешироких рукава-ручья, беглецы скрылись на дороге, ведущей в лес на север. И в это время из леса, навстречу их преследователям с криками «Ялла», высыпали полтыщи дербентцев во главе с Калибом. Ещё несколько сотен их товарищей вышли из леса на западном от дороги склоне, который уже проскочили преследователи, перекрывая этой сотне отступление на правый берег
Когда авангард султана вышел на простор русла Гюльгерычая, от их товарищей на камнях остались только около семидесяти изрубленных и исколотых тел, остальных захватили в плен. Увидев за этими телами около тысячи всадников, рассыпанных по руслу реки, отряд остановился перед ручьем. Победные крики дербентцев, увидевших новых врагов, несколько стихли, они развернулись лицом к противнику и стали выстраиваться в неровную, но плотную линию. То же, на противоположном берегу делал и вражеский авангард. Это продолжалось минут десять, ни одна из изготовившихся к бою сторон не предпринимала атаку первой. Калиб, который на резвом черном скакуне находился в центре первой шеренги, обернулся и крикнул какую-то команду.
За всем этим внимательно наблюдал Кузнецов, стоя за высоким кустом на правом колене.
Господин генерал, капитан Борискин докладывает: главные силы султана переходят Самур и. двинулись сюда, доложил ему радист, сидевший на завалинке сзади.
Ясно, повернулся Кузнецов.
Перед ним сидела и стояла группа из восьми человек радист, медсестра-переводчица Мамедова, прапорщик с двумя солдатами генеральской охраны и трое связных дербентцев с конями под уздцы. Все они с интересом наблюдали в просветах деревьев и кустов за происходящим в русле Гюльгерычая. Генерал раскрыл планшет и, глядя на карту, произнёс:
Значит, доскакали связные, которых командир авангарда отправил ещё с перевальчика.
Он помолчал, немного прикидывая что-то на карте и, подняв голову, обратился к стоявшему ближе всех всаднику:
Скачи-ка, джигит, к Калибу и передай, что через час к ним начнут подходить подкрепления. Султан перешел Самур.
Эмка перевела и гази, вскочив в седло, рысью погнал коня к сыну эмира, а Кузнецов снова вернулся к наблюдению за полем боя. Там, в это время на середину ничейной полосы, длиной около ста метров, выскочили редкой цепью человек двадцать пеших дербентцев с пращами и под подбадривающие крики и свист своих конных шеренг стали, прикрываясь легкими деревянными щитами, метать в противника камни. Вздыбленные от боли кони, проклятия пострадавших воинов и стрелы в пращников таков был ответ противника. Через несколько минут такой дуэли, когда один из камней ударом в голову убил коня Хусейна командира авангарда, а трое пращников, раненых стрелами отступили к своим, подлетел гонец от султана, который сообщил, что султан выступил и скоро будет здесь. Разъяренный потерей своего коня, пересаживаясь на другого, Хусейн приказал своему гонцу:
Скачи к султану, скажи: пусть срочно присылает помощь! Мы начинаем бой.
Затем Хусейн удобно пристроился в седле и в стременах, опустил на лицо со шлема личину и крикнул своему отряду:
Воины! Размозжите головы этим нечестивцам! Разорвите их на части! Вперед!
Ялла! сотни голосов ответили Хусейну и бросились на пращников. Те, побросав щиты, кинулись бежать под прикрытие своих всадников.
Кузнецов, наблюдавший в бинокль, как после приказа Хусейна гонец исчез из поля его зрения, приказал передать на второй пост: уничтожить всадника на пути к султану и лесом уходить назад. До этого гонцы Хусейна выполняли свою роль заманивали Джелаладдина сюда к Гюльгерычаю, но теперь эта информация о начале боя и о том, что султану надо поторопиться на помощь своему авангарду, была для дербентцев излишней.
Калиб, после того, как отряд Хусейна с криками, переходящими в рев, кинулся за пращниками, провёл ладонями по лицу, возблагодарив аллаха. Всё шло по их с Кузнецовым плану. Пока.
Когда первая шеренга султанских всадников растоптала подковами своих коней щиты пращников, Калиб махнул рукой: «Копейщики вперед». Одновременно махнули руками и следившие за ним командиры подразделений, и сотня пеших бойцов с копьями одновременно выступила вперёд, плотно сомкнув шеренгу и присев на колено. Они приготовили длинные, по три метра, достаточно толстые и прочные жерди с заостренными с одной стороны концами. Как только лавина коней достигла этой шеренги, копьеносцы, или вернее сказать «кольеносцы», уперли в камни задние концы своих орудий, приподнимая передние, заостренные, и направили их в груди несущихся на них коней.
