Нет, старик воспитанием.
Я не сразу нашелся, что сказать. Хотелось возразить.
Из Вити они воспитывают внука, а он мой сын и тянется ко мне.
Это потому, что он тебя любит, мягко заметил Пал Иваныч.
На душе стало теплее она смягчилась, и я погладил наследника по кудрявым волосам.
И что ты посоветуешь мне делать? поинтересовался осторожно.
Жену отпустить, забыть и не томиться, сына любить. Помолчав немного, густым баском хохотнув, сказал. А бабу мы тебе найдем без числа «пи», но работящую.
Я не ответил. Настроение сникло.
Что-нибудь не так пошло? спросил, имея в виду разговор с родственниками.
Все так мы поняли друг друга. Говорят с тобой напряжно. Я обещал отговорить тебя преследовать их дочь.
Я преследую? Вот это да! Пал Иваныч, обещаю слова первым не скажу, не позвоню ни разу Ей.
До ворот родительского дома доехали молча. Витя спал. Взял его на руки, вылез из машины. Остановился, чувствуя себя неловко.
Спасибо, шеф, за все.
Кожевников в упор на меня смотрел. Я стоял с сыном на руках и не знал, что делать дальше. Мне не хотелось приглашать его в гости, где он наверняка продолжит тему моей семейной жизни в присутствии родителей, но было как-то неудобно отпускать его вот так не угостив с дороги.
Завтра на работе, чтоб был в порядке, сказал он.
Хорошо, выдавил из себя.
Ну и что мы выездили? Чувство одиночества, выжигавшее пустоты в душе, словно русла пересохших рек в пустыне такие сухие, что берега запеклись коркой и растрескались? Немало женщин было у меня после Ляльки, но они не сумели (не смогли?) заполнить те пустоты. Хотелось бы встретить кого-то, в ком можно обрести родственную душу. Такую, как маркиза из Ангарска к черту Ляльку! Я ее преследую? это ж надо!
Всякий раз, когда мне казалось, что я могу спокойно думать о смерти нашего с Лялькой брака, выходило, что это не так. Но надо привыкать. Ведь уже знал, что за этим не любовь, а уважение и долг. И никакой романтики. Даже попытался взгрустнуть по поводу.
Крепче прижал к себе спящего ребенка он часть меня, я не смогу без него жить.
Понимает ли это счастливый муж, отец и начальник мой Кожевников П. И.?
По сей день мне становится не по себе, когда думаю, как же наивен был в той ситуации, по-детски уверенным в законах добра и справедливости. Но тогда я понятия не имел, как будут дальше развиваться события, куда заведет меня судьба.
Ладно. Главное я привез домой сына, родителям внука. Остальное все мелочи.
Однако непредвиденные события развивались с непредсказуемой быстротой.
Назавтра Любовь Ивановна предложила познакомить наших детей сверстников. И тогда я пришел на работу с сыном. Витя полчаса развлекал себя, рисуя за моим столом сцены осады Пергама римлянами. А потом пришла мама Любовь Ивановны с внучкой Наташей. Мой сын был критически осмотрен, одобрен и забран в гости. Наташа взяла его за руку, и они вышли из кабинета раньше бабушки.
В обед позвонил в квартиру Люкшиным, попросил к телефону сына:
Ты как?
Тот с восторгом:
У Наташи есть спортивный уголок. Мы лазили по канату и шведской стенке. Играли в школу. Анна Тимофеевна была учительницей.
Она и вправду педагог на пенсии.
Ты сыт?
Мы поели, а сейчас будет сончас.
Приятных сновидений.
Любовь Ивановна внимательно смотрела на меня во время разговора.
Что там?
В восторге парень.
Замечательно! Пусть к нам приходит каждый день им веселей с Наташей.
Пусть будет, раз ты хочешь.
Так и получилось.
Через неделю позвонила Лялька, и я отвез нашего сына по указанному ей в Челябинске адресу. Это была одна из четырнадцатиэтажек на проспекте Ленина.
Я загрустил, родители тоже так всегда бывало после отъезда последнего из Агарковых. Какой-то особенный привкус любви и нежности вносил он в нашу жизнь.
На следующий день после отъезда Вити в райком, точнее в наш отдел, пришла Анна Тимофеевна поговорить со мной о сыне.
Мальчик хороший добрый, умный. Он за неделю освоил то, что мы с Наташей проходили год. С ним заниматься надо.
Я не без сарказма:
Занимаются. Бабушка учит светским манерам, дед мужеству и благородству. Ну а тетя, наверное, письму и счету.
Чему же учит отец?
Сочинять и выдумывать.
