Едва он начал ползать, он потянулся за карандашами и бумагой, вспомнила Надя, Аня тоже такая была машина шла мягко. Сестра, зажав зубами ластик, растушевывала купол какой-то церкви.
Они давно поняли, что ни в опеле, ни в апартаментах, в интернате, нельзя говорить ни о чем серьезном. Надя услышала слово еще на Дальнем Востоке:
Жучки. Приспособления для прослушки называются жучками. Они записывают наши разговоры, снимают нас и показывают папе им объяснили, что отец выполняет важное задание партии и правительства. Воспитатель, прилетевший в Де-Кастри, улыбался:
Советская страна заботится о детях героев, вы поселитесь в особом интернате. У нас есть лес, озеро с лодками, вы можете забрать туда собак он потрепал одного из мопсов по мягким ушам. Песик, мотнув головой, недовольно заворчал:
Даже собаки их не любят, мстительно подумала Надя, хотя у них есть своя свора
По ночам территорию интерната обходили патрули, в сопровождении немецких овчарок. Дети, жившие в комплексе, считали, что их родители находятся в секретных командировках. Левины, как значилось в их папках, ни в грош ни ставили эту чушь, по выражению Нади, но вели себя тихо. Выгуливая собак, в розарии интерната, старшая сестра, мрачно, сказала:
Папу арестовали, а нас держат в заложниках, так это называется Аня махнула в сторону ампирных колонн:
Они пусть что хотят, то и думают, но нас не обмануть. Но нельзя говорить, что мы обо всем догадались. Иначе нас могут разделить, или увезти от нас Павла девочки чувствовали себя ответственными за брата:
Мы, хотя бы, немного помним мамочку, а он был совсем малышом по словам отца, их мать, товарищ Роза, коммунист и герой Сопротивления, погибла от рук беглых нацистов:
Мы встретились на задании, вздохнул отец, ваша мама была замечательным человеком. До войны она вращалась в светских кругах, но оставила буржуазную жизнь, ради идеалов коммунизма и борьбы с оккупантами им разрешили взять на Урал альбом вырезок из журналов, со старыми фотографиями матери. Были там и снимки с Дальнего Востока. Сидя на диване в гостиной, мать держала два кружевных свертка. Отец, наклонившись, обнимал ее за плечи:
Когда вы родились, вспомнила Надя ласковый голос, я сразу прилетел в Де-Кастри Левиной звали их мать. Настоящей фамилии отца они не знали, и не предполагали, что узнают. Воспитатель называл его товарищем Котовым:
Папу зовут Наум Исаакович, Надя задумалась, он еврей, как и мама. Но вряд ли нам скажут его фамилию, такого ожидать не стоит дети в интернате вообще редко обсуждали родителей. В комплексе жило едва ли двадцать человек:
Интересно, что старших нет, поняла Надя, самые старшие нашего возраста. Семь, восемь лет. Старшим не навешаешь лапши на уши в интернате собрали детей со всех концов Советского Союза. Надя с Аней слышали о Ташкенте, Риге и Тбилиси, о Каспийском море и Ленинграде:
Павел хочет поехать в Ленинград она потянула к себе альбом брата, он мечтает увидеть Эрмитаж мальчик, что-то, недовольно проворчал. Надя прошипела: «Потерпи минуту!»
В интернате устроили начальную школу, с небольшими классами. У них был закрытый бассейн, и даже вышка, для прыжков в воду. В зимнем саду стояла клетка с попугаями, детям разрешали держать в комнатах домашних собак и кошек:
Кстати, давно никого не привозили, с января, хмыкнула Надя, давно никого не сажали, что ли вчера, в общей столовой, за праздничным чаепитием, им сказали о болезни товарища Сталина:
Вы знаете, что вождь СССР заботится о каждом советском ребенке звенел голос воспитателя, тем более, о детях героев страны, таких, как вы. Врачи делают все возможное, чтобы товарищ Сталин, как можно быстрее, вернулся к работе. Вам, октябрятам, тоже надо пожелать товарищу Сталину скорейшего выздоровления по мнению Левиных, все было просто:
Папу арестовали по приказу Сталина, Надя взяла карандаш, если Сталин умрет, папу выпустят. Пусть он умрет, пожалуйста грифель забегал по бумаге:
Elle a visite Paris. Elle a promis de me dire a ce.
