Глава 1.
Директор Космической школы языков, убеленный сединами профессор Виноградов, взглянув на меня, чуть нахмурил густые брови и принялся рыться в бумажках.
Я отсылал резюме с биометрией вашему секретарю, робко сказал я. Еще неделю назад.
Видел, знаю. Погодите, сейчас найду.
И он вытащил из старинной папки «Дело» с мохнатыми завязками черно-белые распечатки. Моя прекрасная голограмма, на которой я себе так нравился, превратилась в пятно, где нос неотличим от уха, а тело похоже на Сатурн со всеми его кольцами.
Работаю по старинке, не доверяю всем этим летучим окнам, ворчливо сказал профессор. Итак, юноша, вы окончили Лингвистический университет в 2112 году. И что вы делали два года после выпуска?
Занимался исследованиями, бодро сказал я, лихорадочно думая, установлен ли в офисе школы дистанционный полиграф.
Нет, сказанное мной не было совсем уж откровенной ложью. Я исследовал. Исследовал возможности зарабатывать на жизнь, не сильно при этом утруждаясь. Сначала я открыл сетевой магазин по продаже цефеанских ротовых слизней для очистки языка и десен. Быстро прогорел. Потом организовал лотерею, главным призом в которой был стул-эвакуатор моего собственного изобретения. Я так и не понял, почему не нашлось желающих им завладеть. Мой стул был способен анализировать уровень тревоги владельца и в случае опасности первым удирал из помещения. По его поведению можно было понять, стоит ли спасаться или можно еще немного попить чай. Я с трудом продал три лотерейных билета их все купил сосед, в благодарность за то, что я подтянул его брата по космолингве и спас от отчисления из Института биотехнологий, довольно престижного заведения, куда попадали немногие. Я сам туда не попал, если что.
Когда подходил к концу второй год моего сидения дома, отец поставил на холодильник код и отсек меня от питания. Я взял себя в руки, постригся, сходил в голографический салон и сделал приличный снимок, после чего сел составлять резюме. Вышло небогато. Пока я уныло менял формулировки, всплыло окно рекламы: «Горящие вакансии в Космическую школу языков. Если вы молоды, полны сил и хотите установить настоящий контакт с инопланетянами, спешите к нам!» Я и поспешил.
Дребезжащий голос профессора Виноградова вернул меня к реальности.
У вас профильное образование, это плюс. Вы проходили практику преподавания языков?
Да, на седьмом курсе. У меня высший балл за конспект урока.
А с инопланетянами имели дело?
Нет, только с людьми.
Юноша, сказал профессор Виноградов. Вы понимаете, что наша школа визитная карточка человечества? Мы не просто учим инопланетян связной речи. Мы открываем им окно на Землю! Это священная миссия, возложенная на нас президентом!
Дальше он еще много чего сказал, но я уже понимал: меня возьмут. С кадрами у школы было плохо. С тех пор как карманные конверторы речи подешевели, интерес инопланетян к изучению человеческих языков упал. Школы начали разоряться одна за другой, сохранились только те, которые жили на правительственные дотации. А потом из-за неверного перевода чуть не случилась война между Землей и Проксимой-3, после чего появилась идея переоборудовать под школы старые туристические космолайнеры и облетать обитаемые планеты, завлекая клиентов с близкого расстояния. Ко всему прочему на таких кораблях работали неплохие спа-салоны. Языковой бизнес оживился. Стало не хватать хороших учителей, а потом даже средних и плохих. Дошло до того, что языки инопланетянам преподавали все кому не лень. Теперь не лень стало и мне, а я, на минуточку, дипломированный переводчик с центаврианского и нозеанского. Правда, со словарем. Зато в совершенстве владею космолингвой.
Пока я делал вид, что слушаю профессора, а профессор делал вид, что говорит важные вещи, вошла секретарша и сказала:
К вам Ульдмаар Секундус. С ним толстожал.
В наморднике? заволновался профессор.
Секретарша неуверенно кивнула.
Тогда пустите. А вы, тут профессор опять посмотрел на меня и соединил брови в одну непрерывную линию собирайте чемодан. Катер школы будет ждать вас в космопорту «Бородино». Старт завтра, в шесть. Полетим вместе. Учебный план вам перешлют по почте, извольте ознакомиться.
А зарплата? спросил я. С зарплатой-то что?
Профессор укоризненного покачал головой:
Преподавание языков это священная миссия
Стойте! Про миссию я уже слышал. Она ведь оплачивается, верно?
Верно. Но вы должны понимать, что в нашем деле работают энтузиасты, которые живут языком, дышат им.
А чем они питаются?