Кузнецов видел, как кони передней шеренги наступающих падали, пронзенные насквозь, на полном скаку, пролетев ещё несколько шагов юзом по камням, давя своих всадников. Те же, что тормозили, поднимаясь на дыбы или разворачиваясь по приказу своих седоков, узревших опасность, всё же налетали на колья брюхом или боком под напором летящих за ними. Ещё не полегла первая нестройная шеренга, ещё притормаживали несущиеся за ними всадники, готовясь перескочить через павших товарищей, как навстречу им полетела туча дротиков, и только после этого Калиб выхватил из ножен свою саблю и над телами раненых и павших коней и людей, началась сеча. Буквально через минуту поредевший отряд Хусейна уже был окружён кольцом превосходящего по численности противника. Четверть часа боя почти полностью уничтожили этот авангард султана, только израненному Хусейну с шестью воинами удалось пробиться назад и, припустив коней, бежать навстречу Джелаладдину.
Кузнецов был доволен. Не зря он вчера целый день тренировал войско дербентцев на те тактические построения и действия, которые привели к такому ошеломляющему успеху уничтожен полутысячный авангард противника, а потери среди дербентских воинов составили сорок человек убитыми и около того же покалеченных. Но главное Джелаладдин только завтра бросит все силы, чтобы уничтожить эту строптивую тысячу, а сегодня он уже больше не решится начинать сражение сходу, да ещё на ночь глядя.
Обсудив это с ещё не остывшим после боя Калибом, он приказал разжечь все приготовленные заранее костры. Демонстрация силы продолжалась.
Ахмед, получив сообщение об уничтожении ещё первой сотни воинов султана, больше не мог спокойно сидеть во дворце. Уже в седле он встретил второго гонца, радостно сообщившего о разгроме всего авангарда противника. Эмир больше не медлил и в сопровождении нескольких десятков всадников покинул Дербент.
Прапорщик Корзун, возглавлявший свою дежурную пятёрку, увидев проскакавший мимо форта отряд Ахмеда, послал за Николаем Седенко.
Эмир ушёл, сержант. Пока всё идет, как нельзя лучше.
Зашумела радиостанция, и сквозь её шипение раздался голос Кошкина: «Дербент, Дербент, я иду с опозданием, буду на вашем траверзе часа через три. Как поняли, приём».
Ну, вот и твой морской друг объявился, улыбнулся Корзун и передал на баржу, что понял хорошо, что через три часа ждет на связи, на волне УКВ.
Дело в том, что вся дальняя связь сейчас, как на заре радио, осуществлялась исключительно в коротковолновом диапазоне, так как не было ни ретрансляторов, ни радиорелеек, а тем более спутниковой связи. Короткие волны, конечно же, гуляли по свету, и по сути их мог поймать любой радист. Разговор на КВ это был разговор «на людях», а заговор с Кошкиным был именно заговор, не для лишних ушей, тут требовались УКВ.
Действительно, когда через три часа Корзун и Кошкин снова встретились в эфире, а было уже темно, они спокойно обговорили детали, и баржа, не зажигая пока огней, бросила якорь в семи-восьми кабельтовых от берега.
Николай, который не вылезал из наблюдательного пункта дежурного по форту, вскочил и, поблагодарив прапорщика, пошёл к своей пятерке.
Кроме дежурной группы Корзуна в форте оставалась группа Седенко и лейтенант Мережко. Все остальные, не считая, конечно же, штатских, убыли на Гюльгерычай, к Кузнецову.
Николай, взяв с собой брата, покинул форт и, через четверть часа они уже пробирались вдоль морской стены Дербента, заливаемые водой прибоя до колен. Стена эта стояла, достраивалась и перестраивалась уже не одну сотню лет. Когда-то, когда её только закладывали, до набегавших на берег волн было несколько десятков шагов. Перед стеной был вырыт небольшой ров, и еще один ров был вырыт от стены к морю. По этому второму рву стекала вода трех ключей, которая текла с гор в крепость по арыкам и, смешавшись с помоями от стирки, мытья посуды и купания самих людей, вытекала через большой проход в стене, который был шириной метра два и высотою от метра на краях, до полутора в центре. Проход был забран решёткой, склёпанной из толстых железных прутьев, которые основательно прогнили под наступающей на них морской водой. Ещё в ночь на вторник Николай пробрался сюда с ломом и (о, удача), она стала довольно легко разрушаться. Теперь с Сергеем они подобрались к этому проходу. Ещё несколько шагов, вот и она, преграда. Глаза, привыкшие к темноте, различали в десятке метров впереди силуэт северо-восточной башни, с которой просматривалось и простреливалось все пространство перед этим ржавым препятствием.