А кровоподтёки на лице? Была драка?
Вполне возможно. Думаю, ответ даст милиция. Но с Ларионовым я ещё не созванивался. Ждал вашего приезда.
И никто ничего не видел? Не слышал?
Малышев отрицательно качнул головой.
Ценности пропали?
Вы имеете в виду личные вещи?
Именно.
Да, пропали. Портфель. Хороший портфель. Тёмно-коричневого цвета. С двумя замками. Стилизация под крокодиловую кожу. Объёмный. С тремя отделениями. Василию Трифоновичу его из ГДР привезли, кто-то из знакомых. Часы «Сейко», импортные, с серебряным браслетом. Кошелёк с деньгами
Денег было много?
Старший лейтенант Козлов утверждает, что в тот день Василий Трифонович при себе имел не более пятидесяти рублей.
Кто такой Козлов?
Руководитель отдела связи. Секретарь партийной организации управления.
Лейтенант и секретарь? удивился Глебский.
Демократия, отозвался нехотя Малышев. Всё по Уставу.
Что ж, бывает. Раз вы его сами выбрали. А откуда старшему лейтенанту Козлову известно о деньгах?
Козлов и Иванов делали совместные покупки в нашем буфете, неторопливо ответил Малышев.
И вообще майор вёл себя спокойно и невозмутимо. Подполковник тут же отметил сей факт и занёс его в свою «книжку памяти».
Пятьдесят рублей? Неплохая сумма, вновь послышался голос Хохлова. Хватит не только погулять, а ещё и дня три хорошо похмеляться.
На этот раз Малышев был вынужден согласиться с капитаном.
Ладушки Андрей Сергеевич приподнялся со стула. Что Иванов обычно носил в портфеле?
Да кто ж его знает? Может бумаги. А может, продукты.
Убитый имел привычку брать документы домой? Следователь тут же ухватился за последние слова майора.
Не могу знать! Малышев замялся. Лично я никогда не видел, чтобы он что-то выносил из кабинета. А так
Секретарь что говорит? Впрочем, ладно, сам с ним чуть позже пообщаюсь. Почему Иванов покинул управление в первом часу ночи? Это в связи с последними событиями?
Да нет. Товарищ полковник постоянно уезжал со службы последним. Говорил, московская привычка.
Глебскому о данной привычке было хорошо известно. Она зародилась в чиновничьем аппарате столицы ещё при Сталине. Вождь любил работать по ночам. Того же требовал и от подчинённых.
У нас в тот день, между тем продолжал Малышев, была вечерняя «летучка». Почти до 22.30. Разъехались часов в одиннадцать. Он, судя по всему, задержался.
Ну да, если его харчевали в буфете, то здесь не только ночевать, жить можно. Пирожки небось с капустой покупал?
Сомневаюсь. Малышев слегка улыбнулся. Майор с трудом мог себе представить вальяжного, пахнущего дорогим одеколоном Иванова с общепитовским пирожком в руке. В буфет в тот день балык завезли. А по поводу пирожков Я ни разу не видел, чтобы Василий Трифонович питался в буфете.
Ого! воскликнул из своего угла капитан. Балычок! Шикарно живёте!
Впервые за четыре года, что я здесь служу. Малышеву не нравилось, какое направление начинает принимать разговор. А ещё более ему не нравился выскочка капитан. А так нам выделяют то, что полагается. Как всем.
Глебский взял в руки пальто, принялся одеваться.
Портфель, естественно, не нашли? утвердительно спросил подполковник.
Так точно!
Сосед, обнаруживший тело, милицию вызвал сразу? Или повременил?
Как только убедился в том, что Василий Трифонович мёртвый лежит.
Лежал, товарищ майор. Лежал. Теперь для Иванова всё существует только в прошлом времени. Привыкайте. Милиция поставила в известность военную прокуратуру, что приняла дело на себя?
Да.
Молодцы, тяжело выдохнул Глебский. Шустро. А по поводу ваших действий, майор, слов у меня нет. Погибает наш сотрудник, ваш непосредственный начальник, а вы об этом узнаёте в самую последнюю очередь, подполковник развёл руками. Просто нет слов!
Выходит, так, вынужден был согласиться Малышев.
Подполковник тяжёлым, размашистым движением наконец натянул на себя пальто.
Оперативно, ничего не скажешь. Глебский слегка прищурил глаза. Хотя, с другой стороны Чёрт его знает: может, так оно и лучше.
Майор спрятал взгляд в пол: пойди, пойми этого москвича То плохо, то тут же хорошо
А Глебский принялся расшифровать свои слова:
Мы ведь, товарищ Малышев, как понимаете, прибыли не только для того, чтобы искать убийцу, или убийц. Точнее, не так. Поиск убийцы для нас сопутствующее мероприятие, связанное с выяснением, имела ли место утечка информации из нашего ведомства. И это главное. А уже после или, если хотите, параллельно выяснить, не стала ли данная утечка информации причиной гибели полковника Иванова. Так что, нам даже на руку, что обстоятельства сложились именно таким образом. Пусть милиция и прокуратура роют. Пока. Они на своей территории, а потому быстрее раскрутят. Глебский принялся прятать шарф за полы пальто. Но это вовсе не означает, что мы им позволим довести следствие до логического конца. Как только появится необходимость, «дело» нужно будет изъять. А такая необходимость, поверьте мне, появится. Андрей Сергеевич застегнулся на все пуговицы. Не сомневайтесь.
