Он помолчал. Хмыкнул, остановившись у новой развилки.
Эта на карте не обозначена.
Не туда смотришь, ткнул пальцем Нандо. Мы уже вот тут, а не здесь. Сам же повернул, Рафа кивнул, капитан, помолчав, спросил:
А почему не случилось пойти на летные курсы?
Брат сломался на работе. Руку станком зажало, мне пришлось вместо него идти, одиннадцать тогда было. Ну вот и закончилось счастливое детство, он снова неприятно хмыкнул.
А в армию как попал? это уже Чавито, заинтересовавшейся историей с кружащимся самолетом. Каталонец пожал плечами.
Да тоже так, примерно. Увлекся. Вот только уже не выпустили, как дали винтовку, так и не расстаюсь до сих пор, он попытался усмехнуться снова, но губы свела предательская судорога.
И хорошо, что тебя комиссар не загреб, заметил Ланда. Серхио ведь со списком приходил, помнишь, Нандо, ты еще с ним уединился потом, вы долго что-то обсуждали. А когда
Помню, резко оборвал Микеля капитан. Было дело. Скверное, но нужное. Проехали.
Трех человек взяли спецы. И никто не вернулся.
Да, и мне от этого не легче, он посмотрел на Ланду, тот взгляда не отводил. Что, думаешь, я просто так с Арройо говорил о списке? Он сам убеждал меня, сам приводил доводы, я только, Нандо снова замолчал. И вдруг произнес: Там было больше «шпионов». Я одного отстоял. Под честное слово.
Кого? тут же спросил Ланда. Но командир молчал, не желая длить эту беседу. Так кого же, Нандо?
Я не могу сказать. Уже неважно.
Мне важно, может, это я был.
Ты же не троцкист. С чего вдруг?
А кто тут хотя бы теоретически троцкист, кроме везунчика Рафы? Это он был?
Нет, и я же сказал, что не отвечу.
Черт, Нандо, ты сейчас рассоришь всех. Кто был вычеркнут?
Чавито.
Кто? не поверил ушам Ланда. Кроха Даниэль, это было заметно даже в темноте, покрылся багровыми пятнами. Он-то как туда попал?
Этот вопрос я и пытался выяснить у Серхио. Но он говорил только то, что ему сказали в штабе, когда распределяли списки. Шпион, троцкист и и да, на усмотрение комиссара. Он тогда поручился за Чавито, что он свой, что нет на нем пятна, что, если надо, искупит кровью.
Бред. Сущий бред, пробормотал Пистолеро. Помолчал и прибавил:
Значит, Фабио Катальдо, Адольфо Пантано и Жоан Солер. Первого я помню хорошо, он к нам в бригаду по рекомендации самого Пальмиро Тольятти попал, а тот своих отбирал, как никто. Славный парень, хоть и горяч, как все неаполитанцы. Остальные, даже не знаю, с чего их-то. Особенно Фабио.
Во всяком человеке есть червоточина, заметил Чавито, немного успокаиваясь после того, как узнал горькую подробность о себе, вырванную из уст командира. Она, до поры, до времени, незаметна, а случись что, вдруг проступает. И туда забирается гниль. Вот Фабио с нами сколько сражался, больше года, как ни один из интернационалистов.
Кроме меня, заметил Арндт.
Да, прости, кроме тебя, Айгнер. Вот может в нем эта червоточинка и появилась? Я не знаю наверное, но может. Ведь там, сверху, им виднее, что за человек, как он мыслит и что делает.
Что ты несешь, Чавито? взорвался Пистолеро. Сам подумай.
Думаю, Микель. Вот и говорю. Меня же тоже посчитали. Но я свой долг отработал, честно, поблагодарили даже. Кровью смыл.
Мы все кровью его смывали, немного смутившись, отвечал баск. Хотел что-то прибавить, но ни сил, ни желания спорить с Даниэлем не осталось, он молча закинул ящик на плечи и спросил, куда двигаемся дальше. Споров не возникло, отправились у указанный Рафой коридор. Долго шли. Пока неуспокоившийся Чавито снова не вспомнил про историю взросления каталонца. Попросил рассказать уже его о больной теме, о временах мятежа.
Ни слова больше про мясника Марти. Что, не слышал, как его называют? Мясником, да, зло продолжал Рафа. А как иначе? Скольких людей он отправил под нож ни за что.
Но должна же быть черво
Да брось, Чавито, не было и не будет, брали неугодных лично ему или кому-то из его присных. Комиссаров, то есть. Настучали и получили. А как иначе-то эти списки составлялись? По наветам.
