Марш в комнату, паныч! гаркнула на воспитанника Саломея. Ванька, небось, наслушался россказней своего нетрезвого папаши. Спившийся жандарм готовый провокатор.
Иди, Миша, иди, поддержала гувернантку Анна. Когда ворочусь, мы непременно обо всем потолкуем.
Чмокнув дитя в щеку, она направилась к лестнице, кинувши мимолетный взгляд в зеркало. Спустилась на первый этаж и заглянула в кухню, где громыхала посудой розовощекая кухарка Хрыстя.
Что с водой, Христина Павловна? С утра еще не подавали? поинтересовалась и удивленно вскинула брови. О! Да вы нынче в вышиванке!
А как же! По случаю надела, не оборачиваясь, объяснилась грудастая молодуха. Власть-то снова меняется. Поди, уж в десятый раз. А воды от пролетариев разве дождешься? Я спозаранку дала Степану опохмелиться, так он на радостях два ведра из дворницкой притащил.
Может из бакалеи чего надобно принести?
Все в ажуре, пани, заверила Хрыстя и, глянув на Анну, выпучила глаза. А вы чего в пожитки Саломеи вырядились? Власть же в другую сторону меняется.
В Лавру надобно сбегать. Там столько попрошаек.
Так сказали бы мне, кухарка утерла о фартук ладони и похлопала по бокам. Во! Самая модная нынче одёжа. Красные кажись, уходят, а заместо них наши в город придут.
Наши, ваши, выдохнула Анна Яновна. Разве поймешь?
Вы, пани, не надумайте в лаврской бакалее отовариваться. Нечего с тамошними спекулянтами дело иметь. Я завтра на Кловский спуск сбегаю. Там селяне привозят к монастырю молоко и олию с картошкой. У знакомой тетки все задёшево выторгую.
Молча кивнув, Анна отворила парадную дверь. Спустилась с крыльца и, порассудив, повязала голову косынкой:
«Лучше уж сразу надену. Так и в голову не напечет, и прическу не заприметят. А то она и вовсе не подходит к наряду».
Летний день клонился к вечеру, а несносная жара донимала даже в тени. Парило, будто к дождю. На старых каштанах, стоявших караульными шеренгами вдоль всего Бутышева переулка, ни один лист не шелохнулся. Выгоревшая трава на газонах представлялась неживой, будто нарезанной из пергамента. Из-за жары на Никольской не оказалось ни автомобилей, ни бричек, ни одиноких прохожих.
Анна перебежала по раскаленной брусчатке на противоположный тротуар, намереваясь укрыться в тени Аносовского сада. Приостановилась, силясь отдышаться, и стала поправлять косынку. Как вдруг ощутила чей-то пытливый взгляд. Опасливо обернулась и заприметила на ближней аллее военный патруль.
Прыщавый мальчишка-красноармеец важно вышагивал в авангарде, а двое усачей с трехлинейками за плечами, безучастно тащились следом. Сдвинув набекрень фуражку с красным околышем, недоросль заискивающе улыбнулся и повел бровью.
Анна ощутила, как лицо налилось кровью, и выступила испарина на лбу. Потупившись, развернулась на каблуках и засеменила прочь, нашептывая то ли молитву, то ли защитный заговор:
О небо, снизойди! Отведи напасть. Нельзя именно сейчас провалиться. Каково же Мишеньке без меня будет. Не допусти, о небо! А то ведь прицепятся изверги и уволокут в чрезвычайку. За полгода такого в городе натворили! Будто мстят киевлянам за поддержку Скоропадского и помощь Деникину. Мне уж подавно не отвертеться.
Обернувшись, облегченно вздохнула и ускорила шаг. Красноармейцы, не оборачиваясь, удалялись вглубь парковой аллеи.
Во избежание подобных конфузов и дабы обойти стороной вереницу нищих у главных ворот Анна свернула в Лаврский переулок и прошелестела юбкой под аркой Всехсвятительской церкви. Постояла минуту, укрывшись в тени экономического корпуса и удостоверилась, что следом никто не увязался. Потом неспешно прошлась мимо Успенского собора, трапезной палаты и спустилась к Южным воротам. Добравшись, наконец, до прохлады застучала каблуками по дощатому полу галереи, поспешая к ближним пещерам. Миновала площадку западной ротонды и спустилась по каменным ступеням к подножию стены Даниила де Боскета. Обогнула фундамент восточной ротонды и отыскала подходящее место в тени возле верхнего колодца.
После марш-броска волосы под косынкой взмокли, и кофта неприятно липла к спине. Не смотря ни на что, Анну Яновну переполняло чувство окрыленности, граничившее с безмолвным ликованием. Умостившись на каменном парапете в тени столетней липы, она утерлась уголком косынки и вкрадчиво глянула по сторонам.
«Ничего, что заранее примчалась, урезонила сама себя. Зато огляжусь, как следует. Надо бы продумать ход беседы, чтобы на радостях ни о чем не позабыть справиться. Вопросов накопилось тьма-тьмущая! Хоть и празднично на душе, но тревога первой туда закралась. Скребёт, досаждает изо дня в день. Совсем по-иному я представляла себе это тайное назначение. Уж восьмой годок пошел, а развернуться толком не выходит. Словно крот сижу в подземелье и копошусь в истлевших бумагах. Кабы не помощь Саломеи, не видала бы света белого. Поначалу казалось, будто в центре учинили надо мной розыгрыш для проверки смекалистости. Как иначе воспринимать шутовские титулы, средневековые способы связи, допотопные шифрограмоты? Удумали всемогущего и никому не известного Ла̀тыря, коему должно безоговорочно подчиняться. Саму же удостоили паучьего титула. Потом как в страшной сказке превратили в мать-одиночку. Пожелала заполучить объяснения, так куратор куда-то запропастился. Напоследок оборвалась связь с центром. Довелось самой разбираться с бумагами, агентурными цепочками и генеалогическим древом новых родственничков. Хотя уразумела сразу, что Берги из поколения в поклонение были хранителями картотеки и архива «Сети», а титул «Мизгѝрь» передавался меж ними по наследству. «Латырь» другое дело. Сие пафосное прозвище издревле присваивается в нужный момент очередному назначенцу из высшей киевской знати. Он и руководит украинским сектором «Сети». Мизгирь же, то есть я связующее звено меж Латырем и центром организации. Ну а в центре как видно сидят еще те стратеги! Последние указания я получила в разгар мировой войны. Бестолковое содержание шифровки даже Саломею обескуражило. Зачем, к примеру, перелопачивать всю документацию предыдущего Мизгиря и отсылать копии в центр? По всему заметно, что раньше подобное не делалось. Но более всего утомило неведение, от которого хочется выть на луну. Одно утешение Мишенька! И день сегодняшний, которого ждала столько лет. Благо, так и не рискнула связаться с немецкой разведкой, о чем настаивал Латырь в последней шифровке. Ему-то что он невидимка, а меня поставили бы к стенке и вся недолга. Хвала небесам, отвело! Отчего же три года отмалчивался центр? И зачем следовало прибегать к застарелому варианту извещения?».
«Ничего, что заранее примчалась, урезонила сама себя. Зато огляжусь, как следует. Надо бы продумать ход беседы, чтобы на радостях ни о чем не позабыть справиться. Вопросов накопилось тьма-тьмущая! Хоть и празднично на душе, но тревога первой туда закралась. Скребёт, досаждает изо дня в день. Совсем по-иному я представляла себе это тайное назначение. Уж восьмой годок пошел, а развернуться толком не выходит. Словно крот сижу в подземелье и копошусь в истлевших бумагах. Кабы не помощь Саломеи, не видала бы света белого. Поначалу казалось, будто в центре учинили надо мной розыгрыш для проверки смекалистости. Как иначе воспринимать шутовские титулы, средневековые способы связи, допотопные шифрограмоты? Удумали всемогущего и никому не известного Ла̀тыря, коему должно безоговорочно подчиняться. Саму же удостоили паучьего титула. Потом как в страшной сказке превратили в мать-одиночку. Пожелала заполучить объяснения, так куратор куда-то запропастился. Напоследок оборвалась связь с центром. Довелось самой разбираться с бумагами, агентурными цепочками и генеалогическим древом новых родственничков. Хотя уразумела сразу, что Берги из поколения в поклонение были хранителями картотеки и архива «Сети», а титул «Мизгѝрь» передавался меж ними по наследству. «Латырь» другое дело. Сие пафосное прозвище издревле присваивается в нужный момент очередному назначенцу из высшей киевской знати. Он и руководит украинским сектором «Сети». Мизгирь же, то есть я связующее звено меж Латырем и центром организации. Ну а в центре как видно сидят еще те стратеги! Последние указания я получила в разгар мировой войны. Бестолковое содержание шифровки даже Саломею обескуражило. Зачем, к примеру, перелопачивать всю документацию предыдущего Мизгиря и отсылать копии в центр? По всему заметно, что раньше подобное не делалось. Но более всего утомило неведение, от которого хочется выть на луну. Одно утешение Мишенька! И день сегодняшний, которого ждала столько лет. Благо, так и не рискнула связаться с немецкой разведкой, о чем настаивал Латырь в последней шифровке. Ему-то что он невидимка, а меня поставили бы к стенке и вся недолга. Хвала небесам, отвело! Отчего же три года отмалчивался центр? И зачем следовало прибегать к застарелому варианту извещения?».
Накануне вечером в парадную дверь флигеля постучалась сгорбленная нищенка. Выпросила у Хрысти краюху хлеба, а в знак признательности наказала передать барыне картонную иконку. Кухарка исполнила просьбу, а хозяйка с замиранием сердца рассмотрела на обороте условный значок чернильный оттиск летящей птицы. Так и поняла, что период неопределенности и выматывающего ожидания, наконец, закончился.
Согласно инструкции, Анна подержала картонку над пламенем свечи, и вскорости прочла проявившуюся под значком надпись: «Завтра в пять часов пополудни. Верхний колодец у ротонды де Боскета». Далее указывались пароль и отзыв.
Она невольно заулыбалась, припомнив, как обеспокоилась из-за депеши и долго не могла уснуть. Встряхнув головой, засобиралась к колодцу. Намеревалась умыть лицо и утолить жажду, но так и обмерла на месте, услышав за спиной перекатистый баритон:
Не ты ли справлялась о здравии схимника Аввакума?
Обернувшись, оглядела с ног до головы долговязого молодого монаха с жиденькой бородёнкой на скуластом лице и длинными, как у примата, руками. Поднялась и отчеканила отзыв:
Не Аввакума, а Никона.
Удовлетворившись ответом, монах поклонился.
Пойдешь за мной, негромко изрек и покосился в сторону ротонды. Только не сразу, а когда за кусты зайду. По тропке дойдешь до поляны. Там я тебя встречу.
Послушно дождалась, покуда провожатый скрылся из виду. Оглядевшись, подалась следом. У колодца толпились в очереди с полдюжины прихожан, а рядом на парапете примостились двое нищих калек. Анна еще разок огляделась и удостоверилась, что никто не обратил внимания на их беседу с явной конспиративной подоплекой.
Пригибаясь и убирая от лица колючие ветки малины, она пробралась по едва заметной тропе вглубь зарослей. Вскоре набрела на полянку, где ее дожидался монах. Он снова поклонился и указал взглядом на сводчатую арку, темневшую за выступом опорной стены.
Рассмотрев в глубине приоткрытую дверь, Анна протиснулась в прохладный коридор, где довелось приостановиться. Пообвыкнув к темноте, увидела невдалеке тусклое свечение. Прошлась к нему и, приподняв подол, переступила каменный порог. Оказавшись в полутьме тесной комнатушки с нависающим потолком, придирчиво огляделась.