Малышев и не сомневался. Расследование могло выбросить кучу мусора, в котором менты принялись бы ковыряться с превеликим удовольствием. И если бы они копнули чуть глубже, то головы бы полетели во всех направлениях. Независимо: винно или безвинно. По слухам, покойный Иванов, находясь в должности секретаря Московского горкома партии, был приближён к Шелепину[4], от чего и пострадал. Впрочем, ему ещё повезло: отделался «ссылкой» в Благовещенск.
«Могло быть и хуже, подумал майор. Впрочем, а в чём, собственно, повезло? Малышев незаметно провёл языком по пересохшим губам. В чём отделался? В том, что стал покойником? Майор снял с вешалки шапку. Полнейшее везение! К тому же теперь на нём, на трупе, могут сыграть. Там, в столице, во всю ивановскую идёт грызня между Министерством внутренних дел и конторой: кто сильнее и более необходим для власти? А тут покойничек, да ещё какой! Пальчики оближешь: целый начальник областного управления КГБ!»
Пока Малышев стоял перед зеркалом, Глебский нетерпеливо покачивался с пятки на носок, заложив руки за спину.
Кстати, УВД у вас тут далеко? Может, позвонить этому вашему Ларионову? Предупредить?
Майор в сердцах мысленно матюкнулся (достал москвич со своими амбициями!), прошёл к телефонному аппарату, набрал номер и вскоре сообщил, что начальник милиции ждёт их.
А милиция находится в квартале от нас, тут же уточнил Малышев. Машину сейчас подадут.
Глебский вскинул левую руку, посмотрел на часы.
Александр Константинович, а что если мы с вами пройдёмся? А? По морозцу? Сколько тут ходьбы? Десять минут? Отлично! Заодно пообщаемся. Мои людишки тем временем отвезут вещи в гостиницу. Как, согласны? И ещё. Распорядитесь, чтобы нам ваши сотрудники немедленно подготовили всю информацию. В полном объёме. Так сказать, по первому требованию.
Но
Если вас что-то смущает, майор, свяжитесь с Москвой. Глебский первым направился к двери. И не стесняйтесь, Александр Константинович. Всё в интересах дела.
Из дневника сотрудника Амурского областного
управления государственной безопасности
старшего лейтенанта Проклова В.В.
16 октября 1966 года
«двигатели бронекатера взревели, и мы отошли от невысокого, деревянного причала. Со стороны реки Благовещенск выглядит очень даже пристойно. Высокая бетонная набережная спасает город, как мне рассказали, в период сильных летних паводков, во время которых и Амур, и Зея, подпитывающая основную водную артерию Дальнего Востока, набирают мощь после снежной зимы и проливных дождей и дружно обе выходят из привычных берегов. Но сейчас река Амур спокойна, готовится к зиме, а потому берег утопает не в воде, а в желтизне кустов и деревьев. Вдоль всей набережной стоят здания. И прошлого века и века нынешнего. Гармонично.
Что-то на лирику потянуло. Это мой первый взгляд на Благовещенск со стороны. Признаться, пессимистичный. Прочитал вышенаписанное, и появилось желание стереть. Слова получились чужие, книжные. Жаль, невозможно. Впрочем, пусть будет, как есть.
Командиром катера оказался капитан-лейтенант Левашов Егор Иванович. Мужик лет тридцати. Крепкий. И как говорят про таких, кряжистый. Тщательно выбритое лицо у него постоянно светилось. Едва мы вышли на середину реки, он тут же тронул меня за рукав и указал в сторону Благовещенска:
Смотрите. Вон гостиница «Амур». Здание второго треста «Амурстроя». Роддом. Погранзастава. Наши казармы. Спиртзавод. О, площадь Ленина. Вон, смотрите! Где бетонная лестница спускается к пляжу, мы зимой горку ставим. Ледяную. Рука пограничника указывала на вышеназванные объекты. Ещё одна гостиница. «Юбилейка». Новостройка. Ресторан там шикарный! в голосе капитан-лейтенанта прозвучала гордость.
А я ничего интересного не увидел. Здание, как здание. Ну, пять этажей, стекло, бетон. Плоская крыша с громаднейшей, неоновой надписью: «Юбилейная». Таких домов в Москве пруд пруди. Нашли, чем удивить.
А капитан продолжал визуальную экскурсию:
Смотрите чуть дальше: здание пединститута. Моя жена там на физмате училась. Сейчас в первой школе математику ведет Речное училище Судоверфь
Честно говоря, мне всё это было неинтересно. Терпеть не могу, когда, к примеру, прихожу в музей или на выставку живописи и мне начинают читать лекцию. И никто не спрашивает, интересно мне слушать или нет. А, может, я пришёл просто посмотреть на всё своими глазами. Именно своими, а не чужими. Так и тут. Я бы, может, и дальше бы любовался городом, но Егор Иванович так достал меня своими речами и постоянным дёрганьем за рукав, что я плюнул на всё и отвернулся в противоположную сторону.