Питание за счет школы, торопливо сказал профессор. Плюс сто кредитов за каждый проведенный урок.
Сколько? спросил я, не веря своим ушам. Нет, спасибо, я лучше пойду.
Стойте! Сто кредитов это начинающим, а вам положим, двести пятьдесят. И возможность перехода через год в административный состав, там оклад десять тысяч. Не все на Земле такие деньги получают.
«Да уж, не все», подумал я, а вслух сказал:
Уговорили. До встречи, профессор!
На выходе я столкнулся нос к носу с молодым центаврианином, который катил за собой на биоверевке огромную тушу толстожала. При виде меня толстожал откинул дыхательную крышку и впрыснул в воздух слабый нейропаралитик. А я взял и не отравился, потому что с утра принял на всякий случай три таблетки антидота. Мама беспокоилась, что я могу надышаться в приемной школы инопланетных газов, и пыталась скормить мне все содержимое нашего аптечного ящичка. Я уговорил ее выбрать что-то одно и, как ни странно, оно пригодилось!
Ты простить мной животныя, послышался пропущенный через речевой конвертер голос центаврианина. Быть голоден, потом сушь. Нервический полюс незнакомства.
Да ничего, ничего, сказал я, отступая к двери и не выпуская тварь из поля зрения. Обычно после распрыскивания яда толстожал выстреливает в жертву парой-тройкой забрюшных игл. Но в этот раз обошлось, и я сумел выбраться из офиса целым и невредимым. Вообще давно шла речь о том, чтобы запретить центаврианам привозить на Землю толстожалов, на этой почве шли мощные распри в Галанете. Многие, и я в том числе, считали, что пора уже начать ущемлять права инопланетян, хотя бы в отношении выгула опасных питомцев.
Дома я открыл файл с учебным планом и немного приободрился. Мне предстояло вести уроки человеческой культуры в группах инопланетян, уже немного владеющих космолингвой. Двадцать голосовых часов в неделю, шесть на контрольные работы, в конце зачет. Я должен рассказать про освоение людьми космоса, про национальные обычаи Доминиона и обязательно разучить песню на выбор из списка. В моей группе было трое гуманоидов центаврианка, альдебарранец и цефеанин, а также четверо негуманоидов маточный рой шуршунов из системы Проциона, ретро-хордовый шар с Бетельгейзе, полууксовый волножитель и гигантская бактерия с Проксимы-3. Я уже их боялся. Особенно волножителя об этих существах мало что известно, и видны они только в специальных очках, которые преподавателям не полагались.
Подготовка первого, пробного урока заняла у меня остаток дня. Вещи я собирал в страшной спешке. Впрочем, что мне могло понадобиться на космолайнере? Три комплекта одежды, самоочищающееся белье, гигиенический набор, пульсопланшет все это уместилось в небольшой рюкзак. Последним я сунул слегка плешивый глобус на деревянной подставке. Украшу им преподавательскую каюту.
Уже на катере я вспомнил о том, что не попрощался с Катей. Мы вроде как пробовали встречаться, но после провала лотереи она стала реже звонить, а потом и вовсе пропала на несколько недель. Вот она удивится, когда я ей пошлю голограмму с моего нового места работы! Может, поймет наконец, что у меня большие перспективы.
Подлетая к космолайнеру «Богатырь Микула Селянинович», катер заложил крутой вираж, и я больно ударился лбом об иллюминатор, в который смотрел безотрывно, потому что сидящий рядом профессор Виноградов уже битый час трещал про важность транслингвистической экстраполяции и метаязыковой дистинкции. В студенческие годы я прогуливал теоретические дисциплины все равно чушь несусветная. Практика куда важней. Да и вообще, чем больше умных слов, тем меньше смысла. Думаю, с таким подходом из меня получится незанудный учитель языка.
По прилету меня взял в оборот менеджер Николай, юркий парень с повадками уличного зазывалы, который показал мне учительскую каюту, аудиторию, звуковые тренажеры, столовую, кинозал, спа-отсек и святая святых туалет для инопланетян. В столовой я мельком увидел капитана, грузного мужчину неопределенных лет. Он наслаждался ужином в окружении помощников и что-то вещал, размахивая вибровилкой, на которую был насажен центаврианский лжеарбуз, деликатес, поедаемый живьем. Лжеарбуз шевелил усиками и пытался сбежать. Помощник капитана слегка придерживал его мизинцем, дожидаясь, пока шеф перейдет от слов к делу. Я напрягся. Если тут подают к столу такое, долго я не протяну. У меня стойкая аллергия на инопланетные продукты. Да я только от одного их вида покрываюсь сыпью! Дурак я, дурак! Надо было взять с собой запас тушенки.