Она показала строчку сестре и брату. Аня дрогнула ресницами, Павел оживился:
Je veux savoir a propos de Italy забрав у него карандаш, Аня исправила ошибку в названии страны. Помотав головой, сестра написала только одно слово: «Attention!». Надя подумала:
Она права. Какая Италия, вряд ли даже удастся узнать о Париже. Аня всегда очень осторожна сестра, аккуратно, замазала карандашом все французские фразы на листе. Обняв брата, Надя шепнула в теплое ухо:
Ты еще поедешь в Италию, обещаю вывернувшись из ее рук, Павел, одними губами, буркнул: Как обычно, мне даже спросить не разрешают
По обе стороны пустынной дороги поднималась заснеженная тайга. Надя взглянула в затемненное окно опеля:
Невозможно представить, что где-то есть Италия и Париж. Или Пекин, китайские ребята о нем говорили в интернате жили несколько детей китайских коммунистов. Им отдельно преподавали родной язык:
Но и европейские языки они учат, со всеми, Надя задумалась, интересно, в настоящих школах, тоже обязательны три языка о настоящих школах дети в интернате понятия не имели:
Никто из нас не успел поучиться на большой земле, поняла Надя, а с нами занимаются зэка, по глазам видно. Я сразу сказала Ане, что Екатерина Никодимовна тоже сидела опель подъезжал к главным воротам комплекса, сопровождающий обернулся. Надя обаятельно улыбнулась:
Я тоже немного порисовала мужчина кивнул:
Молодец. Сегодня к нам присоединится новая воспитанница. Мы надеемся, что вы подружитесь, милые замигала красная лампочка, заскрежетало железо. Въехав под табличку: «Стой! Запретная зона!», машина пошла к озеру, по дороге, вьющейся среди высоких, величественных сосен.
В библиотеке интерната, кроме советских детских книг, стояли и европейские издания.
Павел бродил между полками, рассматривая знакомые названия. Здесь держали Дюма и Жюль Верна, Карла Мая и Сетон-Томпсона. Сестры читали «Тома Сойера». Павел, в неполные шесть лет, пока предпочитал детские сказки. Рука заколебалась у сборника братьев Гримм. Он услышал из-за соседнего стеллажа щелканье камешков. Мальчик обрадовался:
У них нет занятия, после обеда днем школьники уходили обратно на уроки. Ребят помладше распускали по спальням. Многие отправлялись в библиотеку или бассейн. Павел был уверен, за стеллажами уселся его тезка:
Тезка и ровесник. Он после обеда, с другими китайцами, учит родной язык. Либо их раньше отпустили, либо вообще отменили занятия по приезду в интернат, китайцам дали русские имена, но Павел знал, что приятеля зовут Пенг:
Это значит, спокойный, добродушный. Он именно такой и есть вывернув из-за стеллажа, Павел увидел коротко стриженую, черноволосую голову. Китайские ребята привезли в интернат набор для игры в крестики-нолики:
Только на их манер, смешливо подумал Павел, но Пенг и на бумаге хорошо играет. В крестики-нолики, в морской бой за полгода жизни в интернате китайцы стали довольно бойко объясняться по-русски. Павел подхватил от тезки несколько китайских слов:
Вообще я бы хотел с ними учиться, понял мальчик, в художественном музее нас водили в запасники, показывали китайские вещи. Они очень красивые. Было бы интересно туда поехать устроившись на полу, кусая от плитки шоколада, Пенг играл сам с собой. Опустившись рядом, смешав черные и белые камни, Павел улыбнулся:
Давай я тебе пару составлю в его руке оказалась половина плитки. Мальчик вернул приятелю шоколад:
Лучше ты поешь медленно сказал Павел, ты только здесь сладости увидел в библиотеке было тихо. За стойкой шуршал газетами очередной воспитатель:
Гэбисты, подумал Павел, Аня и Надя их так называют. У них не такие глаза, как у преподавателей. Здесь учителями работают одни зэка Павел хорошо знал, что такое зона, барак усиленного режима, и вольняшка:
Даже в Де-Кастри вокруг нас были только заключенные, понял мальчик, папа нам ничего не говорил, но и так было понятно, кто они такие матери Павел не помнил совсем. Расставляя черные камешки на доске, он вскинул глаза на приятеля:
Я, хотя бы, помню папу, а Пенг вообще ничего не знает, только свое имя и фамилию. И то, ему сказали, как его зовут. Его родители партизанили, он родился в землянке, на войне. В учебнике, у Ани и Нади, есть рассказы о таких детях сестры, на занятиях, читали о пионерах, героях. Пенг взялся за белые камушки:
В Китае шоколада нет сказал мальчик, с сильным акцентом, но я откуда-то знаю его вкус. Наверное, мне кажется на руке приятеля темнело родимое пятно, всегда напоминавшее Павлу очертания Италии: