Но Рожера опередил простой воин Лупин, поразивший Бенарвета ударом своего копья.
Эмир, видя что нормандцы одолевают, что уже почти весь его корабль захвачен ими, попытался перепрыгнуть на борт соседней галеры, но тяжело раненный, старый и грузный, он сорвался в воду и утонул под тяжестью своих доспехов.
Ты наказан по Божьему суду, достойной карой, за то оскорбление, которое нанёс Богу! кричал Рожер, глядя на сомкнувшиеся над головой Бенарвета морские волны.
После гибели эмира арабский флот охватила растерянность. Те корабли, что ещё не были захвачены нормандцами, попытались укрыться в гавани, повсюду обстреливаемые и настигаемые.
Жордан, кусая губы, стоял на высоком мысу, глядя на разгром и бегство мусульманского флота. На панику и отчаяние, поднявшуюся в самом городе.
«Ах! Если бы отец, не запретил мне действовать самостоятельно! Если бы он разрешил мне атаковать! Ведь сейчас, самое время ударить по ним отсюда, с суши, и Сиракузы будут наши!».
Но напуганный, прошлым, неудавшимся мятежом, Жордан не рискнул ослушаться отцовой воли, и простоял в бездействии, упустив удачный момент для захвата города.
Началась осада Сиракуз.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Измена, Боэмунд! Измена!
Амико Джовинаццо, слетел с седла почти загнанного коня, во дворе небольшого замка в окрестностях Таранто.
Запальчивый, усталый, потный, грязный и гневный, он подскочил к Боэмунду.
Византийцы захватили Диррахий!
Когда Алексей Комнин, узнал о неожиданной смерти Роберта Гвискара, он воспрянул духом, ощутив, какая огромная тяжесть свалилась с его плеч! И он сразу же направился против тех, кто ещё удерживал в своих руках Диррахий.
Император заслал в город своих лазутчиков и агентов, не скупясь на обещания и подарки! И греки, венецианцы, да и многие из наших, возлагая надежды на щедрое вознаграждение, подняли в городе мятеж, перебив тех, кто противился этому. Но Фортимунд из Розаны, а с ним около сорока рыцарей, предпочли смерть, позорной сдаче в плен! Они укрылись в цитадели. Они отвергли все щедрые посулы имперцев, заманивающих их золотом. Отказались они, и перейти на службу к Византии. Они ждали, до последнего ждали, помощи от герцога Апулии! Но её не было! Цитадель пала, и их всех, всех, кто остался в живых, повесились на стенах крепости! Всех! Повесили! А первым, храброго Фортимунда из Розаны! Это измена, Боэмунд. Измена! И повинен в ней, Рожер Борса!
Глаза Боэмунда гневно сузились. Ведь ему отец доверил земли на Балканах и в Иллирии, и вот теперь, они все потеряны.
Ещё ничего не окончено! Я ещё вернусь, и схвачу Комнина за яйца!
Если они у него есть, тихо так сказал, Гумфрид де Монтегю.
Есть! Я сражался с ним, мы все, сражались с ним, и все мы знаем, что он хороший воин и достойный противник!
Он, враг! Жестокий, подлый, расчётливый и хитрый! К тому же, осторожный, вставил своё слово Бьёрн де Бриан. Там, где не удаётся добиться успеха силой или воинским уменьем, он прибегает к подкупу, маня серебром и золотом.
Но рано было думать о новой войне с Византией. Сперва, надо было упрочнить своё положение здесь, в Южной Италии.
В последние месяцы Боэмунд стал ко всем подозрительным, скрытным, злым и враждебным, не подпуская к себе никого близко, если рядом не было Бьёрна де Бриана. Лишь ему он доверял и полагался на него. Дошло до того, что часто меняя дома, где останавливался, Боэмунд спал не раздеваясь, не снимая кольчуги, не выпуская из рук обнажённого меча. А рядом, на полу у кровати, так же во всеоружии, должен был постоянно бдить Бьёрн. Он не принимал пищу и не пил ничего, в местах где они останавливались, предпочитая покупать съестные припасы в дороге у поселян. Боэмунд издёргался сам, и издёргал этим всех своих окружающих.
Торопясь, уже в сентябре 1085 года, Рожер Борса и Сишельгаита, собрали в Салерно графов и баронов Апулии и Калабрии, где те принесли присягу на верность новому герцогу. Вернее, подтвердили данную ранее, ещё в 1073 году присягу, которую они давали во время «опасной болезни» Роберта Гвискара.
Но принесли её не все. К Боэмунду, во главе своих рыцарей, прибыл всегда недовольный, всегда готовый восстать Готфрид де Конверсано.
Я иду за тобой, Боэмунд! просто сказал он, и Боэмунд осторожно приблизился и пожал своему двоюродному брату руку.
С Амико Джовинаццо пришли остатки армии из Греции, те, кому посчастливилось уцелеть.
К неудовольствию Сишельгаиты и Рожера Борсы, но под давлением баронов, был выпущен на свободу из долгого и мрачного заточения Герман Отвиль[4]. После долгих лет проведённых в темнице, он, тихий и усмирённый, всё-таки не пожелал спокойно сидеть в своих Каннах, и присоединился к Боэмунду.
С Амико Джовинаццо пришли остатки армии из Греции, те, кому посчастливилось уцелеть.
К неудовольствию Сишельгаиты и Рожера Борсы, но под давлением баронов, был выпущен на свободу из долгого и мрачного заточения Герман Отвиль[4]. После долгих лет проведённых в темнице, он, тихий и усмирённый, всё-таки не пожелал спокойно сидеть в своих Каннах, и присоединился к Боэмунду.
Припёрся и униженный Маркус Бриан.
Я не в чести у молодого герцога Ему не нужны слуги, которые ревностно и преданно, долгие годы, служили его отцу. Там сейчас в почёте молодые А меня выгнали как собаку, отобрав всё
Роберт Готский и Гумфрид де Монтегю, носились по окрестностям, вербуя для Боэмунда воинов.
Хакон Немой, чудом выживший в морской битве под Диррахием, отправился на Сицилию, просить у старого Гвилима Спайка лучников, для армии Боэмунда.
Выказал ему свою поддержку и князь Капуи Жордан Дренго, желавший не упустить возможности посеять вражду и смуту в рядах своих сильнейших соперников.
Так постепенно, Боэмунд собирал силы, готовясь кинуть вызов своему единокровному брату Рожеру Борсе, и своей злобной мачехе Сишельгаите.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Сарацины предлагают отпустить всех захваченных ими христианских невольников, томящихся у них в плену. Даже монахинь из Рока-д'Асино. Лишь бы только мы ушли от Сиракуз.
Рожер поморщился и отмахнулся.
Захват территории, этого крупного и богатого города, представляло большую ценность, чем порченные девки, пусть даже представительницы знатных лангобардских и нормандских родов.
Ожесточение с обеих сторон, достигло своего пика, город отчаянно сопротивлялся, ежедневно нормандцы теряли множество воинов под его стенами, но Рожер не собирался отступать.
Дожмём сарацин, и город будет наш!
Господин граф, пизанцы прислали своих послов.
Чего они хотят?
Как всегда, помощи. Этим летом их флот, совершил набег на владения эмира Тамима ибн аль-Муизза[5], разорили многие из его земель, захватили его столицу Кайруан, и осадили самого эмира в высокой башне. Но у них мало сил, чтобы удержать захваченное, и они предлагают вам, стать владетелем этих земель и господином Кайруана.
Что просят взамен?
Торговых льгот и таможенных послаблений для своих торговцев, во всех Ваших владениях.
Это означало, что он, Рожер Отвиль, Великий граф Сицилии, должен был передать всю торговлю на Сицилии в алчные руки купцов Пизы.
Нет! Я никогда не пойду на этот кабальный договор! Передайте пизанским послам, что я обещал эмиру Тамиму свою дружбу, и намерен сохранить данное ему слово.
Ваш племянник, герцог Апулии Рожер Борса, вновь прислал письмо, в котором снова, настойчиво призывает Вас, прибыть в Салерно, для принесения ему присяги и клятвы верности.
Рожер снова поморщился.
А что там, другой мой племянник, Боэмунд?
Носиться как угорелый по Апулии, собирая войско и вербуя сторонников. Сишельгаита обеспокоена. У Жордана Капуанского и Боэмунда есть отличная армия, а у них с Рожером Борсой, только толпы измождённых и уставших скелетов, приковылявших домой из Греции.
Понятно, Сишельгаита будет просить поддержать её сына в борьбе с Боэмундом и князем Капуи Жорданом. Но Рожер не забыл, как Сишельгаита, всегда интриговала против него, как старалась настроить против него Роберта Гвискара, как была недовольна, когда Роберт даровал ему всю Сицилию и титул Великого графа. И ему хотелось, посильнее и побольнее отомстить Сишельгаите.
Отправьте в Салерно ответное письмо приеду, как только падут Сиракузы. Долгая осада, пока задерживает меня здесь. Добавьте ещё, что я всегда был и буду, верным вассалом герцога Апулии. Они могут доверять мне и положиться на меня. Ну и добавьте там, ну всякое иное, в цветастых, почтительных выражениях А что там, в Риме?
Советник Рожера не удивился новому вопросу графа, ведь норманны в Южной Италии и на Сицилии, всё ещё считались вассалами Святого Престола, и от доброты и лояльности к ним папы римского, зависело многое.
Достопочтенный папа римский Григорий VII, перед своей смертью, заявил о четырёх кандидатах, один из которых, наидостойнейший, мог бы стать его приемником. Это архиепископ Гуго Лионский[6], монах-бенедиктинец Одо де Шатильон[7], епископ Лукки Ансельмо II[8] и аббат монастыря Монте-Кассино, Дезидерий. Ваш племянник, герцог Апулии, выдвигает своего кандидата архиепископа Салерно Альфано.