В смысле?
В смысле?
Мы сочиняем с ним нескончаемые истории приключений четырех друзей.
Наверное, их он рассказывал Наташе.
Любовь Ивановна встрепенулась:
А что Наташа?
Анна Тимофеевна вздохнула:
Плакать перестала. Грустит.
Ты посмотри-ка, величаво качнула головой Люкшина. Еще дети, а какие страсти!
Я посмотрел на нее, но ничего не нашел сказать.
Да, с сыном надо заниматься. На эту тему мысль заработала. Наши сочинительства, конечно, развивают ум абстрактное мышление и разговорную речь но, права Анна Тимофеевна: нужна система. Наверное, я бы смог преподавать ему историю, географию, литературу, физику и астрономию. Уж математику точно. Но где взять систему он появляется в Увелке по престольным праздникам (утрирую, почти).
Перед моим мысленным взором возникла картинка я в роли педагога, сын ученика. Может это безнадежно, но постараюсь.
Думал как воплотить идею в жизнь и грустил; грустил и думал. Потом грусть ушла время лечит. А думы подсказали мысль я напишу трактат о воспитании детей. Может, даже диссертацию защищу горшки не боги обжигают.
На первом этаже райкома была библиотека партийной литературы одного из выдающихся достижений человеческой мысли. Вернее, ее квинт эссенция: всей остальной литературы суть ее основа. И вот я сел искать в трудах Маркса, Энгельса и Ленина, в постановлениях партийных пленумов и съездов азы воспитания детей.
Однако идея оказалась слишком фантастичной и потому нежизнеспособной. В библиотеке политического просвещения не нашел я знаний, как из ребенка воспитать умного мужчину. Затея рухнула, но интерес к политпросвету остался.
Вот почему.
Пожаловался я как-то Пал Иванычу, что в редакции мне зарубили второе высшее образование. Шеф улыбнулся:
Университет марксизма-ленинизма Дома политпросвещения при обкоме партии? Да не вопрос, старик уладим все.
Поехал он в Челябинск и привез документ о моем восстановлении.
Прочитал и:
Пал Иваныч, это что? Я учился на факультете выходного дня журналистике, а здесь написано: общеполитический заочный факультет.
Ну и что! Будешь пропагандистом с высшим образованием. Ты где работаешь? Про журналистику забудь. Тебе еще предстоит написать и сдать курсовой за пропущенный год, а в мае уже госэкзамены.
Пришлось смириться.
А Кожевников не отстает:
Вот список тем для курсового и литература.
Моя природа терпелива взялся я за курсовой. И тему выбрал подходящую: «Марксизм-ленинизм о происхождении религии». Снова все свободное время торчу в райкомовской библиотеке. Курсовой получался неплохой. Мысль выводил революционную пусть Бога нет, но есть религия, и нехрен с ней бороться. Нужно поставить веру народа в Высшую Силу на службу партии. Тут как раз Пасха то да се. Я слоган придумал на досуге: «Христос воскрес слава КПСС!» и вставил его в курсовую. С тем и собрался на защиту.
Прочитал мою работу лектор университета и руку пожал:
Ну, блин, вы даете!
В зачетку «отл» поставил и пожелал успеха на госэкзаменах.
Готовили первомайскую демонстрацию. Я работал над «кричалками». Ну, знаете « на площадь выходит колонна работников Челябинского рудоуправления. Горняки за четыре месяца текущего года выполнили полугодовой план по отгрузке огнеупорных глин. Да здравствует советский труженик строитель коммунизма! Слава КПСС! Ура!»
Работы много засиделся.
Заходит Пал Иваныч:
Хорошо, что ты здесь! Старик, сгоняй за спиртным у меня гости.
Он написал записку и подал деньги:
Возьмешь два пузыря и четыре пива. Записку покажи, но в руки не давай. Будет артачиться, нахмурься и скажи: «Я из райкома».
Инструкции понятны после семи спиртное уже не дают.
Но я поступил иначе сунул служебное удостоверение под нос продавцу и сказал:
Мне нужны две бутылки водки и четыре пива. Пашков послал у него гости.
Я, конечно, опускал имидж первого секретаря, зато наверняка попробуй, откажи.
В гостях у Пал Иваныча были два мента наш Чепурной и майор из Свердловска, его однокашник по ВПШ. Все уже «нагреты», и мне без церемоний:
Тащи стакан и стул.
Влился я в веселую компанию и разговор.
А ты знаешь, Пал Иваныч, ораторствовал Чепурной, мой друг величайший сыщик из всех живущих ныне: у него стопроцентная раскрываемость.