Младших воспитанников отпускали по домам только на летние каникулы. К празднику великой революции и Новому Году Саша получил из Москвы, от Журавлевых, фанерные ящики, с россыпью конфет и мандаринов, с новыми книгами: «Суворов, великий русский полководец», «Детство и юность товарища Сталина». Сладостями он поделился с товарищами по спальне, устроив общее чаепитие. Прочитав книги, Саша принес их в библиотеку. В тумбочке воспитанника Гурвича лежал его единственный, личный томик: «Герои революций и войн».
Засыпая, он любил думать о будущем издании книги:
Там обязательно появится глава о папе. Папа настоящий герой, о нем снимут фильм, или даже напишут роман альбом Саши остался в сейфе, в квартире Журавлевых, на Фрунзенской. Товарищ Котов и Михаил Иванович утешали мальчика, говоря, что его отец отдал жизнь за советскую родину:
Твой папа молчал, до конца Саше показалось, что глаза товарища Котова заблестели, я навещал его, на задании, милый. Я был рядом, когда вы говорили по телефону. Твой папа очень тебя любил товарищ Котов привлек его к себе. Большая, добрая рука погладила мальчика по голове. Заканчивая гвоздику, Саша сглотнул:
Я тогда так плакал, что пришел врач, из министерства. И сейчас я тоже плачу, когда вспоминаю папу товарищ Котов сказал, что отца казнили капиталисты, враги Советского Союза:
Папа работал в Америке, поэтому он говорил со мной по-английски Саша сжимал кулаки, я ненавижу американцев, ненавижу. Но врага надо знать в лицо, как говорит товарищ Сталин. Когда я вырасту, я стану разведчиком, как папа. Для этого мне надо учить языки суворовцам преподавали немецкий. Взяв в библиотеке руководства по английскому и французскому, Саша, вечерами, сидел над грамматикой и текстами:
Борьба пролетариата Британии против капиталистов. Забастовки трудящихся Франции в девятнадцатом веке в учебнике, он, неожиданно, нашел имя знаменитого революционера, Волка:
Волк был сподвижником Гарибальди. Он руководил сопротивлением шахтеров, на предприятиях «Угольной компании де ла Марков Саша шевелил губами, отец Волка, товарищ Мишель, погиб на баррикадах Парижа, а сам Волк стал героем Коммуны мальчик завел аккуратные тетрадки, со словариками, со спряжениями французских глаголов и английскими временами. Летом Михаил Иванович отправлял Сашу в крымский санаторий, с тетей Наташей и Машенькой:
Маша тоже учит языки. Мы решили, что каждый день будем говорить на английском, французском и немецком ровно вырезанная гвоздика легла на картон. Взявшись за вставочку, Саша подвинул к себе чернильницу. Мальчику поручали оформлять стенгазеты, Саша отличался безукоризненным почерком. Суворовцы занимались за большим, общим столом. Саша взглянул на календарь, тоже украшенный алой гвоздикой:
Восьмого марта старшие классы везут на праздник, в женскую школу. Мы не поедем мальчик вздохнул, не удастся потанцевать. Маша пишет, что тоже занимается хореографией. Может быть, в санатории будут устраивать праздничные вечера у Саши отлично выходил венский вальс. Перед поездкой в Крым его обещал навестить товарищ Котов:
Покажу тебе ленинградские музеи, обещал ему наставник отца, по телефону, вас водили на экскурсии, но у меня есть доступ в хранилища Эрмитажа. Посмотрим на средневековое оружие, на рыцарские доспехи Саша надеялся, что товарищ Котов приедет на машине:
Хотя мне еще рано учиться водить, мне нет одиннадцати лет. Маша меня на полгода старше он выписывал:
Дорогие тетя Наташа и Маша, поздравляю вас сзади раздался издевательский голос:
Посмотрите на него. Сидит, как ни в чем не бывало, открытки рисует Саша поднялся:
Рисую, а дальше что один из старших парней, хмуро, взглянул на него:
Радио надо слушать, Гурвич он отчеканил Сашину фамилию, врачи, поднявшие руку на товарища Жданова, замышлявшие подлое убийство товарища Сталина, действовали по заданию буржуазной, сионистской организации «Джойнт» Саша покраснел. Насколько он знал, других евреев в училище не было:
Но я выступил на пионерском собрании, осудил врагов советской власти. Евреи, патриоты СССР, мы не виноваты, что врачи оказались предателями Саша сглотнул:
Я здесь при чем? Я суворовец, сын погибшего офицера парень расхохотался:
В Ташкенте погибшего? Евреи не воевали, они прятались за чужими спинами. Евреям не место среди пионеров. Ты врешь, Гурвич, никакой твой отец не офицер раздув ноздри, закусив губу, Саша нашарил на столе ножницы.