Но
Как проскрипции и составлялись, Рафа прав, заметил Лулу, приостанавливаясь и пропуская вперед командира. Брали неугодных, а нам байки сочиняли. Про шпионов, вредителей и все такое. Да откуда у нас столько шпионов? Умом надо понимать, что бред. А велись и охотно. У Советов большой опыт в этом деле, вон, как долго они они весь Союз шерстили, еще с начала тридцатых. Мы тогда только республику объявили, а они начали присматриваться, правильно ли мы ее строим, кто за кем стоит и какие мысли в голове имеет. Да и по приезду в начале гражданской еще и друг на друга стучали, для повышения отчетности. Помните, Серхио как-то обмолвился, что у него мало троцкистов выявлено, и его советские товарищи из-за этого
Но
Как проскрипции и составлялись, Рафа прав, заметил Лулу, приостанавливаясь и пропуская вперед командира. Брали неугодных, а нам байки сочиняли. Про шпионов, вредителей и все такое. Да откуда у нас столько шпионов? Умом надо понимать, что бред. А велись и охотно. У Советов большой опыт в этом деле, вон, как долго они они весь Союз шерстили, еще с начала тридцатых. Мы тогда только республику объявили, а они начали присматриваться, правильно ли мы ее строим, кто за кем стоит и какие мысли в голове имеет. Да и по приезду в начале гражданской еще и друг на друга стучали, для повышения отчетности. Помните, Серхио как-то обмолвился, что у него мало троцкистов выявлено, и его советские товарищи из-за этого
Хватит! одернул Лулу командир. Растрепались. Нам дело надо делать, а не выяснять, что и как было. Последнее дело, к нему собраться надо, подготовиться.
Ты прав, Нандо, согласился Исагирре. Тогда раз Чавито заговорил о последнем долге, дожмем тему. Рафа, ты что скажешь?
Почему я?
А почему нет? Ты начал, сам вспомнил самолет, намекнул что с винтовкой в могилу так и ляжешь, ну, и я все ждал продолжения.
Ах, ну да, простите. Я не такой испанец, как некоторые.
Исагирре не стал спорить.
Ты каталонец. Ваши всегда на подозрении были, да и потом, восстание в позапрошлом году и сейчас еще
Я понял, понял. Но я-то здесь, с вами, а не там, с фалангой. Чего тебе еще надо?
Вот это и хотел узнать. Честно, Рафа, давно хотел выяснить, почему ты и с нами и до конца? Что тебя дернуло не сдаться, не бежать во Францию ту же. Ведь Каталония с давних пор разделена, почему не уйти, вас через границу пропускают свободно. Без содержания в фильтрационном лагере.
Да некуда идти, зло брякнул Тарда. И не к кому. Один. Было б, может ушел, а так и снова тягостное молчание.
Извини, наконец, произнес Лулу.
Ничего. Не думал, что ты скажешь, но ладно, прощаю. Все одно с вами лучше пулю принять он не договорил. Замолчал на какое-то время, позволившее им в тишине двинуться по очередному спуску. Где-то невдалеке шумела вода, но их тоннель, уходивший вниз под углом градусов в пятнадцать, оказался, по счастью, сух. И продолжил, когда все вышли в небольшую, метров двадцать, залу с пробитым потолком. Свет сочился из образовавшегося от авиаудара оконца в самом центре помещения, аккуратного кругляша, похожего на окулюс в римском Пантеоне. Исагирре видел его на картинке в учебнике, но сразу признал схожесть. А затем услышал недовольный голос каталонца.
Ну а ты, студент, что ты можешь рассказать о причинах своего присутствия на нашем марше смерти? губы Рафы чуть-чуть дернулись, должно быть, пытаясь изобразить улыбку, но голос оставался сух и холоден. Кажется, ему самому был неприятен тон, которым он задал вопрос.
Лулу помолчал немного. Откашлялся. Сырой воздух подземелья не давал раздышаться, особенно, под таким весом, который тащил студент. Да и легкие у него с детства слабые, поэтому родители его перевезли на море.
Все просто. Я поступил учиться в мадридский университет. Рассчитывал стать юристом, нам бы это сильно помогло. Денег у нас тогда хватало, это потом вдруг куда-то кончились.
Как и у нас, в свое время, вдруг перебил его каталонец. Мне десять было, когда брат пошел работать. И двенадцать, когда он стал инвалидом
Помолчали.
Я продолжу, произнес негромко Исагирре. Его товарищ кивнул, хотя студент заговорил, не увидев движения головы. Учились мало, больше бастовали и требовали. То мы, то наши преподаватели. Они требовали большей оплаты, мы меньшей. А потом начался мятеж в колониях. И мне деваться оказалось некуда. Я весь в борьбе, а мои
Подожди, так ты из колоний? удивленно спросил Рафа.
Надо чаще со мной разговаривать, много интересного бы узнал, хмыкнув, заметил Лулу. И его попытка посмеяться не удалась. Я родился в Тетуане. С началом Рифской войны, город оказался на границе государства берберов, и мы переехали в Сеуту, на море. У меня легкие слабые, а считается, хотя и не доказано, что морская соль способствует их очищению и укреплению. Там и прожил, пока не поехал поступать в Мадрид. Оттуда узнал о мятеже. И о том, что мои, все мои, немедля присягнули на верность фаланге. Родители меня долго уговаривали, писали письма, я тоже, мы что-то доказывали друг другу, он вздохнул. Так ничего и не доказали. Когда началась гражданская, я пошел защищать республику. Не сразу, меня не хотели принимать поначалу, но ведь у нас ни армии, ни техники, ничего тогда не оказалось, все хапнула хунта. Если б не помощь союзников, не знаю, наверное, сразу бы сдались.