В Ташкенте погибшего? Евреи не воевали, они прятались за чужими спинами. Евреям не место среди пионеров. Ты врешь, Гурвич, никакой твой отец не офицер раздув ноздри, закусив губу, Саша нашарил на столе ножницы.
Зарешеченное окошко маленькой комнатки выходило на задний двор, покрытый растоптанным, тающим снегом. Над оградой училища повисли серые сумерки, в низком небе кружили чайки.
Саша, уныло, водил пальцем по стеклу. Гауптвахта училища помещалась в пристройке. На другом конце двора стояло такое же, одноэтажное, здание кухни. Часами комнатку не снабдили, но Саша знал, что скоро принесут ужин. Мальчику было стыдно:
То есть не стыдно за то, что я с ним повздорил, напомнил он себе, я был прав. Пионеры, комсомольцы, коммунисты, обязаны быть интернационалистами. Товарищ Котов рассказывал мне, о героизме евреев, во время войны. И вообще, антисемитизм, наследие проклятого царского режима. Среди арестованных врачей есть не только евреи Саше было стыдно за свою несдержанность:
Надо было спокойно ему все объяснить, а не лезть в драку он потрогал языком вспухшую губу, надо было, в конце концов, позвать дневальных или дежурного офицера то же самое ему сказал и начальник училища:
Посидите оба на гауптвахте, остынете хмуро заметил генерал-майор, потом вами займется пионерская организация обидчику Саши оставался один год в пионерах:
Я бы не принял его в комсомол, гневно подумал мальчик, он недостоин высокого звания. Такие вещи встречались в царские времена, а он советский человек, будущий офицер Саша потрогал крепкую, кованую решетку. Он смутно помнил, что до революции, в нынешнем Суворовском Городке тоже распоряжались военные:
Здесь размещались казармы какого-то полка. Кажется, гауптвахту с той поры не перестраивали под откидной, деревянной койкой громоздились кипы старых газет и журналов. Помогая в библиотеке, Саша уже видел стопки, у стен:
Библиотекарь сказал, что это макулатура, что они пойдут на растопку. Это дореволюционные издания, со старой орфографией Саша пару раз встречал на полках библиотеки книги, русской классики, с густо замазанными чернилами штампами.
Ему впервые пришло в голову, что у полка, стоявшего в Суворовском Городке, могла быть своя библиотека:
Наверное, только для офицеров, аристократов. Солдаты не умели читать, в царской России простой народ был неграмотен. Рабочих и крестьян одурманивали попы. Только революция принесла свободу народам царской империи. Они получили доступ к всеобщему среднему образованию оглянувшись на железную дверь, с прорезанным окошечком, Саша опустился на койку. На гауптвахте это разрешали.
Рука потянулась к ветхим журналам:
Их сюда принесли, потому что в пристройке нет батарей, как в главном здании. Здесь еще топят буржуйками в комнате было сыро и прохладно. У Саши, как положено, отобрали ремень. Чихнув, он накинул поверх серого, обыденного кителя, шерстяное одеяло:
Посмотрю журналы, пока ужин не принесли первое издание в стопке оказалось «Нивой», пятнадцатого года. Саша листал хрупкие страницы:
Царский режим развязал никому не нужную войну. Капиталисты посылали на смерть миллионы простых людей, ради собственной прибыли так им говорили на занятиях, в пионерском отряде. История в училище начиналась только в следующем году. Саша пробегал глазами непривычный, дореволюционный шрифт. Взгляд мальчика скользил по фотографиям:
Государыня Императрица Александра Федоровна, Великие Княжны Ольга и Татьяна посещают госпиталь 148 пехотного Ея Императорского Высочества Великой Княжны Анастасии Николаевны, Каспийского полка, Петергоф Саша узнал большой зал училища:
Мы там занимаемся хореографией, там устраивают праздничные вечера зал заставили аккуратными койками. В углу возвышался иконостас, на кроватях лежали книги:
Раздача подарков пострадавшим героям. Каждый солдат получил Евангелие, денежное пособие и продуктовую посылку, для семьи. Великие Княжны на занятии по уходу за ранеными, под руководством начальницы полевого санитарного поезда, ее превосходительства Жанны Генриховны Воронцовой-Вельяминовой маленькая, изящная дама, в сером платье, с наколкой Красного Креста бинтовала голову солдата. Перевернув страницу, Саша наткнулся на фото той же дамы, на перроне вокзала: